По законам военного времени (Главы 24,25)
Крушение эшелона
С окончанием войны разный приезжий народ из Кизела начал разъезжаться. В июне-июле 1945 уехали уже многие из эвакуированных.
В августе в Киев отправился большой эшелон с семьями работников станкостроительного завода. Эшелон состоял из сорока крытых товарных вагонов, в каждом из которых разместились по 3 или больше семей со всем домашним скарбом.
Несчастье, случившееся с этим эшелоном, трудно себе вообразить, а те, кто видел его со стороны, никогда не забудут.
Железнодорожный путь со станции Кизел в сторону Перми шёл на подъём, это был длинный, пологий «тягун». Я не знаю по какой причине точно, мы пользовались лишь разными слухами, на третьем или четвёртом километре от станции состав вдруг отцепился от электровоза… наверное, какие-то минуты он стоял на месте, а потом потихоньку двинулся назад. Наверное, была возможность со стороны поездной бригады догнать, удаляющийся состав и на ходу восстановить сцепку. К несчастью, этого не произошло.
Состав без локомотива, всё ускоряя и ускоряя ход под конец уже летел как бешеный назад на станцию. Можно себе представить чувства людей, ехавших в этом поезде! Скорее всего, в самом начале никто не придал значения тому, что вагоны вдруг двинулись назад — путь закрыт или ещё что-нибудь. Но когда скорость угрожающе возросла — прыгать было уже поздно. Несколько человек всё же рискнули, но или разбились насмерть, или жестоко покалечились.
Рассказывали, что одна женщина завернула ребёнка в подушки и одеяла, завязала и выбросила свёрток. Ребёнок остался жив и невредим.
На станции, после отхода эшелона произвели маневры и на главный путь поставили вагоны с суперфосфатом. И вот на эти вагоны, на невиданной на железных дорогах скорости, налетел оторвавшийся от локомотива состав с людьми.
Вагоны входили друг в друга, как спичечные коробки, нагромождение их в высоту оборвало и замкнуло провода электрической тяги, всё это происходило в белых тучах суперфосфата.
Грохот привлёк к себе внимание всего города. С нашего угора картина была видна как на ладони. Жуткий интерес толкал нас рассмотреть происшествие ближе и мы бросились туда. Того, что мы там насмотрелись, мне хватило, чтобы до сих пор содрогаться от увиденного, столько там было человеческого мяса.
Живых в вагонах не осталось никого. Выжили двое сильно покалеченных из тех, кто выпрыгнул на ходу и ребёнок, завёрнутый в подушки.
Рассказывали, что составитель поезда, которого обвинили в некачественной сцепке сошел с ума, не дождавшись суда.
Караваевы уезжают из Кизела
Вскоре после этого происшествия уехали в Молдавию наши старшие родственники — Караваевы и Ермаковы. Всё-таки они были смелые люди! Не боялись искать от хорошего — лучшего. Они первыми проторили дорогу из нашей вятской деревни в Кизел. В Кизеле, на наш взгляд, им жилось куда как неплохо, если сравнивать с нами. И вот, на тебе! Захотели жить на благодатном юге, среди фруктов и винограда. А ведь ехали в разорённую войной национальную республику. Надо сказать, что ехали они, конечно, не наобум.
Вместе с дядей Мишей и дядей Ваней работал на шахте молдаванин с русской фамилией Борис Богачёв. Они дружили и Борис много рассказывал о своей Молдавии. После окончания войны он уехал на родину, а наши поехали не сразу, а попросили его написать, можно ли там купить дома, устроиться на работу. В тех местах прошла война и Борис сам не знал, что там творится. Жил он в небольшом городке Дрокии. Вскоре написал, что разрушений в городе мало, дом купить можно, указал цены, работы хватает.
Узнав всё это, наши родственники твёрдо решили ехать. Они продали свои дома. У Караваевых дом и усадебные постройки были добротные, продали за 25 тысяч. А купил у них дом старик-нищий, всю войну просидевший на краю тротуара у плотины. У него были длинные сивые волосы, такая же сивая борода и он производил впечатление глубокого старца. Сидел неподвижно с утра до вечера, ничего не просил, не протягивал руку, не выставлял напоказ свои физические увечья, как это делали все другие нищие. Он только молча наклонял непокрытую в любую погоду голову, когда в лежащую рядом шапку сыпалась мелочь. Да и место он выбрал необычное — не на рынке, не возле магазина, где обычно пристраивались нищие, а на плотине. Очень тонким психологом оказался этот старик. Впрочем, после того, как он купил у Караваевых дом, оказалось, что не такой уж он и старик. Он подрезал волосы, выровнял бороду и принялся за хозяйство.
Много было тогда разговоров об этом «нищем».
Караваевы с Ермаковыми наняли крытый товарный вагон, погрузили в него всё, вплоть до последнего ржавого гвоздя, сколотили в вагоне нары на пять человек и уехали. Мы проводили их с грустью, мне было жаль расставаться со своим другом Юркой, да и стариков я любил. Петька в это время работал на заводе, ему скоро надо было призываться на военную службу и его в Молдавию военкомат не отпустил.
Жизнь показала, что уехав в Молдавию, наши родственники не ошиблись, там они прожили в благодатном климате и хорошем достатке много лет, чего в Кизиле ожидать было трудно. Здесь тётя Фрося, например, сильно задыхалась, еле ходила на подъём по своей улице, а в Молдавии она благополучно дожила до 83 лет.
Я побывал у них в Дрокии впервые в 1953 году, потом был наездами ещё несколько раз. Так и не пришлось мне больше увидеться с Юркой, потому что в первый мой приезд в Молдавию он служил в армии, а потом он переехал в Киев и приезжал к родителям не раз, но встретиться нам не случилось.
Молдавия. Дрокия 1953 г.
