Муренокоммунизм 2023 №10
Иван ненавидел свою работу. Ненавидел улыбаться всему этому самодовольному, тупому, но почему то богатому скоту. Ненавидел благодарить за копеечные чаевые, которые ему иногда бросали словно собаке.
Наплевав на гордость он ползал, собирая монетки, мятые купюры, разлетающиеся по лестничной площадке, а скот смотрел на это и ржал. Скоту было весело, его жизнь была беззаботной, обеспеченной кошельками и должностями родителей.
У Ивана тоже были родители. Отец алкаш, который приходил домой не с работы, а с ближайшего отделения полиции, куда его запихивали с завидной регулярностью. Мать, рано постаревшая, но ударившаяся в форменное бл... Красила своё вечно недовольное лицо, натягивала потасканное шмотьё и бежала к очередному "настоящему мужику". Иногда пропадала неделями, Иван втайне надеялся, что когда нибудь она не придёт вовсе.
Казалось бы живи да радуйся оставшись один в пропахшей клопами и блевотиной квартире, но нет. Набежала родня из деревенских, толстая, потная, шумная. Вся эта толпа постоянно находилась в квартире и гадила, гадила, гадила.
Для них в порядке вещей было шариться по его комнате, выворачивать карманы, брать понравившиеся вещи. Включать по вечерам музыку и горланить тупые песни, мешая ему спать.
Как же он их всех ненавидел.
Единственной отдушиной для него был интернет. Он общался, заводил друзей, участвовал в рейдах борд... Интернет был для него тем клапаном, который стравливал постоянно растущее внутреннее давление.
В интернете он и познакомился с ней. Бледной, хрупкой девушкой с большими голубыми глазами в простеньком свитере с пандой. Она была такой же бедной как он и поэтому между ними никогда не возникало никаких неловких ситуаций. Он ничего не мог ей предложить, а она со своей стороны ничего от него не требовала.
Это можно было бы назвать счастьем...
Если бы их не разделяли три тысячи километров.
Он начал копить на билет, берег каждую копейку... Стал брать больше заказов, метался по всему городу с большим рюкзаком "Индекс.Еды" и унижался перед каждым, кто мог заплатить хоть на рубль больше. У него появилась цель.
Но цены росли быстрее, чем он успевал заработать. Ему приходилось платить за интернет, коммунальные услуги и электричество, чтобы не оборвалась единственная ниточка, связывающая его с любимой.
Никого не заботило что он поел сегодня и что собирается есть завтра. За однажды взятый из холодильника бутерброд тётка устроила такую истерику, что он зарекся раз и навсегда заходить на кухню. Есть приходилось на улице. Урывками, тайком.
Прошло три года и он понял, что не успевает.
Когда они в очередной раз беседовали по скайпу прямо при нём мать его девушки грубо отчитала её, что она "якшается с каким то нищебродом" вместо того, чтобы лечь под сына соседа, который "вот вот будет работать в прокуратуре с их то зарплатами"
Он не показал виду, но это задело его, уязвило его самолюбие, поставило под сомнение его самооценку. Он стал хмур, закрыт и мрачен. В голове кто то гадкий задавал ему один и тот же вопрос:
"Что ты можешь дать ей?"
— Любовь.
— Не смеши мои копыта. Любовью не оплатишь счета, любовью не заправишь машину. Ах да, у тебя даже машины нет, а если б даже был шанс купить какое то ржавое ведро, то у тебя нет денег на водительские права. А где вы будете жить? В этом твоём клоповнике, чтобы и она жила с этим безграмотным скотом, терпела унижения от "родственников"? Или может быть у неё? Готов ли ты к тому, что тебя будет ненавидеть вся её родня, ведь ты, твоя нищета перечеркнет и их надежды на сытое будущее. Ведь она не ляжет под этого сынка соседа, все планы превратятся в прах ИЗ-ЗА ТЕБЯ.
Он сжимал кулаки до белизны в костяшках, но голос был прав.
Голос был абсолютно прав.
Понемногу он стал отдаляться от неё, она — от него. Их всех заставляли, принуждали к несчастной судьбе обстоятельства, на которые они никак не могли повлиять.
— Выгоню! — кричала её мать.
— Выгоню! — хрипел в алкогольной злобе его отец.
Любовь, счастье — это всё для богатых, а ему уготована вечная судьба раба, обслуживающего их прихоти.
Раб не должен отвлекаться от работы, так считала Система.
Раб не должен быть умным, иначе ему не понравится его рабское положение.
Так считала Система.
Раб не должен иметь накоплений, иначе это позволит ему не работать, прервать бесконечный цикл погони за бумагой, остановиться и подумать над своим положением.
Так считала Система.
Система была рациональна. Она царствовала веками, вознося и охраняя покой одних и втаптывая в грязь других. Методы её были отшлифованы до идеального состояния. Где нужно она обманывала, где нужно она создавала для бесправных рабов иллюзию свободы, а где нужно она действовала дубинками, слезоточивым газом и автозаками.
Она казалась незыблемой.
Все, и находящиеся внизу иерархической пирамиды и находящиеся на вершине Олимпа были уверены — этот порядок будет всегда. Правила не изменить. Иное не просто невозможно, но даже кощунственно.
Он и сам бывало посмеивался над "тупыми коммиглистами".
Причем ни разу не задавая себе вопроса "А почему я против?"
Он посмеивался и писал "Совок развалился" потому что это было модно, это было привычно, это вызывало одобрение толпы. Так писало большинство, а он что — рыжий?
Посмеиваться над идеалистами для него как и для многих стало неким обьединяющим началом, почти что верой. Это можно было бы назвать и сектой, ибо были и свои лозунги, свои обьекты поклонения в виде смешных картинок и стереотипичных изображений социалистов. И самое главное — была слепая уверенность в том, что ИНАЧЕ ЖИТЬ НЕЛЬЗЯ. Невозможно.
Утверждавшие обратное высмеивались им так рьяно и с таким усердием как будто какая то организация капиталистов платила ему за это зарплату. Но нет, он сам им, капиталистам, владельцам электросетевых и прочих компаний, платил за возможность разрушать чужие "иллюзии" посредством Сети. И он разрушал, растаптывал любые аргументы и любые доводы, какими разумными и логичными они бы не были, то прикидываясь дурачком, не понимающим очевидного, то ссылаясь на СССР и то, что "обязательно всё будет плохо, всех загонят в лагеря".
На лагеря он ссылался особенно часто даже тогда, когда ему недвусмысленно аргументировали, что его страна и без того сейчас — один большой лагерь.
Он прикреплял в ответ одну из шаблонных картинок и сидел довольный, упиваясь тем, как ловко он поставил на место очередного "комми".
Поставил на рабское место раба, который попытался с этого рабского места сойти. Бесплатно выполнил работу надзирателя, пресек зарождающуюся угрозу Системе. Точно так же как каждый день другие пресекали эту угрозу Системе исходящую от него, когда он пытался выбраться с социального дна. Пытался изменить порядок вещей не глобально, а всего лишь частно из банального желания лучше жить.
Женщина из отдела кадров, которая отфутболила его, корпевшего весь год за учебниками, чтобы на должность "сел" кто то из знакомых не по знанию, но по блату; его работодатель, который вешал на Ивана абсурдные штрафы, чтобы отобрать у него честно заработанные деньги и купить себе наконец очередное кредитное ведро, мужик, который однажды отобрал у него все деньги на улице.
Все они каждый день, не задумываясь, помогали Системе втаптывать Ивана в грязь, охраняя нерушимость раз и навсегда заведенного Порядка.
Порядка в котором Иван и подобные ему были обречены влачить нищенское существование только потому что им не повезло родиться из "правильной пиз..." как мрачно шутил иногда его отец.
День шёл за днём, одни серые будни сменяли другие...
Цель, однажды поставленная им потускнела.
Он уже не вспоминал о мечте, избегал писать Ей.
Боялся услышать вопрос "Когда?"
Однажды она ему даже позвонила, но он отключил телефон и сменил симку.
Система отняла у него самое дорогое, но таким образом, что в случившемся он винил только самого себя.
Он не заметил как начал пить. Затем курить.
Однажды он вздрогнул взглянув в зеркало и осознав как же становится похож на отца.
Только у него уже не было своей семьи и возможности её завести. Его мать сошлась с его отцом во времена того самого "гнилого" Совка, при котором женщины или были не такими гипертрофированно меркантильными или были ограничены в технологиях поиска того, кому продать своё тело подороже.
Так чтобы на всю жизнь.
Однажды он проснулся от того, что в квартире стоял шум и гам.
Деревенская родня возбужденно кричала, множество шкафов было открыто, извлекались бесчисленные сумки, тетка и её муж спешно одевались так как будто опаздывали на самолет, вылет которого обьявили минуту назад.
— Больше сумок бери, остолоп! — вопила тётка на своего пузатого супруга, — Надо хапнуть пока не отменили!
Что хапнуть и что могут отменить Иван так и не понял, но внимание его привлек сидящий на кухне отец, который сидел в окружении батареи бутылок самого разнообразного бухла и закуси. Сидел и курил, смотря в окно на зарождающийся рассвет. На лице его блуждала странная улыбка...
Хлопнула входная дверь, лишь торопливый топот двух пар ног ещё был слышен. Потом хлопнула дверь подьезда и всё стихло.
— Будешь? — отец подвинул в его сторону тарелку с тонко нарезанной бужениной.
— Ограбил кого? — Иван присел за стол.
Что то шевельнулось в нем, какая то жалость, потревожило воспоминания, где отец ещё молодой и красивый играет с ним, таким маленьким и беззащитным. Смеется, о чем то говорит. Кажется, о светлом будущем их страны, которое они обязательно построят. Нужно только потерпеть. И конечно же хорошо поработать.
Наверняка его посадят на год или два за это пойло и за эту самую буженину.
— Откуда это всё? — задал Иван мучающий его вопрос.
Пусть скажет, что подхалтурил на какого нибудь богача, пусть скажет. Только бы не остаться один на один со всем этим деревенским скотом.
Отец лишь мотнул головой и полез в карман.
— Смотри, сопля, — и припечатал к столешнице белую карту с яркой красной звездой по центру.
— "Кредит!" — с ужасом осознал Иван.
Он взял кредит, а отдавать нечем! Значит придут к ним в квартиру суровые мужики с истеричными бабами в погонах и будут забирать все вещи, которые приглянутся.
А то и их самих выкинут в какую нибудь общагу, а квартиру с таким трудом нажитую (полученную во время того самого ненавистного Совка)...
Отберут!
— Что ты наделал! — закричал Иван, — Нас же теперь как... Как...
Он запнулся, не находя слов.
— Уймись, сопля, — важно ответил отец, пряча карту в карман, — Всё схвачено.
— Да что схвачено? Что схвачено? Ты! Ты... — у Ивана всё клокотало внутри, он был готов задушить эту пьяную падаль, которая разом уничтожила призрачный шанс тихо прожить свою жизнь хотя бы с минимальным комфортом.
Отец просто взял пульт и включил телевизор.
— "... новой экономической политики. Администрация Санкт-Петерсбурга призывает граждан к спокойствию и просит воздержаться от актов вандализма и насилия любого рода. В город введены дополнительные подразделения гвардии и полки внутренних войск для поддержания порядка... — сообщила миленького вида дикторша, — А теперь к мировым новостям. Введение новых правил пограничного контроля и провозглашение Президентом страны декрета номер четырнадцать восемнадцать вызвало панику на всех мировых биржах. Курсы рубля и акций отечественных компаний упали до рекордного исторического минимума. Впрочем, они нас больше и не заботят, — диктор улыбнулась, поправив значок в виде красной звезды на лацкане пиджака.
Отец выключил телевизор.
— Коммунизм, сынок. Наступил.
И хряпнул тут же стопочку, закряхтел тяжело, вытащил из блюдца ломтик сыра, со знанием дела занюхал.
Иван стоял у подьезда и смолил одну сигарету за другой. Всё ещё не веря собственным глазам он достал из кармана принесенную отцом обычную банковскую карту какие видел сотни раз.
Эта отличалась только тем, что была белой и с красной звездой. С оттиском номера по нижнему краю.
Ощупал. Всё происходящее до сих пор казалось ему если не какой нибудь глупой шуткой то сном. Вот вот он проснется у себя в кровати, а всё вокруг как всегда.
Где то хлопнул одиночный выстрел. В ответ ему зло застрекотали автоматы, а потом рявкнул отрывисто пулемёт.
— Кто сильнее, тот и прав, — сказал кто то рядом.
Иван повернулся на голос и увидел соседа, живущего этажом ниже. Насколько Иван знал, тот был криминальным авторитетом. А может быть просто хотел, чтобы его считали таковым.
Сейчас он стоял на улице в домашнем халате, шлепанцах на босу ногу и щурился от внезапно яркого солнечного света.
— Кто сильнее, тот и прав, — снова повторил сосед и неожиданно улыбнулся Ивану, — Держи, малой. Пользуйся.
Сказав это он вложил в ладонь растерянного парня брелок с ключами, блеснувший в свете утреннего солнца логотипом БМВ и ушел, насвистывая.
Иван случайно надавил на кнопку и бежевая иномарка преданно мигнула фарами.
Иван быстро воровато докурил и наскоро забычковав сигарету, бросил окурок в мусорку.
Он знал куда поедет сегодня.
Он поедет за своим Счастьем.
