Как делается книга⁠⁠

Значит, как делается книга. Очень коротко, правда. Сначала автор пишет нечто. В Ворде. Художественный текст, скажем для простоты и краткости. Редактор над ним работает. Проверяет имена, названия там всякие, ляпы авторские убирает, мучает автора глупостями (или автор мучает редактора, настаивая на своих глупостях). Когда у редактора кончаются силы (или время, отпущенное издательством), он отдает текст корректору. Распечатанный из Ворда. Гранки это раньше называлось, когда набор был железными литерами. Предполагается, что редактор все исправил в компьютере. Ах нет, он сначала может, идиот, послать автору. И тогда автор, просмотрев текст, ставит там некие значочки, а исправляет все в своем компьютере, в не правленном редактором тексте. Что потом делает редактор, заслуживает отдельного описания, но это опустим. А слова, которые он при этом говорит, тем более опустим. Потом текст попадает к корректору. Корректор читает, ставит в тексте и на полях специальные значки, исправляет опечатки и ошибки, а на полях пишет ехидные замечания по поводу глупостей, которые натворили автор и редактор. Получив от корректора вычитанный в первой корректуре текст, редактор вычеркивает половину правки, потому что твердо помнит, что "например" всегда в запятых, не говоря уже о "наконец", внимательно читает ехидные замечания корректора и вычеркивает все глупости автора к чертовой матери, потому что больше видеть этого кретина уже не может. Замечания же корректора по поводу всяких там "более глубже" и "двух государственных языков в Швейцарии" яростно стирает резинкой, чтобы никто не увидел, а корректор не лез не в свое дело. В таком виде текст попадает к правщику (обычно это верстальщик, но не всегда). Правка, которая понятна правщику, вносится в текст. При этом правщик тоже не дурак и знает, какие запятые обязательны. "Наконец" обретает запятые с двух сторон и торчит посреди текста, как самое распоследнее вводное. После этого наступает этап верстки. Верстальщик, которому никто не разметил текста, соображает, где заголовок, где подзаголовок, где отбивка, а где втяжка. Не стертые редактором карандашные замечания корректора читает, хихикает и вставляет в текст, если остается пустое место в конце главки. Вордовский текст помещается в верстальную программу, количество страниц должно быть кратно восьми или шестнадцати, а если не равно, верстальщик последнюю главу сжимает так, что она готова пройти через обручальное колечко, как оренбургская шаль, или через игольное ушко, о котором мечтает патриархальный верблюд. К этому моменту художнику уже позвонили по телефону, сказали, что этот замечательный автор опять наваял новый опус, опять ни о чем, так что пусть рисует что угодно, но чтобы автору понравилось. Художнику посылают по электронке какой-нибудь кусок. Иногда это оказывается большая цитата из классика, и на обложке появляется дама в буклях, но с длинными голыми ногами, потому что после цитаты шло именно описание этих ног. Он же помещает на спинку обложки любую аннотацию из предыдущих книг, над которыми работал, потому что присланную редактором его почтовая программа опознала как спам и спрятала куда подальше. Верстка сделана, распечатана и ее дают на вторую корректуру другому корректору. Второй корректор читает, делает правку и пишет на полях пространные комментарии для редакторов, употребляя слова "субстантивированное" и "коннотация". Получив эту корректуру, редактор приходит в ярость и опять стирает все замечания, подчеркнутое же "более глубже" исправляет на "более-глубже" и надолго задумывается, обнаружив на седьмой странице имена Колязнал и Оляпила.
Верстальщик вносит правку, которую не залил кофе, присобачивает титул, оглавление, обложку, переводит все на пленку, пленку на всякий случай просматривает редактор - и она идет в типографию.