Доживем до понедельника⁠⁠

«Доживем до понедельника»

Вдохновился на просмотр фильм после Непознера и божемой у меня была точно такая же училка английского! и даже звали её тоже Наталья только Михайловна)) я её ненавидел всеми фибрами своей души, она мне наверное больше двоек поставила чем я получил за всю жизнь и главное, я их потом все пересдавал и случалось она не принимала с первого раза и приходилось пересдавать пересдачи! но вообще я был не против)) как же мило она краснела, прям до ушей и сразу прятала лицо в тетрадку, ты ей комплимент про шарфик и она красная как помидор, работало как часы)) Ладно, всё таки фильм не про мою училку.

Мы застаем главного героя, учителя Мельникова (Вячеслав Тихонов) в тот момент, когда он решает, что больше не может преподавать историю "ты посмотри учебник этого года". В первый раз, когда смотрел, я так и не понял этого момента и обратил на него внимание только после Непознера, где Нестеров объясняет что это изменили учебники и переписали роль Сталина в истории. В своё извинения могу сказать, что впервые смотрел фильм в столь наивном возрасте, когда мне казалось, что историю переписать невозможно))  Не понятно, как прошел цензуру диалог с директором:

— Куда же ты пойдешь?
— В музей. Экскурсоводом.
— А ты что думаешь, в музеях экспонаты не меняются? Или трактовки?.
Интеллигент, участник войны, историк, умница. Ненавязчивым пунктиром — биография: мама явно "из бывших", на это намекает старинная мебель и чинно сервированный будничный ужин; участник войны — фотографии на стене; незащищенная диссертация — из обрывка разговора ясно, что зашел слишком далеко и не намерен возвращаться "в рамки".
С коллегами всегда был учтив, но сейчас иногда срывается. Еле заметная мелкая рябь тоски пробегает по его лицу: от невежества (Тихонов -первый грамманаци)

-- Я им говорю: «Не ложьте зеркало в парту!» А они — ложат!
– Послушайте… нельзя же так! Я вам, вам говорю. Вы учитель, черт возьми, или…– Вы – мне?
– “Ложить” – нет такого глагола. То есть на рынке-то есть, а для нас с вами – нету! Голубушка, Таисия Николаевна, как не знать этого? Не бережете свой авторитет, так пощадите чужие уши!…
от пошлости (Баратынский — поэт "второстепенный"), от глупости ("глупость должна быть частной собственностью дурака"), от тотального вранья и профанации своего предмета ("ты посмотри учебник этого года"). В пересказе получается сплошная фронда.
Его антагонист — учительница русского языка и литературы Светлана Михайловна. Она ограниченна, дает предмет "от сих до сих", сухарь, ханжа, "училка", всегда знает как надо и жестко придерживается предписаний. В ней все та же усталость. но она еще держится. Она красит губы, носит модный костюмчик джерси и цокает на изящных лодочках. Светлана Михайловна любит Мельникова, кокетничает с ним беспомощно и нелепо, как умеет — а у него сводит скулы от тех банальностей, которые она говорит.
Властная, прямолинейная, жесткая, предельно самоуверенная, любящая поучать не только ребят, но и взрослых, — это все передано актрисой точно и метко. И вдруг за железобетонностью мы с изумлением и сочувствием видим страдающее сердце, видим глубокую кровоточащую трещину в ее самоуверенном взгляде на жизнь. Видим внезапно заговоривший в ней голос самосознания, понявшего, что жизнь прожита не так…

Одна из самых сильных сцен в фильме — их вечерний разговор в школе. Здесь очень хорошо видно, что дряхлеющая идеология больше не может быть содержанием жизни даже для тех, кто как будто держится ее основ. Частная жизнь частных людей — вот что такое теперь общество, и школа не только не исключение, но, напротив, наиболее яркое воплощение произошедших изменений.

-"Моё представление о счастье"-А вот нам она таких тем не давала-Мы все больше про типичныхпредставителей писали-А лица у всех серьезные-Одухотворенные...-А Сыромятников списывает-Чужое счастье ворует-Это будет перед вами изо дня в день-Налюбуетесь...-Не понимаю, как они могут писатьна такую тему, я бы не смогла-Это же не возможно объяснить... счастье-Все равно, что прикнопить к бумаге...солнечный зайчик-Никаких зайчиков, все напишут как полагается

Мельников не может изменить ход истории и воспитать других людей. Его не слышат, потому что не хотят или потому что не могут. Но Мельников может подарить счастье понимания "Счастье — это когда тебя понимают" (пишет Шестопалов в сочинении) трагическим одиночкам эпохи, таким как влюбленная в него молодая учительница английского или решившийся на бессмысленный бунт поэт Генка Шестопал.

Две учительницы, две соперницы. Рассматривают друг друга в учительской. Обе, как положено, в костюмах, только ткань разная. И она играет здесь большую роль.У литераторши — джерси. Трикотаж. Есть такой тип женщины — трикотажный. Эти женщины носят его все время, хотя он им и возраст прибавляет и эротичность убирает. Плюс гипюровая блузка без воротничка, плюс «хала» на голове, и уже не важно, красивая ты или уродина. Одиночество обеспечено.А у англичанки костюм из непластичной ткани, пиджачок мальчишеского покроя, туфли-лодочки, в которых подъем виден, и юбка правильной для этого образа длины — и так молодая, а в этом костюме еще моложе. Литераторша смотрит на эти ноги и произносит: «Цель одна».Ученица. Ольга Остроумова самая красивая девочка в классе. В начале, когда пишет сочинение, в школьной форме. С белым воротничком. Сама по себе советская школьная форма для девочек, повторяющая с изменениями форму дореволюционную, очень эротична. Именно в этом эпизоде совокупность форменного воротничка, девичьего локона и юной шеи создают особое волнующее настроение и у зрителя, и у ученика-поэта.А в сцене их объяснения она уже не в форме, которая молодит, а в пиджачке и юбке, которые превращают ее в женщину, уже почти тетку, объясняющую мальчику, что ничего у них не выйдет.
В классе все классические амплуа налицо. И неформальный лидер, и первая красавица, и зубрилка-дурнушка, и местный клоун, и, разумеется, белая ворона. Интересно, что лидер (Игорь Старыгин) теперь не первый ученик, и не талантливый возмутитель спокойствия. Напротив, этот красавчик, похоже, избрал стратегию не высовываться, быть как все, но только немного выше — ровно настолько, чтобы обеспечить себе лидерские позиции.
«Белая ворона», поэт Генка Шестопал, тоже не стремится к публичным демонстрациям — он молчалив и задумчив, а свой демарш (сожжение сочинений на тему «Что такое счастье») совершает неожиданно для самого себя.
Когда Мельников прервет красавца Батищева, «правильно», по учебнику трактующего мятеж на крейсере «Очаков» и произнесет речь, посвященную лейтенанту Шмидту — вдохновенная апология обреченного и бесполезного с точки зрения логики, протеста, уже не оставляет сомнений в том, что перед нами — герой романтический. Беда лишь в том, что на дворе 1968 год. Его оппоненты — такие же, как он, уставшие люди, ушибленные квартирным вопросом, гастритом, неприятностями по службе… Они не думают по-другому. Они вообще не думают, и его по-дружески, по-семейному, по-хорошему призывают к тому же.
— Петр Петрович Шмидт был противником кровопролития, — продолжал Мельников. — Как Иван Карамазов у Достоевского, он отвергал всеобщую гармонию, если в ее основание положен хоть один замученный ребенок… Все не верил, не хотел верить, что язык пулеметов и картечи — единственно возможный язык переговоров с царем. Бескровная гармония… Наивно? Да. Ошибочно? Да! Но я приглашаю Батищева и всех вас не рубить сплеча, а прочувствовать высокую себестоимость этих ошибок!Слушает Наташа, и почему-то горят у нее щеки.Слушает класс. Многие взволнованы. Крупные планы ребячьих лиц.— Послушай, Костя, — окликнул Илья Семенович Батищева, который вертел в руках сделанного из промокашки «голубя». — Вот началось восстание, и не к Шмидту, а к тебе, живущему шестьдесят лет назад, приходят матросы… Они говорят: «Вы нужны флоту и революции». А ты знаешь, что бунт обречен, что ваш единственный крейсер без брони, без артиллерии, со скоростью восемь узлов, — не выстоит. Как тебе быть? Оставить матросов одних под пушками адмирала Чухнина? Или идти и возглавить мятеж и стоять на мостике под огнем и наверняка погибнуть…— Без всяких шансов на успех? — прищурился Костя, соображая. — А какой смысл?Его благоразумная трезвость вызвала реакцию совсем неожиданную.— Да иди ты со своим смыслом! — зло и громко взорвалась Рита… И, увидев пустующее место в соседнем ряду, пересела от Кости туда.

Но добило меня конечно "Политика царя была трусливая и вероломная... и поле Петра России не везло на царей" это конечно ппц...

-Значит так. Политика царя была трусливая и велоромная-Какая?-Велоромная-Вероломная, значит ломающая веру-Или предательская-Да-Так, дальше-От страха за свое царское положение-Царь, конечно, выпустил манифест.Ну, там, он обещал народу райскую жизнь-А точнее?-Ну свободы всякие... слова... собраний-Не, а че говорить-то? Все равно ведь он, чтообещал не сделал, что же вранье-то пересказывать?-Ну потом царь опять показал свою гнуснуюсущность и стал править по-старому-Вот... он там это... как её...-И никто не могу ему ничего сказать-И вообще... после Петра I... России очень не везлона царей, это уж моё личное мнение-Вот поставишь ему единицу... а потом выйдетиз него Юрий Никулин...-И получится, что я душил будущее нашего искусства-Не надо. За что единицу-то?-За "более-менее"-Вместо