"Нева"⁠⁠

Небольшой сельский магазин, середины 80х годов.

Взгромоздив на прилавок безразмерный бюст, томится и скучает продавщица Татьяна, иногда, лениво отгоняя мух. Душный воздух пропитан целым букетом всевозможных запахов, характерных только «сельмагам»,  хозяйственного мыла, ржавой селедки в старой бочке, растительного масла. Я уже давно всё купил, собирался уходить, но оторвать взгляд от сверкающей выхлопной трубы новенького мотоцикла "Минск", с аккуратным ценником в 380 рублей, никак не мог.

Хрипло простонала входная дверь, явив местного алкоголика Григория, проследовавшего с траурным, печальным видом к прилавку.

-Даже и не начинай, лучше уходи, сразу!- вместо приветствия, затарахтела Татьяна и добавляет еще громче, - зараза!

Мутный взгляд Григория блуждает по пустой полке, ранее уставленной алкоголем, а сейчас опустошенной «сухим законом», лицо его еще больше багровеет. Долго возится в карманах, высыпает содержимое на железную чашу огромных синих весов. Татьяна не считая мелочь, сгребает и высыпает ее в ящик стола.

Узкому кругу посвященных, синеватых лиц давно известно, что Татьяна приторговывает из под «полы» в разлив «Экстрой».

- Тут и на столовую ложку не хватит, слышишь!?

- А мне и не надо, дай этих, как их, "Неву".

- Чего, какую тебе еще ниву?

- Лезвия! "Нева", - и ткнул пальцем в стекло витрины, где лежала среди иголок, наперстков и ниток, синяя коробочка.

-О!? Давно пора тебе харю побрить или за ум взялся?

- Угу, взялся, ждите, - принимая лезвия, затрясшимися руками промычал Григорий, - лучше налей , пока по-доброму прошу.

- Я те сейчас одобрю, - привычно хватаясь за швабру и угрожающе выпятив грудную артиллерию, привстала Татьяна.

- Издохну у тебя тут сейчас, ежели не нальешь! - пятясь задом, отступает Григорий, - понаедут менты, следаки и ОБХСС, тебе –то это надо?!

- Дохни поразит, я тебе сейчас шваброй сама помогу… .

Но Григорий быстро шуршит обертками лезвий, складывает их в стопочку и на глазах ошалевшей Татьяны, кладет в рот.

В мертвой тишине отчетливо слышен хруст, скрежет ломаемого зубами металла, даже мухи перестают жужжать в магазине. Он тщательно прожевывает лезвия, делает несколько глотательных движений, выпячивает из орбит глаза и тянет трясущуюся руку к Татьяне, при этом показывая пустой, окровавленный рот. Недвусмысленными жестами показывая, что надо срочно запить водкой всё это дело, а иначе смерть.

Татьяна с белым, как мел лицом, не отрывая взгляд от Григория, словно под гипнозом, на ощупь наполняет граненый двухсот граммовый стакан и отдает ему. Тот с жадностью осушает его и …уходит, помахав на прощанье рукой.

Прямо из горла продавщица делает несколько жадных глотков, словно воду пьет водку…

- Суки! Что ни день, то новые фокусы! – икнув, плачущим голосом говорит она.

Григорий, конечно же умер, как и все его товарищи того времени, но не от лезвий, ему в пьяной драке проломил голову топором собутыльник, в плену белой горячки, но это было спустя 10 лет. А мне до сих пор не понятно, проглотил он их (лезвия) тогда или нет…?