0

Кино, О!

Нет ничего веселее, чем писать магистерскую диссертацию. Мою я пишу сейчас.


Тема — Практики субъективации зрителя через переживание экранной смерти в фильмах Киры Муратовой.


Здесь — введение и первый фильм.


~


©

Актуальное.

Наверное,  всегда сложно писать о работах профессионала,  который уже умер.  У него есть друзья,  почитатели,  недруги,  обиженные,  завистливые... Но нет его,  который бы сам сказал: "Не трожь,  этого тебе не понять,  пройди мимо,  не смей." Теоретически,  когда он еще живой,  он может себя хоть как-то защитить.

Кино столь коллективное и,  когда оно настоящее,  случайное (от слова случиться,  а не как синоним рандомного) искусство,  что порой очень жаль,  когда ты не можешь проследить все ниточки.  Но мы и не будем этого делать.  Вопреки всем знавшим Киру Георгиевну как человека людям в течении многих лет,  мы взглянем лишь на,  простите за грустный,  но вечный каламбур,  сухой остаток.  На все, что войдет в историю.  На мир ступенек,  который нам оставила одна жившая и творившая в этой природе сущность.  И,  почему-то нам кажется,  что она,  эта сущность,  была бы нам за это благодарна.  Мы перестанем смотреть на человека,  как на человека,  и взглянем на него,  как на картину времени длинною 78 (по дате последнего фильма)  лет.  И мы в свою очередь благодарны ей за эту открытую возможность.

Кира Георгиевна жила и работала в непростое время и не в простых условиях, это сложно отрицать.  Насколько велик шанс сделать то,  что замыслено,  когда от тебя в машине кинопроизводства не зависит почти ничего?  Ты можешь написать сценарий,  который не снимет никто.  Он будет чудесен и ценен сам по себе,  как бриллиант,  который лежит в пыльном ящике стола,  но это ему никак не вредит.  Когда у тебя появляется шанс снять его,  ты благодарен. Ты амбициозен?  Наверное,  иначе у тебя не было бы желания непременно украсить этот мир чем-то красивым.  Давайте,  для начала,  примем это желание как аксиому для продолжения нашего исследования.


60-е годы. "У крутого Яра".

О чем же первый фильм,  первое,  главное,  важное,  что тебе хотелось бы отдать в первую очередь?  Понять это не легко.  Фильм все время пытается ворваться в твою реальность,  как будто разрывая белую простыню экрана. Несмотря на то,  что фильм про деревню,  крупные и средне-крупные планы предстают с устрашающей простотой и частотой. Актеры постоянно говорят почти вам в лицо.  Персонажи как маски, уже как маски.  Несмотря на это играют они по-настоящему, события остры и порой лихорадочно спешат и несут действие прямолинейной стрелой,  которая встречает и принимает на себя все новые грани жизни этой колхозной деревни.
Возможно,  это не самое приятное решение,  но всегда работающее -- посмотреть первый и последний фильм.  Ты лишишь себя удовольствия увидеть перепетии,  которые волнами пригнали этот начавшийся в безбрежных волнах утолок к той точке,  в которой он замер. Но ты увидишь начало и конец.  И из этого что-то уже можно вынести.

А фильм жесток.  Несмотря на то,  что в нем нет особенно отрицательных персонажей,  все такие "середнячки", со своими характерами, проблемами,  статусами.  Камера умело скачет, снимая персонажей то снизу, то сверху,  то в лоб или показывая волевые рабочие профили.  Всем чего-то хочется,  вот основная посылка этого кино.  Ощущение,  как будто ты смотришь марафон,  в котором кто-то победит,  но кто -- до последнего момента не ясно.  Авантюрный  фильм,  ей Богу!  И вроде бы ты понимаешь,  что все ведет к победе сильных,  и знаешь,  что так будет,  ведь это на сто процентов "хорошее" геройское кино,  где серьезный супермен встречается с настоящими трудностями,  но мы,  хоть и переживаем за него, лелеем надежду,  что у него все в конце концов получится.  Это похоже на комикс. Насколько мы способны прочувствовать это кино сейчас?  Вполне.  Порой нам кажется,  что мы с трудом сможем понять то,  что происходило и снималось задолго до нашего рождения или когда мы были еще малы,  но если мы вложим этот фильм в уста создателей фильма "Плезантвиль" или представим,  что это Ларс Фон Триер опять играется со старыми образами из кино и жизни,  утрируя разные моменты и превращая объемное в плоское,  создавая некую карикатуру на "пропагандистский", "жанровый",  "массовый" и "для всех" "геройский" фильм,  то вполне. 

Несколько обособлен образ слепого.  Во ВГИКе на сценарном факультете да и не только на нем до сих пор можно часто услышать вопрос: "А чьими глазами мы видим это кино?" Ну, конечно,  глазами главного героя,  без вопросов.  Но у него есть альтер-это,  друг,  соратник,  оттягивающий на себя проблему его слишком резких,  смелых и отчаянных,  "нечеловеческих" шагов.  И этот альтер-эго имеет свой собственный мир.  Наверное,  он единственный под маской имеет что-то,  кроме чисто человеских качеств,  хотя порой,  как у других, и сильно гипертрофированных.  Без сомнения,  он тоже маска.  Он работает на камеру,  его круглые светлые глаза,  постоянно обращенные к небу и почти в камеру,  действуют на нервы своей прозрачностью и полным отсутствием защиты от окружающего мира.  Он слеп,  но у него нет с этим проблем.  Проблема с ним есть у зрителя. Этот образ слишком близок,  слишком колюч даже для этой послевоенной тесной коммунистической ячейки, где на мертвых волков бегут посмотреть без сомнений все дети деревни стройной,  послушной,  веселой и дружной толпой.  За ним,  в отличие от яркого советского мира, стоит вся темнота этого света,  видим мы ее, или нет.  И благодаря его персонажу,  который,  почти как его друг супермен,  в своей темноте может все,  мы видим новый,  другой образ из этого кино за его глазами: невинный ребенок,  белая точка,  движущаяся в ночи.  Единственный возможный образ,  который имеет свое личное пространство и свою личину,  с этим миром никак не соприкасающуюся. И возможность ее существования есть только там,  где есть темнота. Как витиевато оказалось,  его слепота -- это его защита. И она расширяется с расширением его знаний о мире темноты.  Автор не оставил ему выбора -- он слеп с рождения.  Однако это единственное право, которое автор оставил (отдал? Передал дальше?) случайному,  ничем не примечательному персонажу (вручил себе?), сделав его этим особенным. Всесильным.  Подарив ему выбор и свободу слова,  передвижения, полета и познавания бескрайних пространств,  где для него заборы и решетки это лишь бордюры,  за которыми всегда есть проход, где он видит, слышит и знает все. И весь мир для него тянется за горизонт во все стороны. И всегда есть дороги дальше,  и он их найдет,  потому что это его открытый и бескрайний мир.  Он не живой человек,  потому что в мире света есть лишь его оболочка,  но не он сам.  Он живет глубоко внутри этой глазурированной снаружи и пустой и черной внутри фарфоровой фигурки.  Там он и ходит. В своем собственном огромном мире,  ограниченным его телом.  При этом его ощущение своей телесности не ограничено ничем,  потому что он никогда не видел себя вживую или в зеркале. Он может только чувствовать себя. У него нет никакого статуса и не может быть. Поэтому он общается только со звуками и предметами. Для него чужое тело это просто предмет. Он не знает,  что такое красота или уродство.  Ему могут показать симметричные черты или объяснить, какой тип внешности сейчас в моде,  но он никогда не сможет по внешности выбрать,  что ему нравится, а что нет. Наверняка он трогал и не так много лиц или тел. Поэтому люди для него -- предметы с голосами.  В лабиринтах,  в которых всегда найдется выход для того,  кто по нему бродит. И это огромный пласт ночи,  который живет в этом фильме ярких натур и перевешивает его.

Так здесь белые побеждают красных,  простите,  белых. И тебе становится легче.  Потому что ты знаешь: кто-то умер,  но его фильм навсегда останется примером того,  что кто-то победил.


Я здесь:
https://proza.ru/avtor/alcie

Я рисую:
https://instagram.com/rocketsees

Йяя: https://facebook.com/metyolka.kris


In Honor Of Kira Om

Кино, О!