Как я учился делать массаж
Привожу рассказ старого друга. Ниже повествование от первого лица. Имена в этических целях изменены.
"Было это лет 20 назад. Я был тогда очкастым батаном, тощим, как жердь, доходягой, студентом второго курса мединститута. Жил в общаге, перебивался от стипендии и случайных подработок до маминой, совсем небольшой гум.помощи (она работала простым педиатром в районной поликлинике).
Что и говорить, у девушек я большим спросом не пользовался, а если совсем честно, то они меня обходили, как прокаженного (да и кому нужен бедный зубрила, который за себя-то в приличном заведении заплатить не может, не то, что за девушку).
Однажды, пресытившись трехразовым питанием (понедельник, среда, пятница), я твердо решил менять свою жизнь. Нет, бросать институт я не собирался (наверное, наклонность альтруистически лечить людей у меня в крови). Я твердо решил стать массажистом и зарабатывать на богатых и знаменитых (или не очень знаменитых, но все таки богатых).
Частично скопив, частично «заняв» у мамы (у кого же еще?). Я поступил на курсы массажистов. Первые занятия мы слушали теорию, потом недели две усердно терли, разминали и постукивали кушетки, отшлифовывая приемы «…чтоб не покалечить мне тут людей», - как выражалась наша Мария Львовна.
И вот, наконец, наступил тот самый день, когда я должен был впервые массажировать модель. Мое юношеское, разгоряченное воображение рисовало мне немыслимую красотку. Я всю ночь видел ее во сне, как я вхожу в кабинет, отдергиваю шторку и вижу юную деву с нежной, персикового цвета кожей…
Тогда я впервые в жизни сбежал с последних пар, влетел в общагу, помылся, побрился, оделся в чистое, даже полил себя одеколоном, и помчался на курсы.
Утирая украдкой слюну, я впорхнул в аудиторию и…застыл как облитый цементом. На кушетке, по-хозяйски раздвинув необъятные, волосатые ноги сидел двухметровый дядечка в цветастых семейных трусах. То есть трусы едва выглядывали из-под трех его складок живота. На потной, красной шее блестела толстенная цепь. Средний палец предупредительно поблескивал перстнем.
У меня застучали зубы, разом онемели и затряслись пальцы, язык потерялся где-то в гортани. Все мое костлявое существо вибрировало, издавая характерные звуки. Вот тут я получил отрезвляющий пинок под лопатку от нашей Марьи Львовны – тетеньке годков под 60 с параболоидной фигурой и бицепсами Шварцнегера: «Давай, давай, чего застыл, или учиться передумал?».
Я мужественно сглотнул слюну, выдавил из себя свистящее «ссс…сдрасте», вымыл руки и, обливаясь потом, приготовился мять мясистое тело. Тело, однако, оказалось несколько длиннее кушетки. Дяденьке это не понравилось, и он попросил данную проблему как-нибудь решить. Недолго думая, я схватил стул, кинул на спинку два сложенных друг на друга полотенца и подставил ему под ноги. Стул стал бесцеремонно падать. Я попробовал поставить на стул горшок с фикусом – не помогло. Я добавил книжек, полотенец, чего-то там еще …Ура! Стоит на месте! Можно начинать.
Я еще не предполагал, что мои мучения только начинаются. Дяденька оказался хоть и большой, но очень чувствительный. Он охал и ахал при каждом прикосновении, просил массажировать нежнее.
Дальше началось нечто невообразимое. Мой «модель» страшно боялся щекотки. Когда я дошел до межреберных промежутков (точнее их предполагаемого расположения, так как под слоем сала прощупать их я никак не мог), он уже заходился в истерическом хохоте, попутно вздрагивая, ерзаясь, дергаясь и опасно шатая кушетку.
Все это время Марья Львовна равнодушно смотрела на мои мучения. Я в поту, с пылающими щеками продолжал выполнять заученную последовательность движений, и тут дяденька не выдержал, точнее не выдержал стул, на спинке которого дергались его ноги, и повалился на бок со всеми наваленными на него учебниками, гипсовым черепом и ветвистым фикусом.
Я второй раз встал в ступор. Дяденька сел на кушетке и стал извиняться, пообещав три новых фикуса с кактусом в придачу. Львовна медленно переводила взгляд с дяденьки на стул потом на меня и обратно: «Кортиков! Черт бы тебя побрал, Кортиков! Убирай, с*** ты сын, Кортиков!».
Выдохнул и принялся реанимировать фикус. Череп, правда, тоже пострадал, но здраво рассудив, что не живое умереть не может, отложил его в сторону. Потом я еще мыл полы, очищал книжки от налипшего грунта, делал что-то еще. На следующее занятие я притащился в полной уверенности, что меня отчислили, а нет, следующим шел спортивный массаж, и мне подсунули какого-то бесчувственного спортсмена, но это уже был обычный, зачетный массаж, каких я потом сделал тысячи…"