Ключ на старт
В кабине неудобно.
Лежишь, как в гробу, глядя в кошачьих размеров окошко, время от времени вздыхаешь и даёшь себе клятву: уволюсь! Завтра же!
Но – завтра наступает, а всё повторяется по накатанной. Рапорт комиссии. Пропахший потом скафандр с неудобными штанинами и ещё более кривыми рукавами. Дурацкий шлем: стоит надеть, как начинает чесаться нос. Перчатки, из-за которых он кажется сам себе вратарём неведомой сборной. Ловцом голубого мячика в белых пятнах облаков, того самого, что за иллюминатором. Автобус. Ракета, высотой с многоэтажный дом. Кабина, шланги, карандаш на верёвке.
– Подключение!
– Есть подключение!
– Ключ на старт!
– Есть ключ на старт!
В кабине всё продумано с какой-то изуверской логикой. Теснота, углы, панель недоступных для управления приборов. Сперва нехитрый пароль – умножить семнадцать на тридцать два. Справился – будут тебе приборы, нет – значит, спятил и никакого возвращения на землю недостоин. Зачем нам безумные герои космоса?
Он вздыхает и зажмуривается. В наушниках, сквозь неизбежное шипение помех говорят двое – Главный и руководитель полёта. Один командует другим, другой командует ракетой. Военная логика.
– ...Три... два... один... Пуск!
Теперь надо улыбнуться. Несмотря на и вопреки всему. И заветное:
– Поехали!
При этом желудок прилипает к хребту, а в глазах темнеет от перегрузки. Голова весом в тонну, не меньше. Кажется, что нос чешется где-то далеко, уже там, на орбите. А он пока ещё здесь, хотя и в процессе гонки за носом.
Ничего. И не такое терпели, а уж нос-то – чепуха. Догоним, что нам стоит!
Спиной кажется, что снизу ракету пинает великан. Все этажи, дрожа, медленно поднимаются к звёздам. Наступает решающий момент. Последний. Главный. Если всё пойдёт по плану, через девять минут – блаженная темнота в иллюминаторе, время покоя и недолгого счастья...
***
–...Андрей Андреевич, голубчик! А почему он у вас привязан? Буйный?
– Нет, что вы! Личное желание пациента. Хочет чувствовать себя покорителем космоса. Первопроходцем, так сказать. Вот перед уколом и привязываем. Для полноты переживаний.
Оба врача, старый и молодой, останавливаются перед койкой, к которой эластичными бинтами примотан немолодой уже человек. Голова у него запрокинута, глаза закатились так, что видны одни белки. Из приоткрытого рта, в котором виднеются ровные ненастоящие зубы, доносится тихий стон. Человек заметно дрожит – если бы не бинты, мог бы и вовсе скатиться на пахнущий хлоркой пол.
– Андрей Андреевич, а он в обычной жизни – кто?
Тот доктор, что помоложе, мнётся, но в конце концов выдавливает:
– А вы сами не узнаете? По телевизору же частенько... Правда, там он в костюме и несколько... благообразнее.
Пожилой наклоняется и негромко ахает:
– Не может быть! Он?! Точно: он... Но зачем ему?
– Детская мечта, профессор. Говорит – один сеанс в месяц, и чувствует себя человеком. К звёздам гораздо важнее стремиться, чем постоянно планировать и управлять...
– Не надо! Не продолжайте! А то сейчас договоримся до... ненужных выводов. Пойдёмте к остальным пациентам, голубчик.
Врачи отходят от койки и не видят, как в налитых кровавыми прожилками белках глаз отражается темнота космоса. Безбрежное ничто, не требующее выборов, отчётов, исполнения указов президента и вечного страха сказать что-то не то перед камерой. Недоступное счастье маленького человека при большой должности.
Ещё бы нос кто почесал...