ЛУЧШИЙ ОХРАННИК ВЕСНЫ
Есть люди, которых охранники огорчают. То досмотреть пытаются в магазине без причины. То ещё во что интимное влезть. Знаю, что работа охранника нужна и полезна, по задумке. Иногда даже наша безопасность от них зависит — не говоря уж о таком святом деле, как старушку с забытым бубликом у кассы поймать, чтоб обыскать её с наслаждением, словно она — депутат и порнозвезда, в одном флаконе. А есть охранники совсем другого рода: наполняющие мир смехом, когда их пощекочешь хворостиной в нужном месте.
У меня самого хороший друг охранником подрабатывал, пока писал книжки, которые в топ столичных издательств потом попали. Друг, правда, автостоянку охранял. Никого не обижал, кроссворды до зевоты разгадывал. И ещё автовладельцам улыбался. А улыбка у друга хорошая — ясная такая, солнечная. Любили охранника на автостоянке. Никакому в голову мысль про хворостину не приходила. Огорчались люди, когда уволился друг, в связи с успехом написанных им книжек.
Вчера в Бескудниково поесть я захотел. Зашёл в супермаркет, а там закусочная известного бренда из трёх букв — ногами торгует. Не в смысле стриптиза — а, в смысле, куриными ногами. Вроде, не центр Москвы это наше Бескудниково, но очередь в забегаловке у кассы чудовищная. И практически не движется. Плюнул я, пошёл в магазин.
Купил себе творожок, йогурт, сок да ложку с пластиковым стаканчиком. Вышел на улицу, где закусочная зонтиков над столиками навтыкала. Мест свободных полно — очередь же всё никак. Сел я, откупорил творожок, на солнышко тёплое щурюсь довольно. Предвкушаю.
Вдруг слева выныривает из солнечных зайчиков мужчина лет сорока. В костюме и при галстуке. Высокий такой, плечистый, коротко выстриженный. Пахать на таком — а он Александра Родионовича Бородача в Бескудниково изображает. Красавец, в общем. "Роман Николаевич" на бирке напечатано.
И обращается ко мне этот Роман Николаевич, как только я первую ложку с творожком ко рту подношу, с просьбой покинуть столик. Потому как у них не положено откушивать принесённое с собой. А исключительно только проданное в их цивилизованной закусочной из трёх букв.
Я человек добрый и незлобливый. Тем более — солнышко, весна, всё такое... "Уходите, — говорю вполголоса, — дражайший Роман Николаевич. Я творожком балуюсь. Не до Вас мне, голубчик, уж простите великодушно". Не унимается "Бородач", стоит над душой и глупости рассказывает. Я же ем себе и поясняю между ложками, что документов на аренду территории моего города, на которой я имею честь сидеть, у забегаловки наверняка нету. Потому я тут питаюсь спокойно, никого не трогаю, и питаться буду впредь. Тем более, мест свободных больше, чем занятых. Мой город, говорю. Мой творожок, моя весна. Хорошо же. И Вы с миром идите, пусть Вам тоже будет хорошо. И закусочной вашей пусть тоже будет хорошо, мира ей, процветания и свежих ног. Не понимает здоровяк. Пытается аппетит мне испортить. Гадости всякие неприличные высказывает, например: "Не застрянет у Вас кусок в горле оттого, что Вы на нашем стуле-то сидите?"
Хамства я вообще не люблю, но тут история совсем другая напрашивалась. Чего расстраиваться, когда такая забава сама плывёт в невода? В общем, отложил я ложку с творожком. Взял в кулак стакан с соком. Приосанился эдак на стуле с наслаждением, взглянул с великодушной улыбкой на стоящего в полупоклоне ко мне Романа Николаевича. И заговорил с ним уже хорошо поставленным голосом. Не то, чтоб очень громко заговорил — а эдак весомо, неспешно, с доброю купеческою улыбкой, как в Академическом Малом театре:
— Дражайший Роман Николаевич, — говорю, — Люблю я вкушать, чтоб меня при том ещё и развлекали душевно. Извольте продолжать. Забавно весьма у Вас выходит. Нечаянная радость в весенний день. Давайте же, голубчик, повеселите нас. Что у Вас там ещё припасено? Ну-ка?
Народ вокруг оборачивается на Романа нашего Николаевича. Улыбается. Детишки с шариками воздушными хихикают. Всем становится интересно, настроение у всех поднимается выше. А до Романа Николаевича начинает доходить — что-то вдруг стало не так. Не как привычно, а совсем навыворот и потешно. Пока извилины изумлённо поскрипывали, я сок попивал и вместе с доброй публикой актёра-дебютанта солидно подбадривал.
Увы, напрасны оказались надежды на продолжение репризы. Внезапно стушевался Роман Николаевич и неприлично для своей внушительной фигуры засеменил к входу в закусочную. Чем-то обидным в словах пытался прикрыть отступление в тень событий, но слов тех уж и не слышно было за общим весельем. Только весенний ветер жадно рвал галстук на широкой груди охранника. И всё норовил этот галстук дверьми защемить. Да прыгал вслед за охранником в весеннем воздухе добрый вопрос:
— Куда же Вы, милый человек? Мы ведь ждали, что Вы нам ещё и спляшете!
А как иначе порой воспитанным людям, с такими вот романами николаевичами? В полицию звонить? Скандалить? Разборки устраивать с администрацией? Весну портить? Творожок бросить недоеденный? Да никогда. Весна в нашем климате короткая, и прожить её нужно радостно. Вы вот не любите неадеватных охранников, которые вместо, чтоб работу свою делать — комплексы свои отреагируют, значимость свою за ваш счёт пытаются повысить? Присмотритесь к ним получше, они же очаровательны! Просто научитесь их готовить.
У меня самого хороший друг охранником подрабатывал, пока писал книжки, которые в топ столичных издательств потом попали. Друг, правда, автостоянку охранял. Никого не обижал, кроссворды до зевоты разгадывал. И ещё автовладельцам улыбался. А улыбка у друга хорошая — ясная такая, солнечная. Любили охранника на автостоянке. Никакому в голову мысль про хворостину не приходила. Огорчались люди, когда уволился друг, в связи с успехом написанных им книжек.
Вчера в Бескудниково поесть я захотел. Зашёл в супермаркет, а там закусочная известного бренда из трёх букв — ногами торгует. Не в смысле стриптиза — а, в смысле, куриными ногами. Вроде, не центр Москвы это наше Бескудниково, но очередь в забегаловке у кассы чудовищная. И практически не движется. Плюнул я, пошёл в магазин.
Купил себе творожок, йогурт, сок да ложку с пластиковым стаканчиком. Вышел на улицу, где закусочная зонтиков над столиками навтыкала. Мест свободных полно — очередь же всё никак. Сел я, откупорил творожок, на солнышко тёплое щурюсь довольно. Предвкушаю.
Вдруг слева выныривает из солнечных зайчиков мужчина лет сорока. В костюме и при галстуке. Высокий такой, плечистый, коротко выстриженный. Пахать на таком — а он Александра Родионовича Бородача в Бескудниково изображает. Красавец, в общем. "Роман Николаевич" на бирке напечатано.
И обращается ко мне этот Роман Николаевич, как только я первую ложку с творожком ко рту подношу, с просьбой покинуть столик. Потому как у них не положено откушивать принесённое с собой. А исключительно только проданное в их цивилизованной закусочной из трёх букв.
Я человек добрый и незлобливый. Тем более — солнышко, весна, всё такое... "Уходите, — говорю вполголоса, — дражайший Роман Николаевич. Я творожком балуюсь. Не до Вас мне, голубчик, уж простите великодушно". Не унимается "Бородач", стоит над душой и глупости рассказывает. Я же ем себе и поясняю между ложками, что документов на аренду территории моего города, на которой я имею честь сидеть, у забегаловки наверняка нету. Потому я тут питаюсь спокойно, никого не трогаю, и питаться буду впредь. Тем более, мест свободных больше, чем занятых. Мой город, говорю. Мой творожок, моя весна. Хорошо же. И Вы с миром идите, пусть Вам тоже будет хорошо. И закусочной вашей пусть тоже будет хорошо, мира ей, процветания и свежих ног. Не понимает здоровяк. Пытается аппетит мне испортить. Гадости всякие неприличные высказывает, например: "Не застрянет у Вас кусок в горле оттого, что Вы на нашем стуле-то сидите?"
Хамства я вообще не люблю, но тут история совсем другая напрашивалась. Чего расстраиваться, когда такая забава сама плывёт в невода? В общем, отложил я ложку с творожком. Взял в кулак стакан с соком. Приосанился эдак на стуле с наслаждением, взглянул с великодушной улыбкой на стоящего в полупоклоне ко мне Романа Николаевича. И заговорил с ним уже хорошо поставленным голосом. Не то, чтоб очень громко заговорил — а эдак весомо, неспешно, с доброю купеческою улыбкой, как в Академическом Малом театре:
— Дражайший Роман Николаевич, — говорю, — Люблю я вкушать, чтоб меня при том ещё и развлекали душевно. Извольте продолжать. Забавно весьма у Вас выходит. Нечаянная радость в весенний день. Давайте же, голубчик, повеселите нас. Что у Вас там ещё припасено? Ну-ка?
Народ вокруг оборачивается на Романа нашего Николаевича. Улыбается. Детишки с шариками воздушными хихикают. Всем становится интересно, настроение у всех поднимается выше. А до Романа Николаевича начинает доходить — что-то вдруг стало не так. Не как привычно, а совсем навыворот и потешно. Пока извилины изумлённо поскрипывали, я сок попивал и вместе с доброй публикой актёра-дебютанта солидно подбадривал.
Увы, напрасны оказались надежды на продолжение репризы. Внезапно стушевался Роман Николаевич и неприлично для своей внушительной фигуры засеменил к входу в закусочную. Чем-то обидным в словах пытался прикрыть отступление в тень событий, но слов тех уж и не слышно было за общим весельем. Только весенний ветер жадно рвал галстук на широкой груди охранника. И всё норовил этот галстук дверьми защемить. Да прыгал вслед за охранником в весеннем воздухе добрый вопрос:
— Куда же Вы, милый человек? Мы ведь ждали, что Вы нам ещё и спляшете!
А как иначе порой воспитанным людям, с такими вот романами николаевичами? В полицию звонить? Скандалить? Разборки устраивать с администрацией? Весну портить? Творожок бросить недоеденный? Да никогда. Весна в нашем климате короткая, и прожить её нужно радостно. Вы вот не любите неадеватных охранников, которые вместо, чтоб работу свою делать — комплексы свои отреагируют, значимость свою за ваш счёт пытаются повысить? Присмотритесь к ним получше, они же очаровательны! Просто научитесь их готовить.
