Из жизни насекомых....
Нюма курил, не переставая, как будто в выпускаемом им дыме была вся правда о четырех ушедших от него женах.
А правда в том, что Нюма - алкоголик. 0.25 с утра, в обед и на ужин, залпом, у Любки в магазине. Не отходя от Любкиной кассы. Прямо-таки не каждый бы смог.
- Когда она приходила ко мне в последний раз, я лежал в коридоре, - cокрушался Нюма.
- Ну, и что ты от нее хотел в таком случае?
- Поговорить,
И снова клубы загнутого дыма, и что-то серое за окном, и плаксиво-белое, падающее с неба, и парень с лопатой на крыше.
- Недавно свалился один, - встревоженно вспомнил Нюма, - и это уже не первый.
Вереница падающих дворников заполонила мой мозг.
- Неужели нельзя сделать перила повыше?
- Выше, выше! Залезай! - кричали мальчишки, подбадривая друг друга. Совсем непросто в 13 лет залезть на уровень 7-этажного дома и сигануть оттуда вниз, в сине-зеленую соленую бесподобность. Глаза их сверкали отчаянной решимостью. Ты всегда прыгал первым, изображая Буратино, идущего по дороге.
Соленое море брызнуло, застряло где-то в уголках глаз.
Когда солнце уходит, его почти не видно, видны только огни домов вдали, огни в горах и все горит вокруг, звучит дьявольской музыкой, разудалой, плясовой - ярмарка! И ходят, ходят все по кругу, любуясь на товар, красуясь красными, сгоревшими за день лицами, и, кажется, что центр вселенной тут.
Вон мой знакомый выполз из тьмы, бордовый, довольный, поддерживаемый своей возлюбленной. Отсюда - прямо в кабак, чтобы еще сильней гудела голова, чтобы с утра это сине-зеленое хотелось вылакать до дна.
- Сима, померь давление! - вдруг истерично закричал Нюма, закручивая бычек в жестяную банку. И зашуршал тапками в коридор. - Сима!
Вошла, похожая на Русалочку из сказки, Сима, только сильно постаревшая, поправила своим прежним юным движением растрепавшиеся седые волосы, и, улыбаясь, проплыла к тонометру. Тонометр застонал, Сима быстро скинула выплывшие цифры. - Нормально. - решительно заключила она, и с той же загадочной улыбкой уплыла в полутьму торшера и урчащего кота.
Почему он не уплыл в полутьму, этот полупьяный друг, знакомящий нас, в блюющем морском городе, во тьму, к торчащим по углам домов деревьям, откуда падают с веток огромные гадкие жуки??
Эти жуки жили у тебя в доме. Хитрые твари. Вроде и таракан, а бежит за порог и машет оттуда длиннющими усами - Вот и нет! Я - Жук! И тапком меня никак! Низя, низззя меня тапком! Бе-бе-бе! А вот когда вы заснете на своей засранной односпальной кроватке - вот тогда я переступлю заветную черту вашего дрянного порога, заползу в ваши тапки, тарелки, чашки и ГОЛОВЫ!
- Это так, это так - теряли время настенные часики.
Только огромные черные пауки молчали в своих пыльных паутинах по углам.
И лишь на второй год нашего с тобой бытия, когда ты смел их коконы ссаным веником, они собрались для странного обряда на потолке, прямо над нашей неубранной кроватью и зашипели - Это так! Это так!
А часики уже были сломаны.
-Как так? Как так можно жить? А? - разглядывая трещины в штукатурке возмущался Нюма.
Хотя, нет, возмущаться он уже давно перестал. Он, скорее, устало вздыхал, уже не пытаясь попасть пеплом хотя бы в одну из трех жестяных коробок.
-Маша, вы дура! - сделал вывод Нюма и вздохнул, чтобы набрать воздуха для очередной своей истории, но ничего не сказал, так как память стала подводить его, и он забывал, о чем хотел сказать.
- У меня была одна знакомая - все же начал Нюма, - вполне успешная женщина. Но мужчина у нее был алкоголик. Она так переживала от этого, пыталась его лечить... И вот, однажды... этот человек бросил пить. Она сначала обрадовалась такому факту, но потом совершенно потеряла к нему интерес. - Нюма заживал невидимую жвачку. - А я, вот, поспорил на флоте, что я их всех перепью. И перепил! Я вот, смотрю на местных алкашей... И что? Покупают они чекушку на четверых и полдня ее мурыжат. Я так не могу.
- Нашел, чем гордиться, - изрекла я, но Нюма не обиделся.
Я обиделась на тебя только один раз, когда фотографировала умилительно чего-то жрущего песчаного краба под водой у пирса, а вы с сыном кидались в меня камнями. Моя гордость была разбита вдребезги! Оказалось, это такая народная феодосийская забава, и сообщение о том, что вы уходите с пирса. Смс по-феодосийски, короче. Вообще, местной народной развлекухи было много. Например, в магазине на углу продавали "Трою". Как бы, разные там поверхности очищать. Вы с братом очищали этим мозг. 68% спирта плюс "биологические добавки". Не раз вы пытались прочитать их названия перед употреблением либо после - исход был один. Белые благородные тараканы покидали ваш мозг и на их место приходили неизвестные науке твари. Ах, как вы бились потом из-за них! Как ваши бедные головушки бывали размазаны об чугунные ванны и по булыжникам двора. Звенела глухо арматура, и раздавался крик Ура! Летали даже топоры. Но до поры.
Ведь родился уже, вылупился из противного склизкого яйца трехглавый дракон в твоей головушке и страшные дела задумал он, но, до времени, задремал.
Нюма задремал. Лег на свою односпальную кроватушку, прикрыл глаза, и чубчик свой кучерявый закатил к потолку. Сима раскладывала преферанс на мониторе. Наглая ее котейка (а бывают другие?), распластавшись перед монитором, мечтала о сибасе. Надо было выходить в черноту мегаполиса, ловить холодным лбом смеющейся с издевкой снег. Вот легко клацнула квартирная дверь, протяжно заныл замок в подъезде. Через арку к магистрали, где глаза машин, бегущих радостно навстречу, зовущих за собой. Но надо было нырять в метро, дышать грязным растаявшим снегом, уткнувшись в чужие воротники.
- Почему у тебя в друзьях сплошные алкоголики? - равнодушно удивлялся Борик, перебирая четки.
- Между прочим, Нюма тоже еврей.
- Алкоголики-евреи. Жуть. Не понимаю, нахрена вы мне даны?
- Борик, я не знаю, ну помогите. Посмотрите там, амулетики ваши раскиньте. Я должна его найти.
Борик ходит, ходит, что-то крутит в руках, думает. Вытирает руки салфеточками.
- Борик думает, что фсе буит хорошо. Он у Тани. Во Владимире. Нет, может, я ошибаюсь. Там есть Володя. И у Тани есть собака.
И мы побежали. Метро, выходы, нет выхода, из стеклянных дверей налево, осень, грибы, к черту грибы, лес, собачники, вонючий подъезд, последний этаж, собачья шерсть на коврике у входа. Звоним. - Можно Таню?
- Подождите.
- А вы, случайно, не Володя?
- Да.
Шок. Он здесь, должен быть здесь.
Борик?!
- Не уходите оттуда до глубокой ночи, он там.
Вышла Таня, усталая. - Что надо? - Все, все тут же рассказали, пропал человек, 7 дней назад, ищем, к вам привели экстрасенсы.
- Подождите, я щаз Пирата выведу.
Выходит, с ней алабай, на нас даже не смотрит, большой, сильный, равнодушный, жует носом осеннюю муть. Ходили 12 часов, весь район, лес, пустые лежбища бомжей, бомжи спящие, бомжи пьющие, бомжи, за стакан найдущие кого угодно, хоть Жириновского во вчерашнем собутыльнике опознают.
- Ну как ты, девочка моя? - так Таня звонит на телефон.
Ты нашелся, но ты ушел. Шевельнул крыльями трехглавый дракон и тесно ему стало в твоей голове. И коготь его блеснул.
Уже украшают город к Рождеству, уже блестят с витрин игрушки-шарики, и так же каплями июльского дождя блестели крыша, дерево, скамейка в твоем дворе. Ты спал еще. Спал рыжий кот, укрывшись под клеенкой на холодильнике, похрапывающем иногда. И больше НИНАДО было НИЧЕГО. Мокрый дом, летний дождь, молчащий двор. Раздавленные сливы. Я писала картину. Рыжий кот стал розовым. Потом появился еще один, тот, что ему снится. .И третий, смотрящий на них. Кому в реанимации нужен розовый кот?? Почемуо-то эта мысль потом долго не оставляла меня. И так и исчезла в медикаментозных растворах...
- Когда я работал в реанимации - не унимался трезвый Нюма, гоняя свое тщедушное тело между кухней и гостиной, принося мне суп, потом хлеб, потом ложку, потом опять куда-то пропадал.
- Сима отказывается есть с нами, не хочет мешать.
- Очень жаль, с ней было бы гораздо интересней.
- На чем я остановился?
- Нюма, остановись сначала сам, давай поедим.
- Я уже ел. А ты ешь. На тебя страшно смотреть. О чем это я? Сима, у тебя хлеб есть? Сейчас, я ей хлеба отрежу. Угадай, из чего этот суп? Ну, картошку ты видишь. А еще? Нет, это не рис. Это сыр! Копченый сыр! Очень простой рецепт.
- Нюма, я начала смотреть в глаза людям в метро. Они пустые.
- Это очень опасно. Я как-то так делал, начал вычислять уголовников. Некоторые переходили от меня в другой вагон.
Горящие окна напротив. Хочется в них войти, подружиться с ними. Но они, как глаза. Пустые.
Некоторые мидии были пустые. Остальные мы вскрывали другой половинкой ракушки и ели. Я поливала лимоном. Ты считал это неразумной тратой цитрусовых. Чистый моллюск, и все. Даже соли не надо.
- Не надо тут ничего переделывать, - бурчал Нюма, закатывая глаза.
Мы лежали рядом на диване, в полной тишине я разглядывала зелено-желтые выцвевшие обои, такие же были у меня в комнате в детстве, и комната тоже была большая и холодная, и каждый повторяющийся рисунок был похож на чью-то голову. Я точно знала - под ними газета Труд, намертво приклеенная к стене. Только не войдет уже никто, к кому можно прыгнуть на руки и заплакать, как в детстве.
- Самая необычная находка в метро - загнусавил Нюма, - это урна. С надписью "Никогда тебя не забуду".
Я вскочила с дивана, и желание сдирать обои откатило.
Меня накатила волна. Одна, другая, море тут было совсем не синее, а зеленовато-желтое от поднимающийся снизу водорослей. В тот день мы ушли на 9 метров глубины, и не потому, что я такая смелая, а просто ты перепутал направление. Твой сын в это время собирал крабиков из-под камней. Они забавляли его гораздо больше погружения в подводный мир. Весь мир плескался у его ног. Молчал глубиной над нами. Дразнился рыбой-клоуном, распластывался дребезжащей жарой по полуострову.
- У меня все трусы в наклейках, - не унималась Таня. - Представляешь, иду я с кассы в туалет, а они смотрят и думают: "вот дура!" А я думала, почему они ничего не покупают? Так, у Зинары дочка ходит и зять. Кароче. Вы приедете, я вам эти наклейки дам, и купите мне и себе, на полторы тыщи. У них же акция!! А я, как дура, целый день, чуть не выкинула. А они прилипли, и все. Ты поняла? Поняла меня? Нихрена ты не поняла. И пусть твой этот, экстрасекс посмотрит, что со мной. Что-то у меня нихрена не получается.
"И почему у меня ничего не получается?" - сетовал ты, а за окном уже мелькали березки, березки... Три раза за сутки нас пытались ссадить с поезда, так развлекались мы, так веселились, окруженные унылыми бабками с послушными детками вокруг. А за окном туман и домики, заборчики, пруды. На короткое время под стук колес убаюкался трехглавый дракон, закрыл свой огненный глаз.
- Только что продрал глаза. Дай очнуться. Котик думает. И, вообще, Котик устал - отмахивался Борик. - Перезвоню.
Пропал на два дня. Но, знаю, ходил, ходил, перебирал четки, вытирал руки салфеточкой, читал, читал странные картинки.
- У нее что-то с головой. (Ну, это я и так поняла) - Она красивая была, дерзкая, мужиками крутила, кидала их. Бита за это была. Сестра у нее есть. Инцест у них был в семье. От этого и проблемы. Но ты ей это не говори. Не надо.
- Тань, а у тебя сестра есть?
- Да. А что?
- Да так, просто так спросила. - ну, не спрашивать же про инцест, в самом деле!
- А че, экстрасекс-то твой что-нибудь сказал?
- Да не.... Занят он.
- Так, АндроМАХА, оплакивающая Гектора, собирайся на свет божий - Кричал в трубку Борик. - Сегодня выставка у Славика в музее, там какая-то хрень, но тебе хрен разница, задницу поднимай! Чтобы в шесть была там, а то бублики разберут . Я не шучу! Потом набежит куча народу, и не пожрать! Ты поняла меня? До встречи!
Много-много разных комнат, и много звуков из них. Кричащих, скрежещущий, урчащих. Вот, какой-то деятель на экране с сигаретой во рту лежит на полу и поет под магнитолу. Вот гусли на куске асфальта. Непонятный мегафон.
В углу какой-то замурзанный тип чем-то мерзким издает визжащие звуки. Вокруг него вьются юные оплывшие девицы. "О, это легендарная личность!" -говорят мне. - "Мы вообще удивлены, что он еще жив". В это время "легендарная личность" нагло хлещет беленькую из горла.
И сразу дальше, дальше, где поняла, где на экране гуляют люди, и кто-то играет на пианино.
Играю и я, тут же, рядом, стоит расстроенный рояль, моими пальцами выдавливает странные звуки. Я словно и тут, и там, я часть инсталляции, но я отдельно. Все просто. Все было. Ключевое слово - было. И больше нет. Нет розовых котов.
Через туннель в метро, бегу по лицам, словно залитым в лед, в подъезд, там что-то тенью метнулось под ногами. Подпрыгнул лифт, проскрипел, открылся - и тенью за мной комок. Подняла в ладони. Глаза больше жопы. Такие в мультиках рисуют. Ну, проходи, неназванный котенок. Но не мешай пока. Я знаю теперь. Нет розовых котов. Есть только ты, обычный помоечный кот. Ну, раз все-таки от котов не деться, то так тому и быть.
Слишком яркий свет режет глаза. Слишком много света. Сначала тишина. Постепенно добавляются голоса, то тут, то там. Скоро эхо совсем исчезает, голоса превращаются в гул. Тепло. В этой комнате, среди маленьких бумажных голубей и больших железных космических кораблей поселилось странное создание. Издалека оно похоже на кота. Вблизи оно издает протяжные дребезжащие звуки. И крутятся колесики на тоненьких пружинках. Вчера два еврея смотрели на это. Постояли, выпили игристого вина, и ушли по своим еврейским делам. И все ушли, пусть будет тишина. А завтра все начнется сначала.