Поступок.
Пять человек смотрели как по дороге из бетонных плит, к ним приближался автокран. Серый день только начался. Солнце, мутным пятном пробивалось из-за облаков. Мастер, широко расставив ноги, механически жевал спичку, остальные шмыгали носами и курили. Кран медленно полз, осторожно выбирая дорогу и всё равно умудрялся проваливаться в ямы, вздрагивая всем своим многотонным телом.
- Опять этот ебанат едет… - мастер выплюнул спичку, - Пошли готовить.
Бригада молча двинула следом. Последним подпрыгивал кругленький человечек. В оранжевом сигнальном жилете, в оранжевой каске и грязных кирзовых сапогах.
- Шама, давай, блядь, быстрее… - мастер явно недолюбливал Шаму.
Мастер осмотрел площадку как генерал осматривал бы поле предстоящей битвы.
- С чего начнём? - заискивающе спросил длинный как жердь стропальщик.
- Вон с тех блоков…
- Может на потом их? Там проушины все загнуты, нужно ломом отжимать… или кувалдой…
- Так принеси!
Стропаль метнулся к бытовке, где хранилось всякое барахло.
Кран уже выруливал на территорию и мастер махнул рукой, показывая куда вставать.
Бригада деловито принялась подкладывать под упоры деревянные плашки. Крановой встал на позицию, закурил в кабине и равнодушно ждал.
- Шама, давай быстрее… Что ты опять ебёшь вола!
Шама дёрнулся и ускорился в профессиональной суете. Его мысли и руки жили в разных временных поясах. Руки делали привычную работу, а в голове в который раз крутилось лицо жены. За два дня, до начала вахты она ушла к любовнику, бросив ему на прощание ворох обвинений, смысл которых был настолько нелеп и чужд его, Шамовской, логике, что до сих пор он, в который раз разбирая услышанное, не мог ничего понять. Он чувствовал, что гоняя всё это в голове, танцует на краю ямы, но дальше он думать боялся. Так же как боялся принять последний шаг.
- Шама!
Крик мастера выдернул его из другой стороны реальности. Хотя есть ли у реальности сторона, обратная сиюминутной хуйне, называемой реальностью.
- Шама! Ты обкурился? Ты меня на нерв проверяешь? - мастер, казалось, даже потерялся от такого явного игнорирования его авторитета.
Авторитет, вкупе с субординацией - краеугольный камень нормы выработки, а норма выработки - премия, которая важнее всего. Важнее, даже, техники безопасности…
Как же Шама бесил мастера. Вот этой вот своей тупизной, медлительностью…
Мастер этого не любил. А любил он, когда дома, в Ростове, вернувшись с вахты, он мог позволить себе то, что соседи не могли... и ещё голубцы. Его жена крутила охуенные голубцы…
Мастер вспомнил эти голубцы и в который раз подумал, что он делает тут, на богом забытом севере… если бы не газ и нефть, только ненцы пасли бы тут своих ебучих оленей и нихуя, нихуяшеньки тут бы не было, ни сто лет, ни тыщу…
А вот теперь они ковыряются тут, делая абсолютно бессмысленную на первый взгляд работу и тупея день ото дня, ждут конца вахты, чтобы вернувшись в Ростов позволить себе то, что не могут соседи, и ещё голубцы… ёбаные голубцы…
Когда всё пошло не так, никто так и не понял. То ли крановой слишком качнул стрелой, то ли Шама завафлил в сторону и не отсёк, когда четырёхтонная плита пошла на него слишком быстро. То ли этот ебучий север захотел, чтобы случилось так, как случилось…
- Шама, блядь! - мастер дёрнулся быстрее своего крика.
И тут же несколько глоток заорало крановому, вылупившему от ужаса глаза, в своей сраной кабине:
- Подымай! Подымай, ёбаный ты мудак!
И как то, как всегда это бывает в хоре, кто-то один тонким голосом пустил петуха:
- Вира!
Крановой дёрнул наверх, но блядская проушина, и так державшаяся на соплях, вылетела к хуям с таким протяжным хрустом, что даже заглушила стоны корчащегося на земле Шамы. Повиснув на трёх стропах, плита пошла гулять, раскачивая стрелу.
“Пиздец” - пронеслось у мастера в голове “Сейчас ещё и кран ляжет”.
Он пробежал под этим раскачивающимся адским маятником, схватил за шиворот лежащего Шаму и поволок в сторону. Вокруг врассыпную летели стропаля.
- Кидай! Кидай, блядь нахуй! - мастер развернулся к кабине и орал крановому.
Крановой дал по рычагам и плита пошла вниз. Как только она коснулась земли всё успокоилось.
Шама с рукой, как осьминожье щупальце, лежал и тихо стонал.
- Что у тебя? - мастер попытался расстегнуть куртку, но отпрянул, как только понял, что в рукаве до которого он дотронулся, вместо руки было что-то, что уже рукой называться никак не могло.
- Шама, что ж ты, дурак такой… что ж ты наделал?
В здоровой руке у Шамы был зажат рыжий котенок.
Свешников А.Н.