Лариска и ее Шапокляк⁠⁠

Как-то так вышло, что прозвищ и обидных кличек у Марии Ивановны даже в детстве не было. Не прилипло.

И вот в почтенном возрасте — получите и распишитесь. Теперь она Шапокляк. Внучек любимый, Саша, удружил...

Характером Мария Ивановна вовсе не походила на вредную мультипликационную старуху. Да, строга. Но как иначе она смогла бы воспитать внука?

Сашка не был шибко хулиганистым, но он был мальчишкой. А с мальчишками без строгости нельзя...

*****

Автомобильная авария осиротила Марию Ивановну и Сашку десять лет назад. Она тогда была еще бодрой женщиной пятидесяти четырех лет. Внук — в меру шалопаистым тринадцатилетним подростком.

Тяжело им пришлось первое время. И не в финансах дело, хотя и в них тоже... Но самым страшным было чувство, которое она про себя звала «никогда».

Ну вот сидят они, например, с Сашкой за столом, завтракают. Два стула пустуют. И вдруг накрывает, словно ледяной волной, понимание:

«А ведь на этот стул слева больше никогда не присядет дочка, Настенька, не улыбнется, не пожелает доброго утра... И стул справа останется пустым, потому что его не займет зять Костя. Больше никогда...»

И так тошно становилось Марии Ивановне, что хотелось смахнуть со стола чашки в цветочек, упасть лицом на зеленую немаркую скатерть и завыть, зарыдать, проклиная это самое «никогда». Но нельзя...

Ведь у нее есть Саша. И она должна не множить горе, а подставить плечо, жилетку, поддержать, вылечить душу. Тогда и самой, может, станет легче.

И ведь со временем, и правда, полегчало. Отпустило чуток ее саму, да и Сашка ожил. В общем, справились они с горем, как сумели, встали на ноги.

А пока вставали, прикипели друг к другу. Уважением, бережной любовью, тактичным пониманием окружили один другого.

*****

Но Саша рос: окончил школу, в армии отслужил, выучился на автомеханика. Устроился работать в автосервис. Настала пора появиться в его жизни девушке...

И она появилась. Звали ее Лариса.

С точки зрения Марии Ивановны — девушка как девушка. Миленькая, худенькая, слегка взбалмошная, чуточку капризная.

Но сам Сашка видел в ней волшебную феечку. Баловал, подарки дарил, угождал. И когда феечка, в погоне за оригинальностью, возжелала домашнего хорька, в их доме незамедлительно появилась она: двухмесячная хрупкая самочка-фретка соболиного окраса.

— Я назову ее Лариса, в честь тебя, — сообщил Сашка своей фее. — Она такая же нежная, изящная и необычная.

Феечке лесть понравилась, и она согласилась на вторую Ларису под одной крышей.

Мария Ивановна восторгов внука не разделяла, но и не оспаривала появление нового жильца в доме. Не было у них никогда питомцев, почему бы сейчас не завести.

Тем более, хвостатая Лариска ей понравилась, пожалуй, больше, чем Лариса-девушка...

Все заботы о маленькой шерстяной Лариске Саша взял на себя. Кормил, приучал к лотку, водил к ветеринару на вакцинацию, а потом и на процедуру «избавления от блудливости», как он сам ее обозвал.

Лариса-девушка же тем временем потихоньку охладела к хорьку. А потом и вовсе невзлюбила свою тезку. И пахнет от нее плохо, и кресло она любимое Ларисино прогрызла, чтобы сделать себе тайничок...

В котором потом обнаружилась французская любимая помада, колготки и даже маленькая складная расческа-зеркальце! А все это самой Ларисе было надо, и она миллион часов отдала поискам!

— Короче, в съемную квартиру мы эту воришку-погрызушку не возьмем, — поставила она ультиматум Сашке.

— Ну она же девочка, вот и позаимствовала у тебя женскую атрибутику, — сперва отшучивался тот. — Да и со съемом мы еще не до конца решили. Я вот лично против. Деньги можно на что-то другое потратить...

Чего тебе с бабулей не живется? Она у меня дама демократичная, никого не достает вроде. И Лариску маленькую любит. Вон, даже шлейку ей сшила специальную, из магазинных-то Ларка выскальзывает...

— Какая бы ни была у тебя золотая бабушка, но я хочу жить отдельно! Это нормально. А раз она Лариску маленькую так любит, вот пусть та с ней и остается!

Один, второй, десятый разговор — и Сашка все-таки сдался. Нужно было, чтобы теперь сдалась Мария Ивановна.

— Ба, мы квартирку нашли, недорогую, симпатичную. Только есть одно «но»... Хозяин сдает жильцам без домашних животных. Так что Ларка маленькая с тобой останется, не возражаешь?

Мария Ивановна хотела возразить, даже рот открыла. Но подумала, что толку от этого будет мало. Все равно уедут, и хорька оставят, не ей, так еще кому.

Словами сорить бесполезно. Нужно, чтобы Сашка сам свои шишки набил. А дальше — три варианта: либо вернется в дом родной, либо обстругает его фея под себя, ну, а может, и он ее перевоспитает. Всякие чудеса в этой жизни случаются.

Поэтому она кивнула, проглотила невысказанное возмущение и произнесла:

— Пусть остается. Девчонка она симпатичная, дружелюбная, озорная, привыкла я к этой суетливой мелюзге.

— Спасибо, ба. Ты не переживай, я малявку не брошу и кормом помогу, и на прививки буду водить, — Сашка чмокнул Марию Ивановну в щеку и поспешил обрадовать свою феечку...

*****

Вскоре Мария Ивановна и Ларка маленькая остались вдвоем. Хлопот с ней было не больше, чем с кошкой, а вот радости — целое бескрайнее море.

Она играла в мячик, ластилась, сидела иногда на руках, вилась под ногами. Мария Ивановна очень боялась наступить на вездесущую фретку.

Правда, и спала Лариска долго, давала отдохнуть от своей неуемной энергии. В общем, дружили они.

И только прогулки немного расстраивали Марию Ивановну. Ну кто бы мог подумать, что местные детишки, которые и мультик-то про Чебурашку, наверное, не все видели, прилепят ей это прозвище — Шапокляк.

Она, когда первый раз услышала, даже обиделась. А потом взглянула на себя со стороны и признала: что-то от сказочной старухи в ней есть.

Худенькая, маленькая, в прямом черном пальтишке. Без претенциозной шляпки, правда... Но зато на поводке — длинная суетливая Лариска.

Ну что ж, Шапокляк так Шапокляк. Тем более, вскоре и взрослые подхватили это прозвище. Частенько Мария Ивановна слышала теперь за спиной легкий, как шорох листьев, шепоток местных кумушек, греющих косточки на скамейке:

— Шапокляк со своей Лариской пошла. По-всякому люди с ума сходят. Мало нам кошек-собак во дворе, теперь еще и эта зверюга. Да на ее фоне даже Мухоморыч со своим Бармаглотом — цветочки безобидные.

Мухоморычем звали местного угрюмого деда, Петра Васильевича. А Бармаглотом — его овчаристую крупную дворнягу.

Сколько лет Мухоморычу – никто не знал. Может, шестьдесят, а может, и все семьдесят. Не общался он с местным населением. Вот кумушки и придумывали о нем истории, кто во что горазд:

— Мухоморыча жена выгнала, все из-за его дворняги!

— Да нет, его сын от себя отселил из-за этой псины.

— Сороки! Не знаете, а болтаете. Сам он ушел. Потому что дочка его собаку усыпить грозилась.

В общем, Мухоморыч оставался загадкой. Но Марии Ивановне он был, пожалуй, симпатичен своей молчаливостью. К тому же, он не обзывал ее Шапокляк!

Они даже обменивались приветствиями при встрече: Мария Ивановна улыбалась и кивала, Мухоморыч кивал в ответ. Бармаглот пару раз взмахивал хвостом. На том и расходились...

*****

Так было до появления Лариски. Дело в том, что общительная фретка хотела дружбы. Мало ей было нерасторопной хозяйки. Требовались еще и четвероногие приятели. Только вот они не желали дружить с Лариской.

Кошки хорька в основном игнорировали. Собаки вели себя по-разному...

Такс Пафнутий сразу распознал в Ларке добычу и басовитым лаем объявил на нее охоту. Та спаслась на руках у Марии Ивановны.

Маленький двортерьер Шуруп хотел было поиграть с Ларкой. Но не сложилось. После первого же укуса заигравшейся фретки Шуруп обиделся, разорался и больше не подходил к непонятному зверю.

Больших же собак опасалась сама Мария Ивановна. Но однажды случилось чудо...

Они сидели на одинокой скамеечке возле трансформаторной будки и наблюдали, как за забором детского садика под надзором воспитателей копошатся крикливые карапузы.

— Разрешите?

Мария Ивановна в первый раз, наверное, услышала голос Мухоморыча. Кивнула в ответ. Он опустился рядом, Бармаглот устроился у его ног.

Лариска заволновалась, завертелась, загукала на руках у хозяйки. Нос, дрожа усиками, потянулся в сторону пса.

«Ох, сейчас выдаст по мне душистый залп с перепугу. Стирать опять придется, да и ее мыть», — подумала Мария Ивановна. Но Лариска сдержалась.

Бармаглот тоже заинтересовался: «Кто это там пытается с ним завести знакомство?» Вопросительно посмотрел на хозяина, потом на Марию Ивановну.

— Не бойтесь, не обидит, — сказал Мухоморыч. — Он у меня мужик воспитанный, даром, что имя свирепое. Маленьких не жрет. Хотите, я ему намордник нацеплю? Главное, чтобы ваша зверушка его не цапнула.

Мария Ивановна кивнула. Облаченный в старенький потертый намордник, пес обнюхал Лариску, пробурчал что-то. Та не протестовала, погукала в ответ, пощекотала усами дырочки намордника...

— Ну, Бармаглот, будешь с девкой дружить? — поинтересовался Мухоморыч.

Пес махнул хвостом.

— Вот и молодец, — одобрила Мария Ивановна. — А то она у меня все общения ищет, да вот пока не сложилось.

— С Бармаглотом сложится, дайте только время, — пообещал Мухоморыч.

И он оказался прав. Потихоньку фретка и пес подружились. Бармаглот разрешал неугомонной Лариске бегать по спине, шутливо задирал ее носом, та отскакивала, потом делала вид, что нападает.

Пес бурчал, терпел, и только уж если подружка совсем заигрывалась, вежливо отстранял ее большой лапой.

Хозяева тоже потихоньку разговорились.

— Вы понимаете, один я остался, ну, не считая Бармаглота, конечно, — рассказывал Мухоморыч. — Жена померла, детишек нет... Невмоготу стало жить в старой квартире. Там же память из каждого угла прямо в сердце целилась. Там ведь все кричало о том, что счастье ушло с супругой вместе...

Да и платить за двушку, от которой боль одна, незачем. Вот и разменялся с доплатой на меньшую. Разницу на счет положил, может, соберусь с силами, да домик в деревне куплю, будем с Бармаглотом ездить рыбу удить, грибы собирать...

— Ох, как грустно, — сочувствовала Мария Ивановна. — А кумушки наши про вас такого насочиняли. Тьфу, балаболки! А у меня вот внук есть. Лариска от него мне досталась.

Сейчас взрослую жизнь на вкус пробует. С девушкой одним домом жить пытается. Лариска той девушке не угодила.

— А вы, я вижу, против? — любопытствовал Мухоморыч.

— Да не то чтобы против... Не в восторге, но свое мнение при себе держу. Внук взрослый, сам понять должен, как ему жить. Нас с Лариской не забывает, в гости заходит. Но сердце немножко не на месте.

— Поймет, не переживайте, — успокаивал Мухоморыч.

*****

Той осенью они гуляли каждый день, порождая все новые сплетни. И наконец одна из кумушек не выдержала, поймала Марию Ивановну у парадной и завела душеспасительную беседу:

— Чегой-то ты, Ивановна, на старости лет во все тяжкие пустилась. Зверюгу непонятную завела, внука выгнала, с Мухоморычем мутишь что-то. Не по возрасту развлекаешься!

Бабка говорила, а сама трясла пальцем в синей вязаной перчатке, подкрепляя правоту своих слов. Ох, зря...

Пока Мария Ивановна подбирала слова, отмеряла яд для ответа, Лариска не раздумывала. Высунулась из-за пазухи, куда хозяйка посадила ее погреться, и цапнула мельтешащий назидательный перст!

Вой огласил двор, притихли детишки на площадке, Лариска юркнула обратно за пазуху, Мария Ивановна оторопела. Бабка трясла раненым пальцем, лицо наливалось багрянцем...

— Да я тебя... — что будет дальше, она пока не придумала.

— Меня потом. Сначала палец нужно обработать антисептиком. Перчатка вас спасла, надеюсь, все обойдется. Вам помочь?

— Да иди ты вместе со зверюгой своей! — бабка бросила на Марию Ивановну взгляд, тяжелый, словно бетонная плита, и поковыляла к парадной, лечить палец.

*****

Только Мария Ивановна успела раздеться, в дверь позвонили. «Карать пришла, быстро оправилась», — пронеслось у нее в голове. Но на пороге стоял Сашка.

— Ох, Саша, проходи. У нас ЧП. Лариска чуть соседку не съела! Может, к себе эту кусаку возьмешь, хоть на время. Пусть страсти улягутся.

— Да что они, сговорились, эти Лариски? — вздохнул Сашка, пристраивая куртку на вешалку. — Некуда мне ее взять. Я и сам к вам хотел обратно попроситься.

Моя Лариска меня тоже, можно сказать, чуть не съела. Все нервы вымотала. Все ей не так. Разошлись мы...

Они, как всегда, пили чай на кухне. Разговаривали, делились новостями. Фретка суетилась, перебегала с одних коленей на другие и вовсе не чувствовала себя виноватой.

— А у нас друзья новые появились, — сказала Мария Ивановна. — Не красавцы, но очень милые.

— Не в красоте счастье, — Сашка отхлебнул из чашки. — Вон, я Лариску свою феей считал, а она жабой жадной под прикрытием оказалась. В следующий раз умнее буду.

А с вашими друзьями я бы познакомился. Мне после моей феи добрые люди, да и звери, как лекарство показаны.

Дни потекли своим чередом. Укушенная бабулька мстить Лариске не стала. Но и здороваться с Марией Ивановной прекратила. И это было даже к лучшему.

Мухоморыч и Сашка познакомились. Теперь иногда гуляют все вместе. Мария Ивановна рада, что внук сам в своей жизни разобрался, выводы сделал.

Себя хвалит, что удержалась, встревать не стала. Все у Сашки еще впереди. Так что, жизнь продолжается...

Примечание: фретка — одомашненная форма лесного хорька.

Автор - Аёна Слюсаренко. Источник.