О странностях восприятия некоторых романсов⁠⁠

Многие помнят, как в годы перестройки стал популярен романс Вертинского "То, что я должен сказать". Тогда он ассоциировался у людей с войной в Афганистане. Борис Гребенщиков исполнил ее в 1987 году, и с тех пор кто только ее не перепел.

Я не знаю, зачем и кому это нужно,

Кто послал их на смерть недрожавшей рукой,

Только так беспощадно, так зло и ненужно

Опустили их в вечный покой.

Осторожные зрители молча кутались в шубы,

И какая-то женщина с искаженным лицом

Целовала покойника в посиневшие губы

И швырнула в священника обручальным кольцом.

Закидали их елками, замесили их грязью

И пошли по домам, под шумок толковать,

Что пора положить бы конец безобразию,

Что и так уже скоро мы начнем голодать.

Но никто не додумался просто стать на колени

И сказать этим мальчикам, что в бездарной стране

Даже светлые подвиги - это только ступени

В бесконечные пропасти к недоступной весне!

Я не знаю, зачем и кому это нужно,

Кто послал их на смерть недрожавшей рукой,

Только так беспощадно, так зло и ненужно

Опустили их в вечный покой.

Событие, под впечатлением от которого Вертинский написал эти строки, можно датировать совершенно точно — Москва, 13 (26 по н. ст.) ноября 1917 года. Именно в тот день в церкви Большого Вознесения у Никитских ворот, состоялось то самое отпевание.

Похороны белогвардейцев около нынешнего метро "Сокол". 13 ноября 1917 года

Процедуру отпевания возглавлял митрополит Евлогий (Георгиевский), которого попросил об этом новоизбранный (за неделю до этого) патриарх Тихон. Вот как в своей книге «Путь моей жизни» (Париж, 1947 год) вспоминает тот день митрополит Евлогий:

"Помню тяжёлую картину этого отпевания. Рядами стоят открытые гробы… Весь храм заставлен ими, только в середине — проход. А в гробах покоятся, — словно срезанные цветы, — молодые, красивые, только что расцветающие жизни: юнкера, студенты… У дорогих останков толпятся матери, сёстры, невесты… В надгробном «слове» я указал на злую иронию судьбы: молодёжь, которая домогалась политической свободы, так горячо и жертвенно за неё боролась, готова была даже на акты террора, — пала первая жертвой осуществившейся мечты…

Похороны были в ужасную погоду. Ветер, мокрый снег, слякоть… Все прилегающие к церкви улицы были забиты народом. Это были народные похороны. Гробы несли на руках добровольцы из толпы…"

Я не знаю, зачем и кому это нужно,

Кто послал их на смерть недрожавшей рукой,..

Кто послал юнкеров на смерть, кстати, хорошо известно. Отпором большевистским отрядам руководили в Москве городской голова Вадим Руднев и командующий войсками Московского военного округа полковник Константин Рябцев.

Вадим Викторович Руднев — российский политический деятель; член партии социалистов-революционеров. С 11 июля 1917 года по октябрь 1917 — городской голова Москвы.

Константин Иванович Рябцев - русский военачальник, полковник русской армии (1917), правый эсер. В октябре 1917 года — командующий войсками Московского округа и участник сопротивления вооружённому восстанию большевиков в Москве.

Вадим Руднев покинул Россию в самый разгар Гражданской войны; он умер во Франции вскоре после её оккупации нацистской Германией.

Константин Рябцев, отсидев три недели в тюрьме, был отпущен большевиками на свободу и через некоторое время оказался в Харькове, где занимался журналистской работой в местных изданиях. В июне 1919 года, в ходе широкого наступления на Москву, Харьков был занят частями Добровольческой армии под командованием генерал-лейтенанта Владимира Зеноновича Май-Маевского — того самого «его превосходительства», у которого был известный по советскому фильму «адъютант».  Константин Рябцев был арестован контрразведкой и примерно месяц спустя убит «при попытке к бегству»…

Итак, юнкеров хоронили за городом, на Братском мемориальном кладбище жертв мировой войны. За три дня до этого в братских могилах у Кремлевской стены были похоронены убитые в ходе того же восстания красногвардейцы и рабочие. И там тоже были гробы, молодые, красивые, матери, сестры. Но в этом романсе о них не вспоминают.

Похороны красноармейцев на Красной площади, погибших при взятии Кремля.

10 ноября 1917 года

Вертинских присутствовал на других похоронах и сопереживал другой стороне.

В конце 1917 года, когда Александр Вертинский писал эти строки, всё происходящее вокруг, действительно, могло «осторожным зрителям» показаться всего лишь досадным «безобразием». Люди, еще недавно приветствовавшие Февральскую революцию, искренне недоумевали, что все идет не так, как им хотелось.

Вот как описывал состояние русской интеллигенции после Февраля 1917 года Константин Паустовский:

"В большинстве своем интеллигенция растерялась - великая, гуманная русская интеллигенция, детище Пушкина и Герцена, Толстого и Чехова. С непреложностью выяснилось, что она умела создавать высокие духовные ценности, но была за редкими исключениями беспомощна в деле создания государственности.

Русская культура выросла главным образом в борьбе за свободу с самодержавным строем. В этой борьбе оттачивалась мысль, воспитывались высокие чувства и гражданское мужество.

Старый строй рухнул. Вместо того чтобы сеять в народе хрестоматийное "разумное, доброе, вечное", надо было немедленно своими руками создать новые формы жизни, надо было умело управлять вконец запущенной и необъятной страной.

Смутное, почти нереальное состояние страны не могло длиться долго. Жизнь народа требовала ясности цели, точного приложения труда. Оказалось, что утверждение справедливости и свободы требует черной работы и даже жестокости. Оказалось, что эти вещи не рождаются сами под звон кимвалов и восхищенные клики сограждан.

Таковы были первые уроки революции. Такова была первая встреча русской интеллигенции лицом к лицу с ее идеалами.

Это была горькая чаша. Она не миновала никого. Сильные духом выпили ее и остались с народом, слабые - или выродились, или погибли.

Так входила страна в грозную и длительную эпоху создания новой гражданственности".

Созданный Вертинским романс прекрасно иллюстрирует это состояние. И какой-то жгучий стыд, и страшное разочарование, и обида, и отчаянная попытка «сделать красивую мину» всепонимания при полном непонимании происходящего — всё это выразилось в заключительной строфе стихотворения Александра Вертинского:

И никто не додумался просто стать на колени

И сказать этим мальчикам, что в бездарной стране

Даже светлые подвиги — это только ступени

В бесконечные пропасти к недоступной весне!

«Бездарная страна»,  — это излюбленная тема разочарованной в собственном народе русской либеральной интеллигенции, проходящая буквально красной нитью через десятилетия.

Так что совсем не удивительно, что романс так пришелся ко двору в конце 80-х. "Бездарная страна" - это нужно было обязательно выделить голосом, всепонимающе и многозначительно. Вставать на колени и каяться, каяться...

Похоже, такой реакции не ожидал даже сам Гребенщиков.

Реплика БГ на открытии арт-рок парада "Асса", 1988:

"Одна вещь, которую хотелось бы сказать, по поводу специально московской публики... Москва, вы знаете, - единственный город в Советском Союзе, где при словах "бездарная страна" аплодируют. За что же вы так землю нашу-то не любите, товарищи? Что же вы так рады? Понимаете ли дело в том, что страна не виновата... Виноваты мы - мы вероятно мало что-то делаем. Понимаете, эта страна наша. Не чья-то - не дяди и тети, которые нами руководят - а наша..."

Основные тезисы (не все) позаимствованы здесь:

http://www.ytime.com.ua/ru/55/1467/17/

Реплика БГ:

http://www.vilavi.ru/pod/vert/vert.shtml