История Бреста. 103. Арест.  Проект "В поисках утраченного времени" от 13 мая 2011Часть 4.⁠⁠

(Это все НЕ МОЁ, а с сайта газеты Вечерний Брест. Читайте там.

(Автор - ВАСИЛИЙ САРЫЧЕВ http://www.vb.by/projects/oldbrest/)

Вещь необыкновенная! Статьи постепенно собираются, и выходят отдельными книгами.(Очень много неизвестных и трагических историй. Захватывает.)

Часть первая: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_101semya_shendruk_ch...

Часть Вторая: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta102gorodskie_plantats...

Часть Третья: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta102suvorovskiy_most_p...

В октябре 1943-го Шендруков арестовали. Это был тяжелый период: гестапо нащупало нерв коммунистического подполья, как полугодом раньше – польского. Тогда немцы расстреляли бургомистра Брониковского, ксендза-декана Урбановича, владельца пекарни Лэнского – полтора десятка польских патриотов, а теперь нащупали ниточку в другом направлении. В октябре взяли одного из руководителей подполья Петра Жуликова (умер от пыток в брестской тюрьме, жена и теща расстреляны), связанных с медикаментами Елизавету Крашенникову (расстреляна вместе с 13-летним сыном), Галину Аржанову (повешена во дворе брестской тюрьмы), артиста театра Николая Францева…

С Шендруками обстояло так. Первым арестовали Лидиного брата – 25-летнего Евгения, работавшего в фирме «Штикель», – он шел с задания и попал в засаду. Перед войной брат работал чертежником, и в оккупацию его навыки оказались востребованы. В одной из немецких военных служб работал мужчина средних лет по фамилии Пригон (немцы его в итоге повесили), который каким-то образом выносил топографические карты и передавал Шендруку-младшему. Отец смастерил дома хитрую чертежную доску, на которой Евгений с соблюдением строжайшей светомаскировки за ночь снимал с карты копию и утром возвращал оригинал. Копии брат передавал связным из леса, и счастье, что немцы остановили его на обратном пути.

Было ли задержание поводом к аресту всех членов семьи, или одно наложилось на другое (почти одновременно взяли семью Шощиц, и, наверное, не их одних), доподлинно не установить, но в тот же день к калитке Шендруков подкатила машина. Дома были мама и 20-летняя Валентина, вернувшаяся с работы раньше обычного: была «английская» (укороченная) суббота. Мама мыла полы – так босиком и забрали. Заодно подгребли соседа, Жениного приятеля Евгения Лотыша, некстати завернувшего по дороге в церковь, где отец был старостой. Лотыша из тюрьмы не отпустили – отправили на работы в Германию.

Лида (на снимке 1943 года из ателье на Генеральштрассе, нынешней Советской, она стоит справа), возвращавшаяся с перевязки от доктора Кескевича, ничего не знала и была ошарашена выскочившими из-за двери полицаями. Одного она хорошо знала – парня из школы, сына восточника М., – его отец до войны занимал должность не то в банке, не то в сберкассе. Направленное на себя дуло она сочла глупой шуткой:

– Хлопцы, вы спятили?

Но ее втолкнули в дом и резко спросили, где брат и сестра.

– Где могут быть – на работе!

– А отец?

– Тоже.

Велели сесть на пол. Села, осторожно согнув забинтованную ногу.

Всех, кто заходил в переулочек Шендруков, полицаи арестовывали. Пришел знакомый сестры Толик Кирчук, потом отец – того и другого посадили дома на лавку.

Сколько времени так прошло, никто не знал. На легковой машине приехал гестаповский офицер, светловолосый и очень полный, разрешил Лиде встать с пола. Вскоре прибыл еще один – высокий симпатичный мужчина в гражданской одежде, поляк. Разговор вел в основном он, задавал вопросы, а в конце посоветовал взять свитер или пальто для матери.

Часов в десять вечера на двух легковых машинах всех увезли в гестапо. Разговаривать в пути не разрешали. Арестованные напряженно вглядывались в маршрут: куда повезут? Когда с Ягеллонской (ныне пр. Машерова) повернули на Зыгмунтовскую (К. Маркса), поняли, что в гестапо. Машины остановились у того самого дома с колоннами, куда Лида носила венок.

Лиду с сестрой ввели в комнату с кафельной печью и забрызганными кровью стенами. Лиду поставили с одной стороны, Валентину – с другой. На стены девушки старались не смотреть. Потом их по очереди вызывали в комнату через коридор. Сидевшая за столом женщина по-польски задала анкетные вопросы и впечатала в бланк: фамилия, имя, отчество, год рождения... После канцелярских формальностей девушек вывели на улицу, посадили в ту же легковую машину и отвезли в городскую тюрьму. Там повели через одну железную калитку, другую, третью – и поместили в пустую камеру с разбитым окном. Озябшие, сели, прижавшись друг к дружке. На нарах лежали мужские пальто, но брать было боязно.

Через какое-то время переместили в другую камеру, с голыми нарами. Сна в ту ночь почти не было. Под утро вывели в туалет и вернули на нары.

Потом приоткрылось окошечко в двери и на коридоре раздался возглас: «О, тутай девчинки! Слухай, то Шендрук!» – видно, кто-то из тюремной обслуги узнал сестру.

Утром принесли по кусочку хлеба, кружке кипятка и похлебке из кожуры соленых огурцов. Местные из обслуги сказали, что здесь родители, брат и Лотыш. На третий день хлеба принесли пять кусочков – девушки заплакали, решив, что, наверное, папа с мамой не съели, а отдали им.

Ровно через неделю, в следующую субботу, девушек отпустили. Ничего не знавших, их повели по коридорам и поставили лицом к стене у двери кабинета. Пока стояли, привели папу, потом маму, потом брата. Евгения сразу завели в кабинет и довольно долго допрашивали. Он был взят с чем-то компрометирующим и теперь твердил, что в семье о его делах ничего не знали. Наверное, сумел убедить: его оставили, а остальных, бряцая ключами, повели через железные калитки, открыли дверь и вытолкнули, не сказав ни слова. Шендруки оказались на улице и стояли, не зная, что делать: ждать? уходить? быть готовыми к выстрелам в спину? Постояли-постояли и пошли домой.

Потом через людей узнали, в какой камере сидит Евгений. Каждый день ходили на утреню и с площадки перед собором смотрели вправо. Из своего окошка Женька вывешивал уголок белого платка – по этому признаку понимали, что он здесь.

За Шендруками установили слежку в надежде, что на кого-то наведут. Но дома стены помогают. Через неделю-полторы Шендруков по одному вывезли в отряд.

Окончание следует.