Первая любовь (Эй, толстый!). Все тот же седьмой день
Это была именно Зоя – та самая телка, вернее, тетка, которая назначила жирному свидание. Та, из-за которой он, собственно, и влип во все эти приключения. Та, которая обещала жирному нечто волнительное и никогда им в жизни не испытанное, и об этом обещании Саня не мог не помнить.
Но дело было даже не в обещании! Просто в этом кровожадном аду, в котором вдруг оказался жирный Саня, Зоя представилась ему спасительной соломинкой.
Жирному сил нет, как захотелось не обнять, не поцеловать ее, а повиснуть на ней. Еще в седьмом, а то и в девятом классе жирный вис на папе и маме. Это был необоримый и порицаемый инстинкт. Саня и сам не знал, что значило это его повисание на людях. Наверное, что-то вроде того, что жизнь и так тяжела, а мне так лень по ней волочиться, потащите вы меня немножко, чтобы от меня ничего не зависело.
И, в общем-то, все к тому и шло.
Зоя бросилась к Сане, схватила его побитую рожу в свои аккуратные ладони.
– Что они с тобой сделали? Даниил! Милый! Что это?!
– Я не Даниил! – отчаянно возмутился жирный. Было от чего: Даниилом представился Глист. Это с кем она его перепутала?
– Подожди, ты у нас… Александр! Точно!
«Ну, ни фига себе у нее склероз!» – подумал жирный. Но потом еще подумал, что если Зоя прорвалась сквозь все это массовое побоище, то еще и не так память может отшибить. Простим ей.
– Саша, Сашенька! Посмотри на меня! – сказала Зоя.
Жирного, в общем-то, и просить было не надо. Он с надеждой, мольбой, невыносимо телячьим взглядом посмотрел на Зою. Щелк! В глаза сверкнула вспышка. По ходу Зоя его сфотографировала.
– Изверги! Палачи! Они у нас поплатятся, Саша! – говорила Зоя, что-то с огромной скоростью набивая на айфоне.
Набив сообщение, Зоя решительно и даже живописно нажала указательным пальцем кнопку «Enter». Выглядело так, будто она насекомое давила. Закончив, Зоя отчего-то просияла. А потом вдруг заорала на хипстера и телок, как настоящая училка:
– А вы чего тут расселись? Видите, человеку плохо? Спросить у него надо, как ему помочь. Сидите тут, бакланите!
Соседи наезда не ожидали, но смутились. Потому что Зоя была старше их и, судя по всему, права. Девки тут же облепили его и стали спрашивать:
– Ой, чем же тебе помочь? Ты как себя чувствуешь, Даниил? То есть, Александр!
– Не переживай, Саша! – авторитетно заявила Зоя. – Подавится кровавый режим нами с тобой.
Вдруг у нее зазвонил телефон. И глаза Зои загорелись ведьмовским светом.
– Началось! – сказала она. В голосе слышалось торжество. Она приняла звонок: – Да, Мэри! Привет! Дело обычное, протестное. Да… Он со мной… Да, шел в гей-колонне. Зверски избит. Дать ему трубку?
«Это они обо мне, что ли, разговаривают?» – удивился жирный. И не успел он толком даже опомниться, как Зоя протянула ему трубку:
– Александр, это тебя!
– Алё, – бесстрастно, как это всегда бывало с ним в моменты крайнего волнения, сказал жирный.
– Здравствуˊйте! – проквакал в трубке старушечий голос с явным иностранным акцентом. – Это Мэри, «Нью-Йорк Таймс». Как ви сеˊбя чувствуˊете?
– Э… эээ… – мучительно давился жирный словами. Как ему сказать, что он напуган, что он в шоке, что ему обещали дать поебаться, но пока занимаются какой-то ерундой?
– Александр в шоке! – прокричала Зоя.
– Правдаˊ ли, что колонна гей-активистов, в котороˊй ви протеˊстовали, подверглаˊсь напаˊдению?
– Ы… – давился Саня словами.
– На нем места живого нет! – задорно выкликнула Зоя.
– Вас пыˊтали? Кто вас пыˊтал?
– Ё.
– Они не представлялись. Александр боится говорить об этом. Он очень запуган.
– Где вашаˊ сеˊмья? – интересовалась Мэри. – Вы с нимиˊ связалиˊсь?
– У меня телефона нет, – кажется, у жирного стали получаться членораздельные слова.
– Отобрали телефон! – бодро поддакнула Зоя.
– Что им переˊдать?
«Через «Нью-Йорк таймс»? – удивился жирный. – А что им передавать?»
– Ничего, – сказал жирный.
– Почеˊму?
– Ну, я в конфликте с родителями, – объяснил жирный. – Поссорился с ними. Они меня из дома выгоняют.
– Вау! – сказала журналистка. – Этоˊ из-за вашеˊй ориентациˊя?
– Что? – затупил жирный.
А Зоя радостно закричала:
– Да-да, Мэри!
– Гениˊально! – сказала журналистка. – Поˊка, ребятаˊ, удачиˊ вам!
И отключилась.
– Зачем я «Нью-Йорк таймс»? – ошарашенно спросил жирный у Зои.
– Да что там «Нью-Йорк Таймс»! Ты сейчас станешь мировой знаменитостью, поросеночек! – воскликнула Зоя.
На какое-то время жирный лишился дара речи и погрузился в прострацию.
***
Первые ощущения в статусе мировой суперзнаменитости были отвратительны. Это что же – о том, что ему пизды вломили на этом гей-параде, теперь весь мир узнает? Да ну нахуй! Может быть, не надо? Как потом в институт ходить? А родители что скажут, блять?! А Глист вот ржать будет! Может, уже начал.
– Эгей! А в Твиттере-то у нас уже за полторы тыщи лайков, – сказала Зоя. – И 486 перепостов.
Жирный выхватил у нее телефон, вгрызся взглядом в экран.
«Со мной в автозаке находится гей-активист Александр, которого пытала полиция», – прочел он.
И его, жирного, разбитое, окровавленное ебало.
– А… а… ы…
Все слова скомкались в глотке, исчезли. Страх снова обрел плоть, стал подкожным существом, заметался, задрожал. И Саня вместе с ним.
– Я помню, что тебе обещала… – прошептала ему на ухо Зоя. – И я выполню свое обещание. Я отсосу у тебя. Мы получим грант под тебя, грантище, сладкий. Мы пойдем в ресторан, в лучший кабак. Мы будем есть на золоте. А потом я залезу под стол, под роскошную скатерть, расстегну тебе штаны, достану твоего дружка и хорошенько его приласкаю. Договорились?
Жирный закивал, разбрызгивая пот и стесняясь этого.
– Но сейчас у нас будет несколько неприятных минут, надо их перетерпеть.
Саню словно вышвырнуло из рая, где гурия Зоя сосала ему под роскошной, похожей на тот балдахин из борделя, скатертью в тоскливую казенную преисподнюю. Едет-то он – в тюрьму! Или куда там? Саня в этом не разбирался и не интересовался. Это было слишком страшно для него. А теперь вот он туда ехал. Да еще в статусе гей-активиста. Известного на весь мир притом. Этого ведь не скроешь.
– Б-б-блядь! – застонал Саня. – Не надо, пожалуйста!
– О, «Нью-Йорк таймс» дала, – сообщила Зоя, которая, утешая Саню, умудрялась еще и посматривать в телефон. – В твиттере у них уже есть. Все, Александр, ты звезда!
«Пиздец тебе, Саня!» – жутким колоколом звучало в мозгу. Пусть Саня сейчас проснется, а этого кошмара в его жизни не будет! Пусть он даже отпизженным на улице лежит, но только, сука, не это!
– Да никто тебе ничего не сделает! – убеждала Зоя. – Расслабься, веди себя достойно! Ты мировая знаменитость, как «Пусси Райот»!
– Нет! Нет! – пропитанный страхом пот разлетался по внутренностям «бобика». – За что меня? Я же только… Я не хотел… Мама!.. Я в Крекшино хочу!
– Все тебе будет, и мама, и Крекшино, – Зоя гладила его по голове.
Но в жирном зрел, закипал ужас. Булькал тлетворными пузырями в несчастном брюхе, которому суждено теперь сильно съежиться на казенной баланде.
– Тебя же никто не пугал еще, что ты ссышь? – снова замурлыкала Зоя. – Трусишка! Никто тебе ничего не сделает, расслабься. Ты улыбаться должен, а не трястись от ужаса. Соберись, тряпка!
– Слышь, чувак, можно мы с тобой сфоткаемся? – обратился к жирному граффитист. – Почетно, отвечаю.
Жирный беспомощно обернулся к Зое. Та, горя глазами, кивнула: конечно, мол, почетно.
– Ну, давайте! – промямлил жирный.
– Улыбнуться его давайте заставим, – сказала Зоя. – Это же герой дня. Лицо с обложки «Нью-Йорк таймс», а к вечеру и всех мировых изданий. Улыбайся, Александр!
Саня все еще трясся. Легче не становилось. Ужас был как волны. Но хуже всего то, что волны эти переворачивали все у него внутри.
– Улыбайся, скажи «сыр»! – ластились к Сане чувихи. И толстуха, и винишко, и селедка, и даже «Анджелина Джоли».
Сане бы радоваться, но его замутило. Буря ужаса, обреченности, которая бушевала в его желудке, вдруг нашла выход на поверхность. И эту бурю было уже бесполезно останавливать.
Когда грохнуло, пленники «бобика» настороженно переглянулись.
– Стреляют, что ли? – сказала Зоя.
А потом стала задыхаться. Потому что в дело вступила вонь.
– Что это? – еще успела простонать Зоя.
По «бобику» разлилась гороховая волна – несомненный туз. Это, как понял жирный, был удар экстрасилы. Возможно, тот самый смертельный бздех, секретом которого владеют только истинные мастера. И вот, получается, жирный достиг мастерства и развил сверхспособность. И случилось это в момент величайшего ужаса.
Зловоние не просто резало глаза, оно их выедало. Оно словно впивалось в кожу острыми мелкими коготками. Девчонки зажимали ладонями лица. Одна из них блевала. Еще одна явно теряла сознание. Катался по полу бобика хипстер, бормоча:
– Чувак, что же ты делаешь, чувак?..
А Зоя лихорадочно что-то печатала в айфоне. Жирный видел, что именно: «Прямо сейчас гея-активиста и правозащитников пытают химоружием», – недрогнувшим пальцем писала Зоя.
Новая волна ужаса хлынула из жирного. И, увы, вырвалась на волю.
И вот тут-то стало плохо всем. Пассажиры «бобика» стали напоминать героев старого фильма «Вспомнить все», со Шварценеггером. Когда они на Марс попадают, и у них от вакуума вылезают глаза из орбит.
Телефон Зои пищал и разрывался. Но никто уже не мог ни ответить на звонки, ни просмотреть оповещалки.
«Бобик» вдруг остановился. Снаружи послышался топот ног. Двери стали открываться и, наконец, открылись. За дверями был шумный перекресток. Кажется, рядом с Белорусским вокзалом.
– Что здесь происходит? – спросил один из ментов. – Какое, нахуй, химорууу…
И тут его переломило пополам. Он стал блевать. Другой мент позеленел и зашатался.
– Буэ… буэ… – только и говорил он. Что-то липкое текло по его подбородку, а взгляд остекленел.
Оппозиционеры вываливались из «бобика» и ползли прочь. Идти ни у кого не было сил.
Последним из «бобика» вывалился жирный. Наверное, в силу закономерности того, что свое говно меньше пахнет, он еще мог ходить. Но сейчас его словно бы вел автопилот.
К нему подбежало еще два, а может и три, мента. И Саня произвел залп. На его противников словно налетел ураган. Они тоже стали задыхаться, один упал, еще один закашлялся, а третий (значит, все-таки трое их было) закрыл лицо одной ладонью, а другой тер глаза.
«Я действительно открыл в себе сверхспособность», – думал жирный.
Он шел прямо через Тверскую, напролом, игнорируя поток движения. Он шутя перекрывал сразу всю бензиновую вонь. А автомобили гудели, ревели, мигали фарами. Задыхались и кашляли водители.
Улица приветствовала короля.
А король, великий мастер, шел в облаке своих сверхспособностей.
Открывшийся перед ним грядущий жизненный путь пугал, но и манил. Наверное, надо было его пройти.
И это еще не конец