Летом, в Сорок Втором. Потеря Севастополя
78 лет назад – 3-го июля 1942 года – в СССР по радио сообщили:
«…По приказу Верховного командования Красной Армии 3 июля советские войска оставили город Севастополь. … Слава о главных организаторах героической обороны Севастополя – вице-адмирале Октябрьском, генерал-майоре Петрове... – войдет в историю Отечественной войны против немецко-фашистских мерзавцев как одна из самых ярких её страниц …».
Как же так получилось, что немцы начали штурмовать этот город ещё в октябре 1941 года, а взяли только к главному празднику лета – Дню Независимости США? Так долго держались только Севастополь и ещё Ленинград (не взят вообще), и данный феномен требует пояснения. Или наоборот: почему тогда остальные города сдали гораздо быстрее, если можно было не так?
На последний вопрос ответить проще. Потому что немецкая армия имела подавляющее тактико-техническое превосходство на суше и в воздухе. Она относительно легко прорывала наши оборонительные рубежи, либо обходила их, окружала и устраивала «котлы» - в городах, в лесу и поле, используя превосходство в маневренности своей бронетанковой Триады (танки + САУ + бронетранспортеры), которой у нас не было. Более того, у нас не было не только САУ (т.е. самоходной артиллерии), но не хватало и тягачей для обычной буксируемой артиллерии, из-за чего она вся доставалась врагу при отступлении и в «котлах». Поэтому, согласно распоряжению маршала Воронова, ещё в начале войны все орудия крупных калибров были изъяты из действующей армии и увезены аж за Волгу, и там в полной безопасности отстаивались до Сталинградской битвы, т.е. до осени 1942 года. Вот мы и отступали до Волги, не в состоянии нигде зацепиться.
С Ленинградом и Севастополем ситуация прямо противоположная, и в первую очередь за счёт артиллерии (других видов оружия у нас по-настоящему не существовало и после Сталинграда). Эти два города имеют такую специфику, что расположены на берегу моря, и столетиями развивались как базы военного флота. А значит, возникают сразу два момента. Во-первых, защитников этих городов поддерживает корабельная артиллерия с моря. Во-вторых, мощные батареи береговой обороны (это фактически те же орудийные башни линкоров, поставленные на сухопутный фундамент). И то, и другое, чисто технически нельзя вот так взять и увезти за Волгу по распоряжению какого-нибудь Воронова, тем более что Флот был вне его компетенции, слава богу.
Корабельная артиллерия всегда сильнее сухопутной, грубо говоря – она крупнее калибром, мощнее и дальнобойнее. На суше, самое большое наше орудие – буксируемая гаубица «Б-4» - имела калибр 203 мм, что на флоте соответствует крейсеру. Тогда как у линкоров стандартные калибры – 305 и даже 406 миллиметров, т.е. в полтора-два раза больше. Такие большие орудия было бы невозможным перемещать по суше в силу их размера и веса (проваливались бы в почву). Поэтому флот, огнём своих кораблей поддерживавший оборону Одессы и Таллина, Севастополя и Ленинграда, сделал возможным рекордно долгое удержание этих городов. Таллин был сдан всего за неделю до Кременчуга (что странно с точки зрения географии), Одесса – одновременно с Москвой, а про Севастополь ниже.
При этом, немецкий флот в штурме этих прибрежных городов участия не принимал (иначе бы сделал с ними то, что сделал с Бейрутом американский линкор «Нью-Джерси» в 1984 году, поинтересуйтесь на досуге). Ну, с Ленинградом и Таллином проще и понятнее: там немцы в первый же день войны очень плотно заминировали вход в Финский залив (и в пятидесятые годы там плавать нельзя было, всё мины доставали), поэтому Балтийский флот никуда не мог уплыть из-под Ленинграда, но и немецкий не мог приблизиться. А вот насчёт Севастополя и Одессы, я сейчас расскажу, но вы всё равно не поверите.
Дело в том, что есть такой международно-правовой акт – «Конвенция Монтрё», которая регулирует вход кораблей в Чёрное море (и выход) через пролив Босфор. Многие о ней слышали как раз в свете событий последних лет, когда на Севастополь – Босфор – Тартус опиралось всё снабжение сирийских «учений». Суть же в том, что эту бумажку писали не менее влиятельные люди, чем те, что навечно запретили по-человечески хоронить Ленина, постановив сделать из него чучело и показывать зевакам в стеклянной витрине. Вернее, это явно одни и те же люди. И подобно тому, как никто из нынешних правителей не может принять решение по захоронению Ленина, так и немцы в ходе Второй Мировой войны не могли просто подтереться этой Конвенцией (как каким-нибудь Будапештским меморандумом) и подогнать к Севастополю пару линкоров. Эта конвенция запрещает вход в Чёрное море иностранным линкорам, авианосцам, подводным лодкам, и ещё много чего запрещает. Именно поэтому нам даже пришлось изобретать корабль-урод под названием «авианесущий ракетный крейсер»: подобный чудо-гибрид не упомянут в Конвенции Монтрё, значит можно. А будь «Адмирал Кузнецов» нормальным авианосцем, то его, построенного в Николаеве, просто никогда бы не выпустили из Чёрного моря.
Поэтому немецкий флот на Чёрном море в годы войны был представлен пятью небольшими подводными лодками, которых перевозили через пол-Европы автомобильными трейлерами и спускали на воду в Румынии, небольшими катерами и быстроходными десантными баржами (это суда на подводных крыльях типа наших «Ракета», «Комета», «Метеор», хорошо знакомых читателям старшего поколения). Мы, кстати, сами строили канал Волга–Дон как раз для того, чтобы по нему перебрасывать в Чёрное море подводные лодки, сделанные в Нижнем Новгороде.
Итак, немецкого флота на Чёрном море не было – именно поэтому мы так долго удерживали Севастополь, а сами потом в 1944-м взяли его обратно за четыре дня: начали штурм 5 мая и закончили как раз ко Дню Победы. И при том нам тогда не помогал наш флот: он почти весь сточился вот именно в ходе героической обороны Севастополя 1941-42 годов, и ещё в 1943-м был жуткий случай с утоплением группы кораблей в главе с суперэсминцем «Харьков», поэтому в 1944-м наш тяжёлый флот не выходил из запасной базы в Новороссийске. Зато при обороне Севастополя он в полной мере не жалел себя: поддерживал артиллерией и зенитками, эвакуировал раненных и начальство, подвозил пополнение и боеприпасы из Новороссийска.
Вот это последнее и была – ахиллесова пята, почему в конце концов Севастополь всё-таки сдали. В отличие от Ленинграда.
И отличие очень существенное. Иногда можно услышать (как одну из тысячи версий), что немцы не взяли Ленинград просто потому, что не очень-то и хотели. Мол, их цель была – уморить голодом в блокаде. Но давайте предположим, что немцы всё-таки хотели взять Ленинград, как Севастополь. Кстати, и последний брать не было смысла: он географически находится, так сказать, на задворках цивилизации, и никому особо не мешает, чай не стратегический перекресток. Не то, что «Битва за Ясли Господни», когда, стоило англо-французам в 1856 году овладеть рыбацким посёлком Севастополь – и сразу Российская Империя признала себя побежденной в войне в целом, как будто её граница в этом Севастополе начиналась и заканчивалась. Для сравнения, в июле 1942-го в Москве не прекращали работать кинотеатры и рестораны, где молодёжь из талантливых семей могла хорошо отдохнуть, не заморачиваясь о том, что в каком-то несчастном, полгода осажденном Севастополе, последние защитники вынуждены пить морскую воду, добавляя туда сахар.
Так вот, взять Ленинград в те годы не могла бы ни одна армия мира, при всём желании, хоть американская. Этот город был крупнейшим центром военной промышленности на Земле, и в плане обороны он, подобно Франкенштейну, воспроизводил сам себя. На ленинградских заводах – Путиловском, Металлическом и других – издавна было сконцентрировано производство всех видов вооружений, включая все мыслимые типы артиллерийских систем (в том числе и тех самых корабельных), танки («КВ») и, самое главное, что отличает Ленинград от Севастополя, это собственное производство боеприпасов, на Охтинском пороховом заводе.
Простой пример. Блокада Ленинграда официально началась 8 сентября 1941 года, но, вот у меня буквально под рукой первые же попавшиеся данные: «… В ноябре 1941 года из блокадного Ленинграда было отправлено в Москву 431 орудие, 926 миномётов и 40 000 бронебойных снарядов калибром 76 мм…». Сорок тысяч бронебойных снарядов! Напомню, что общее количество танков и штурмовых орудий, в действующей армии немцев на Востоке, на 22 июня 1941 года, составило (без огнеметных) всего 3332 единицы. Даже выпустив в «молоко» 90 процентов снарядов, полученных из блокадного Ленинграда только в ноябре 41-го, можно было уничтожить всю немецкую бронетехнику.
Если блокадный Ленинград, обороняя сам себя, ещё и успевал снабжать всю остальную страну снарядами собственного производства, то в Севастополе была ситуация прямо противоположная, вернее – как раз нормальная. Там, конечно, удалось самостоятельно собирать кое-какие девайсы, вроде небольших миномётов, и даже мины к ним, и ремонтировать всякое разное оружие на базе Севастопольского морского завода (который, кстати, до марта 2014 года принадлежал талантливой семье Порошенко), но в остальном Севастополь очень зависел от поставок из Новороссийска. Пока ему подвозили снаряды – он отстреливался, как только перестали подвозить – был сразу потерян.
Кроме вот этой ситуации (сильнейшая система обороны, что опиралась на артиллерию линкоровского калибра), был ещё один фактор, позволявший оборонять Севастополь так долго. Это – развитие событий на других участках советско-германского фронта, которые раз за разом придавали новый импульс обороне Севастополя.
Всё началось, как уже сказано выше, осенью 1941 года. В октябре, когда немцы прорвались в Крым с севера (через Ишуньские позиции) и начали стремительно приближаться к Севастополю, на дальних подступах к нему вступили в бой части морской пехоты Черноморского флота – других войск в Севастополе не было, и долго бы ему не продержаться. Но вот наступило 16 октября 1941 года – день, когда Советская власть покинула Москву. Единственный день в истории, когда не работал Московский метрополитен (не останавливавшийся и сейчас в дни коронавируса, в отличие от Киевского, Харьковского, Бакинского…). Оставив Москву, становилось неприличным продолжать удерживать Одессу – и 16 октября 1941 года советские войска покинули Одессу и были переброшены в Севастополь, что существенно усилило его гарнизон.
Затем, 17-го ноября 1941 года, началось советское контрнаступление в районе Ростова-на-Дону, на запад, на пространстве от Харьковской области до побережья Азовского моря. Возникла реальная угроза того, что Крым будет отрезан от материка (примерно как сейчас, но без Керченского моста). Немцам тогда удалось остановить наше наступление к началу декабря, на рубеже реки Миус (в центре этого рубежа, кстати, находится знаменитая Саур-Могила), но им в те дни было точно не до Севастополя. А с 5-го декабря началось и контрнаступление под Москвой, в январе 42-го – и под Харьковом и в Северном Донбассе.
Всё это, конечно, повлияло и на результат первого штурма Севастополя немецкими войсками, который начался 2-го ноября 1941 года.
«… Когда война приходит в города,
Они мрачней становятся и тише,
А он казался мне сильней и выше,
Значительней и строже, чем всегда…»
К 9-10 ноября немцам удалось полностью окружить город с суши. 11 ноября завязались бои по всему периметру обороны Севастополя, но в течение 10 дней наступавшим удалось лишь незначительно вклиниться в тактическую зону обороны. 21-го ноября, подвергнувшись обстрелу с береговых батарей, двух крейсеров и линкора «Парижская коммуна», немцы прекратили штурм города.
Далее, 5 января 1942 года, Черноморский флот произвёл высадку десанта в порту Евпатории силами батальона морской пехоты (командир — капитан-лейтенант К. Г. Бузинов). Одновременно в Евпатории вспыхнуло восстание, в котором участвовала часть населения города и прибывшие на подмогу партизаны. На первом этапе операция шла успешно: Евпаторию освободили от немецко-фашистских захватчиков, румынский гарнизон силой до полка был выбит из города. Однако вскоре немцы подтянули резервы, и в завязавшихся уличных боях противнику удалось одержать верх. 7 января бой в Евпатории был окончен. Силы десанта частично погибли в неравном бою, частично попали в плен. Главное, часть немецкой группировки при этом была оттянута от Севастополя к Евпатории. Именно данному десанту, Владимир Высоцкий посвятил песню «Чёрные бушлаты».
Затем, в конце января 1942 года был высажен ещё один десант: из Тамани на Керченский полуостров, там был образован Крымский фронт, и шли активные боевые действия: немцам удалось полностью остановить наше наступление от Керчи к Севастополю только в начале апреля на Ак-Монайских позициях, отсекающих Керченский полуостров от остального Крыма. Эти бои, опять-таки, давали защитникам Севастополя некоторую передышку. Однако же, Крымский фронт оттягивал на себя часть снабжения, прежде всего боеприпасов, которых и так не хватало Севастополю.
А 12-го мая началось советское наступление под Харьковом, то самое – что закончилось так называемым Барвенковским «котлом». Но сначала-то было неизвестно, чем оно закончится – поэтому вся немецкая авиация из Крыма срочно отправилась на Харьков.
Вот так, с ноября по май, Севастополь уверенно держался в полном окружении, ни на день не прекращая артиллерийские дуэли:
«… Шёл сотый день. 101-й. Сто второй …
Под нами с рёвом оседали горы,
Но только почта покидала город
Только мёртвый мог оставить строй …»
В конце мая 1942-го, из Харькова в Крым вернулась немецкая авиация. Первым делом противник разгромил основные силы Крымского фронта на Керченском полуострове, в ходе операции «Охота на дроф». После переброски освободившихся частей и отдыха, 7-го июня немцы начали решающий штурм Севастополя.
Вся их тактика была рассчитана на то, чтобы обрезать поставки боеприпасов в Севастополь, осуществлявшиеся морским путём. Как я уже сказал, крупных немецких кораблей в Чёрном море не было, но они топили наши корабли своей авиацией, в прибрежных водах – уже доставали сухопутной артиллерией. А наши транспортные и грузовые, т.е. невоенные суда, становились лёгкой добычей небольших немецких катеров, как сейчас в историях с сомалийскими пиратами.
2 июня на подходе к Севастополю потоплен танкер «Михаил Громов», и нехватка бензина стала критической: остановился весь транспорт и вся авиация наша в Севастополе, и так немногочисленная. 10 июня потоплен транспорт «Абхазия», 13 июня — транспорт «Грузия» при подходе к Минной пристани.
Всё менее и менее плотным становился заградительный огонь севастопольской артиллерии, по мере нарастания дефицит боеприпасов. И всё более зверела немецкая артиллерия, о чём Манштейн так сказал в своих мемуарах: «В целом во Второй Мировой войне немцы никогда не достигали такого массированного применения артиллерии, как при последнем штурме Севастополя». Перелом в сражении наступил 17 июня: на южном участке атакующие войска противника заняли позицию, известную как «орлиное гнездо» и вышли к подножию Сапун-горы. И в тот же день на Северной стороне было захвачено несколько фортов у подножия Мекензиевых гор, включая Тридцатую батарею – одну из двух (наряду с Тридцать Пятой), которые были вооружены четырьмя орудиями калибром 305 мм, снятыми с линкора «Полтава», и составляли основу огневой мощи Севастополя.
За 18-23 июня, несмотря на перевод на Северную сторону свежего пополнения (прибывшего 12-13 июня на крейсере «Молотов» и эсминцах) в 2600 человек, все советские войска на северном берегу Севастопольской бухты либо были уничтожены, либо сдались после израсходования всех боеприпасов, либо продолжали отбиваться в изолированных укреплениях и укрытиях (типа Константиновского форта, который последние защитники покинули вплавь утром 24 июня).
Для тех, кто не был в Севастополе, надо пояснить – что такое «Северная сторона». Город расположен на берегах большого залива – Севастопольской бухты, которая врезается в сушу на 7,5 километров, ширина бухты – около одного километра, как река Днепр в районе Киева. По своим размерам, для размещения торговых и пассажирских судов, Севастопольская бухта входит в тройку лучших на Земле (наряду с Сиднейской и Гонконгской), а как база для военного флота – занимает первое место, не имея аналогов в мире. При этом мост через Севастопольскую бухту отсутствует, и сделать его нельзя: это затруднит проход военных кораблей, т.е. будет утрачено главное достоинство бухты. Сообщение между двумя берегами бухты осуществляется пассажирскими катерами, также ходит автомобильный паром (можно переправиться на нём со своим автомобилем). Поэтому так называемая «Северная сторона» (район Севастополя за этой бухтой), по сравнению с центральными районами, развита даже ещё меньше, чем, скажем, левобережные районы Киева, Запорожья и других городов по реке Днепр.
Из достопримечательностей, на Северной стороне находится пляж «Учкуевка» (не хуже чем евпаторийский Золотой берег, с автокемпингом в сосновом лесу) и Братское кладбище, где похоронены солдаты, защищавшие Севастополь в ходе предыдущих (русско-турецких, русско-французских и русско-английских) войн, начиная с 19-го века. Название «Братское» связано с тем, что всех погибших солдат принято считать братьями друг другу (иногда используется термин «побратимы»). На этом кладбище установлен необычный храм – в виде серого каменного кургана пирамидальной формы, увенчанного большим деревянным крестом. Там же, после Евромайдана, был похоронен Виктор Янукович-младший (сын Виктора Фёдоровича). Кроме того, на Северной стороне находится междугородняя автостанция, от которой ходят автобусы на Евпаторию (напрямую, не через Симферополь).
Во всех предыдущих сражениях за этот город (начиная от Битвы за Ясли Господни и кончая вот этим штурмом Севастополя немецкими войсками) главный удар атакующие наносили по Северной стороне. Это было связано с тем, что данный сектор защищен от ударов корабельной артиллерии грядою Мекензиевых гор. Тогда как с южного направления подходы к Севастополю простреливаются насквозь кораблями со стороны Балаклавы, Фороса и Фиолента.
Овладев Северной стороной, немецкая артиллерия получила возможность обстреливать Севастопольскую бухту, и подвоз подкреплений и боеприпасов в нужном объёме стал невозможен. 18 июня были повреждены (и авиацией, и артиллерией) корабли со снабжением, включая суперэсминец «Харьков», а крейсер «Коминтерн» отказался входить в Севастопольскую бухту. Ночью санитарный транспорт «Белосток», обладавший высокой скоростью хода, последним из транспортных судов вошёл в Севастопольскую бухту и отшвартовался у Холодильника. Наутро из-за артобстрела вынужден был прервать разгрузку и с двумя пробоинами ниже ватерлинии вышел в море, имея на борту около 400 раненых и менее 100 эвакуируемых. В 2 часа ночи 19 июня южнее мыса Фиолент он был потоплен немецкими катерами.
Снабжение стало осуществляться быстроходными кораблями и подводными лодками в бухты Карантинная, Стрелецкая, Камышовая и мыс Херсонес. Суперэсминец «Ташкент» последний раз прибыл в Севастополь ночью 26-27 июня с пополнением и боеприпасами, вывез из города более 2100 человек и фрагменты знаменитой Панорамы, при этом подвергся непрерывным атакам 90 самолётов с 5 по 9 утра, получил серьёзные повреждения и потерял ход около Тамани — отбуксирован в Новороссийск.
27 июня вся зенитная артиллерия Севастополя (кроме Херсонесского аэродрома) осталась без боеприпасов, натиск вражеской авиации усилился многократно — даже завезённые ночью боеприпасы было трудно доставить к линии фронта. Орудия без снарядов стали стягивать к районам от бухты Стрелецкой к бухте Казачьей (севернее мыса Херсонес).
Руководитель штурма Севастополя, командовавший немецкой 11-й армией генерал Манштейн, принял решение атаковать внутренний рубеж обороны не в лоб с юго-востока (от Сапун-горы), а с Северной стороны, для чего предстояло переправиться через Севастопольскую бухту. Южный берег бухты, удерживаемый советскими войсками, был сильно укреплён, и десант представлялся практически невозможным, именно поэтому Манштейн решил сделать ставку на неожиданность. В 2 часа ночи с 28 на 29 июня, скрытно, без артиллерийской подготовки, передовые подразделения противника на резиновых надувных лодках скрытно переправились через бухту под прикрытием дымовой завесы и внезапно атаковали в южный берег в 4-х местах (17 лодок и один катер были потоплены). Им удалось закрепиться только в районе Воловьей балки, потом выйти вверх, на Суздальскую гору и высадить ещё один десант в районе Килен-балки. К полудню посёлок Инкерман был утерян, склады боеприпасов в нём при отступлении были подорваны, заблокировав проход вдоль бухты по полотну железной дороги.
Упомянутые склады боеприпасов размещались в знаменитых Инкерманских пещерах, настолько огромных, что в древности там зимой держали стада овец: в пещерах всегда сохраняется определенная температура. Потом там сделали завод шампанских вин и склады шампанского. Из-за упомянутого взрыва (последствия вы видите на фото), после войны пришлось искать новые пещеры – и их нашли в Артёмовске (ныне Бахмут) в старых меловых выработках. Так появился Артёмовский завод шампанских вин.
После потери Инкермана, весь фронт сместился к западу от Килен-балки, по линии Камчатский редут — Редут Виктория. 29 июня около 3 часов ночи немцы также попытались высадить десант на мысе Херсонес. 12 моторных шхун из Ялты были обнаружены нашими наблюдателями у мыса Фиолент, и 9 из них было потоплено 18-й береговой батареей, несмотря на демонстрацию ложного десанта торпедными катерами противника восточнее, у Георгиевского монастыря (с подрывом начинённого взрывчаткой катера у берега).
29 июня к 16-17 часам из-за недостатка боеприпасов прекратила огонь артиллерия Севастополя в районе гора Суздальская – хутор Дергачи, и в районе Сапун-горы (оборонявшаяся там 386-я стрелковая дивизия была вынуждена оставить свои позиции из-за мощного артиллерийского обстрела со стороны противника)— на ключевом участке второй линии обороны случился прорыв. К вечеру противник занял эти районы, втащил туда артиллерию и смог вести обстрел всего города. Это было ключевым моментом, так как с Сапун-горы простреливается весь район Севастополя и мыса Херсонес.
30 июня в береговой обороне осталось всего 5 батарей с небольшим запасом снарядов. Эвакуированная ранее из Одессы, Приморская армия генерала Петрова имела 1529 снарядов среднего калибра и немного противотанковых. Все тыловые подразделения армии и флота приступили к уничтожению запасов и средств, перевозка грузов была прекращена, грузовики стояли беспорядочно вдоль берегов Херсонесского полуострова, где и были затем уничтожены.
30 июня пал Малахов курган. К этому времени у защитников Севастополя стали заканчиваться боеприпасы, и руководитель обороны Севастополя, командовавший Черноморским флотом адмирал Октябрьский получил разрешение из Москвы на эвакуацию себя и других начальников. Эвакуация высшего командования началась с помощью авиации. 13 самолётов «Дуглас» вывезли на Кавказ 222 начальника и 49 раненых. Около 700 человек начальствующего состава и великая снайперша Павличенко (о которой недавно был снят фильм «Несломленная») вывезены подводными лодками. Ещё несколько тысяч смогли уйти на лёгких плавсредствах Черноморского флота.
Об этой эвакуации не писал только ленивый, общая мысль такова: «наши начальники удрали из Севастополя и бросили своих солдат на убой» - это чистая правда. Но дальше иные либералы зачастую пишут: «… а вот немецкие генералы, когда мы штурмовали Севастополь в мае 1944-го, до конца оставались со своими солдатами…». Аха-ха-ха-ха. Передайте кто-нибудь либералам, что в полночь на 10-е мая 1944 года, с мыса Херсонес на катере эвакуировался, со своим штабом, руководитель немецкой группировки в Крыму генерал Альмендингер. Вместе с ним почему-то отплыло и руководство 49-го горнострелкового корпуса (хотя формально именно им Альмендингер передал командование вместо себя). Поэтому остатки немецкой группировки, отступившей из Севастополя на мыс Херсонес, возглавил командир 73-й пехотной дивизии, генерал Бёме. Но и за ним и другими высшими офицерами, утром 12 мая прибыли два транспортных самолета. Однако к этому времени, наши лётчики и артиллеристы оседлали это место настолько плотно, что уже не целясь сбивали и топили всё, что летело и плыло мимо Севастополя, и оба указанных самолёта сбиты, едва появившись над мысом Херсонес. Потому и этот генерал Бёме, и командир 111-й пехотной дивизии генерал Грюнер, и ещё около 100 немецких офицеров взяты в плен на Херсонесе, и там же обнаружен труп командира 336-й пехотной дивизии генерала Хагемана.
Вернёмся в 1942-й год. 1-го июля сопротивление защитников Севастополя прекратилось, в ночь на 2 июля была подорвана Тридцать Пятая батарея, на которой не осталось снарядов (сейчас там устроен Мемориал). Далее сопротивление было спонтанным, кроме мыса Херсонес и отдельных разрозненных очагов, в которых отдельные группы советских воинов продолжали сражаться вплоть до 9-12 июля. Затем они все были взяты в плен, и тут по полной расчехлились нынешние лучшие друзья украинцев – крымские татары. Свою вековую ненависть к русским они выплеснули на пленных. Насколько им позволял конвой, татары набрасывались на колонны пленных, бредущие по дороге от Севастополя к Бахчисараю, избивали и убивали многих из них. За это в мае 1944 году, когда наши вернулись в Крым, к татарам были предъявлены претензии, и Сталину ничего не оставалось, как эвакуировать весь этот оступившийся народ из Крыма, подальше от греха.
Руководитель штурма Севастополя, немецкий генерал Манштейн за эту операцию получил высшее воинское звание фельдмаршала, а весь личный состав его армии — специальный нарукавный знак «Крымский щит». А наши, эвакуировавшиеся, адмирал Октябрьский и генерал Петров – медали «За оборону Севастополя». И, хотя этот город был потерян уже после Купянска и за пару дней до потери «половины Воронежа», он не упоминается в печальном перечне городов знаменитого Приказа № 227 «Ни шагу назад» от 28 июля 1942 года, помните: «… Враг уже захватил Луганск, Старобельск, Россошь, Купянск, Валуйки, Новочеркасск, Ростов-на-Дону, половину Воронежа …» и всё. А как же Севастополь?
Упоминаемый выше мыс Херсонес – это не тот, популярный среди туристов, музей-заповедник «Херсонес Таврический» (в конце улицы Древней, между бухтами Песчаной и Карантинной), ранее изображённый на обороте 1-гривневой купюры, а после Евромайдана – на новых 200-рублёвых банкнотах РФ. Нет, описанные выше события происходили в другом месте – примерно в 10-ти километрах юго-западнее. Настоящий мыс Херсонес – крайняя западная точка Гераклейского полуострова и административной территории Севастополя. До войны здесь находился маяк высотой 36 метров (на котором, кстати, проводил свои первые опыты изобретатель радио – инженер Попов). В начале 50-х годов этот маяк полностью восстановлен. Рядом с маяком, в послевоенные годы, на закрытой территории, располагалась военная авиабаза и радиолокационная станция «Днепр». После того, как СССР «развалился», сооружения станции использовались Вооруженными силами Украины для телеметрии космических объектов в интересах Национального космического агентства Украины. После Евромайдана это – заброшенная и открытая для свободного посещения территория, заваленная мусором, обломками и развороченными сооружениями.
Тут же – гранитный крест с надписью: «Вечная память Героям обороны Севастополя, оставленным на произвол судьбы в трагические дни июля 1942 г. Простите нас…».
… Холодные волны вздымает лавиной
Широкое Черное море,
Последний матрос Севастополь покинул,
Уходит он, с волнами споря …
Друзья-моряки подобрали героя,
Кипела вода штормовая.
Он камень сжимал посиневшей рукою
И тихо сказал, умирая:
«Когда покидал я родимый утес,
С собою кусочек гранита унес,
Затем, чтоб вдали от крымской земли
О ней мы забыть не смогли.
Кто камень возьмет, тот пускай поклянется,
Что с честью носить его будет,
Он первым в любимую бухту вернется
И клятвы своей не забудет.
Тот камень заветный и ночью и днем
Матросское сердце сжигает огнем,
Пусть свято хранит мой камень гранит,
Он русскою кровью омыт…»
Сквозь бури и штормы прошел этот камень,
И стал он на место достойно,
Знакомая чайка взмахнула крылами
И сердце забилось спокойно.
Взошел на утес черноморский матрос,
Кто Родине новую славу принес,
И в мирной дали идут корабли
Под солнцем родимой земли ...»