ДЕНЬ БОЛЬШОГО СРАЖЕНИЯ Из воспоминаний командира пулеметного расчёта кайзеровской армии Доминика Рихерта

ДЕНЬ БОЛЬШОГО СРАЖЕНИЯ Из воспоминаний командира пулеметного расчёта кайзеровской армии Доминика Рихерта Первая мировая война, Война, Воспитание, Длиннопост

ДЕНЬ БОЛЬШОГО СРАЖЕНИЯ
Из воспоминаний командира пулеметного расчёта кайзеровской армии Доминика Рихерта

24 апреля 1918 года – атака под Вилье-Бретоньё

6:30 утра. Всё тихо, только редкие пушечные выстрелы. Эта тишина действовала на нервы. Мне казалось, что обе стороны переводят дыхание и собирают силы, чтобы снова обрушиться друг на друга и растерзать. Ровно в 7:00 немецкая артиллерия открыла ураганный огонь. Более восьмисот орудий разом послали свой железный привет; целый час гремели и грохотали пушки. Над нами непрекращающийся свист снарядов. Оттуда доносились взрывы гранат. Было почти невозможно переговариваться друг с другом. Приходилось кричать в ухо. Англичане тоже не ленились и засыпали всю округу снарядами. В восемь утра все должны были атаковать. Медленно и всё же слишком быстро приближалась к роковому моменту стрелка часов. В без пяти восемь я высунул голову и осмотрел поле. Всё как будто вымерло. Я заметил только две-три головы и взрывы английских гранат. Тут я услышал за спиной глухой рокот мощных моторов. Это были четыре немецких танка. Первые немецкие танки, которые я видел. Они были совершенно другие, чем английские или французские танки - заострённые стальные домики, на которых не видно ни гусениц, ни чего-либо другого. Бронированные пулемёты смотрели во все стороны. Два танка были также вооружены 2 маленькими пушками. Опознавательным знаком был большой железный крест на обеих сторонах.
«Приготовиться!». С бьющимся сердцем каждый готовится. «Вперёд, марш!». Мы схватили наш аппарат, покинули спасительную яму и пошли вперёд. Огонь артиллерии продолжался с неослабевающей силой; к нему примешивался огонь ружей и пулемётов. Атака была в самом разгаре. Куда ни глянь, всё кишит стремящимися вперёд немецкими солдатами. Пехота, пулемёты, лёгкие и средние миномёты, всё двигалось вперёд. Целый рой немецких аэропланов пролетел низко над нами, чтобы бомбами, гранатами и пулемётным огнём внести свой вклад в успех атаки. Когда мы приблизились к выступу леса, на перепаханной земле уже лежали разные трупы.
Внезапно на нас посыпался целый град мин и гранат, все попрятались в воронки или вырытые солдатами ямы. Мы как можно ниже пригибались, чтобы не зацепило разлетающимися осколками и комьями земли. «Мы не можем здесь оставаться!», крикнул я, приподнявшись, чтобы бегло осмотреть местность на предмет подходящего укрытия. В тот же миг мина упала в ячейку примерно в трёх метрах от меня, где сидело три пехотинца. Разодранные части их тел разбросало во все стороны. Я сказал своему расчёту: «Я метнусь вперёд. Если найду лучшее укрытие, подниму лопату, а вы как можно скорей прибежите ко мне!». Сказано, сделано. Примерно в пятидесяти метрах я нашёл большую воронку, которая давала хорошее укрытие. Я прыгнул в неё и поднял лопату. Мой расчёт тут же прибежал. Так мы продвигались дальше от воронки к воронке. Когда я бежал по клеверному полю, надо мной разорвалась шрапнель; её пули кругом щёлкали по земле. Я чудом уцелел. Осмотрел себя, т.к. считал, что где-то может идти кровь. Поначалу я был очень напряжён, но тут несмотря на постоянные взрывы на меня нашло холодное спокойствие, которое и раньше охватывало меня в опасные моменты.
Мы прошли мимо опушки, от которой передние волны атакующих немцев выступили на приступ идущих по чистому полю английских позиций. Куча мёртвых пехотинцев лежала на земле, частью ужасно изувеченные артиллерийским огнём. Множество легкораненых шли в тыл вместе с пленными англичанами... Тех собирали в определенном месте, где вся земля была покрыта униформой цвета хаки. Эти бедные простофили выдержали самый сильный огонь. Вот мы подошли к первому английскому окопу и спрыгнули в него. Там лежало много стреляных гильз, по которым было видно, что английская пехота храбро защищалась. В окопе лежали друг на друге два убитых англичанина. Ещё один агонизировал в поле за окопом. Примерно в трёх метрах за окопом лежал другой, который постоянно жалобно кричал «German Fri-i-i-tz!». Я поднял голову и кивнул ему, чтобы он полз к нам. Он показал на свою спину и тогда я увидел, что он получил туда пулю, из-за чего отнялись ноги. Я бы охотно затащил его в окоп, но не осмеливался вылезти, т.к. англичане поливали местность пулемётным огнём и пули роями свистели над нами. Мы сцепили три лямки от пулемёта и я кинул англичанину одни конец. Он вцепился в него руками и мы медленно подтянули его к краю окопа, чтобы затащить внутрь. Там я сунул ему под голову ранец, отстёгнутый у одного из убитых, и дал попить кофе из фляги. От боли и кровопотери он потерял сознание. У одного из убитых англичан из кармана торчала пачка сигарет; я забрал её.
Тут вдоль окопа пришёл стрелок из другого полка и спросил меня: «Господин унтер-офицер, можно при-соединиться к вашему расчёту?». По произношению я понял, что он эльзасец и спросил: «Откуда ты взялся?». Он отвечал: «Я со своей ротой был в первой волне атаки на опушке. Англичане заметили нас, стали ужасно обстреливать лес из мелких орудий. Весь мой расчёт был убит. Мне самому осколками разорвало штурмовой ранец, сухарку и флягу». При этом он показал мне вещи, которые были совершенно разодраны. «Слушай, товарищ, - сказал я, - если ты умный, оставайся здесь в окопе».
Между тем окоп наполнялся идущими вперёд солдатами. Несколько лейтенантов адски кричали, гоня нас вперёд. Я вылез из окопа, нашёл укрытие и снова помахал лопатой. Мой расчёт побежал ко мне. Тут я увидел, как один из моих рейнцев крикнул, уронил патронные ящики и побежал ко мне. Он получил пулю в плечо. Его тут же перевязали, потом он побежал назад в английский окоп. Перед нами на участке шириной около восьмидесяти метров, англичане установили заградительный огонь. В одну линию беспрестанно падали гранаты, чтобы сделать невозможным продвижение последних эшелонов атаки. А мы должны проскочить! Я получил запасного стрелка, которого прислал взводный, чтобы заполнить пробел в расчёте. Я заметил, что между взрывами гранат в линии заградительного огня всегда есть маленькие паузы, которые вызывает заряжание орудия. Тут же созрел план. Мы подобрались поближе к взрывам и залегли там. «Слушайте, товарищи! - сказал я, - мы подождём подходящего момента. Как только взорвётся очередная порция гранат, мы быстро проскочим». Едва прогремела новая серия взрывов, мы вскочили и помчались вперёд, насколько позволял пулемёт. Снова уже свистел следующий залп прямо над нами. Снаряды взорвались в нескольких метрах позади нас. Мы стремились как можно скорей выйти из опасной зоны. Много трупов лежало на истерзанной земле в зоне заградительного огня. Многих из них после смерти ещё швыряло туда-сюда и разрывало на куски. Внезапно рой пуль из пулемёта засвистел в наших ушах. Тут же мы бросились на землю, оставив пулемёт, и поползли на животе в ближайшую большую воронку, где уже скорчилось двенадцать-пятнадцать человек. Мы улеглись на плечи, головы и спины находящихся в воронке солдат, так что нижние почти задыхались. Мы не могли вылезти, т.к. над нашими спинами свистели пулемётные очереди. Вдруг взрыв очень близко. Нас почти полностью засыпало землей. Все до смерти перепугались. Я поднял голову и увидел, что между нашей воронкой и новой едва полметра. Метром ближе и все восемнадцать человек были бы разорваны в клочья. Я со своим расчётом тут же прыгнул в новую воронку; в момент, когда огонь чуть стих, мы сползали к нашему аппарату и притащили его в воронку. Мы поставили его дулом к фронту, готовый к стрельбе. Скоро наша воронка заполнилась пехотинцами. Даже наш санитарный унтер-офицер был здесь. Тут с передовой примчался пехотинец с простреленным пальцем ноги. Т.к. мы были набиты как сельди в банке, ефрейтор Алекс Кнут, который всегда был исключительно добродушным человеком, сказал: «Я хочу освободить немного места» и пополз в другую, находящуюся поблизости, воронку. Поскольку в нашу набивалось всё больше солдат, я сказал одному из стрелков: «Глянь-ка, свободна ли та воронка. Мы переберёмся в неё». Он полез туда и крикнул: «Здесь трупак лежит! Боже, это Алекс!». Я тут же пополз туда. Бедный Алекс получил пулю в лоб над левым глазом, а в левом виске виднелось выходное отверстие. Алекс был еще не мёртв, но без сознания. Мы уложили его поудобней и я перевязал ему голову его бинтом. Я назвал его по имени, но он уже не слышал и не видел. Тут он начал хрипеть. Хрип становился всё тише, потом по телу пробежала дрожь, он вытянулся и умер. Мы расковыряли одну сторону воронки, положили его туда и накрыли. Каково было у нас на душе при такой работе, легко себе представить. Я взял его штык, воткнул в ножны в форме креста и установил на могиле.
Огонь пушек, пулемётов и прочего оружия бушевал с утра с той же силой. Пока мы хоронили Алекса, мне послышался среди всего шума резкий хлопок пистолетного выстрела с близкого расстояния. Когда я приполз в воронку, где стоял пулемёт, увидел, что один из рейнцев получил ранение в руку. Рядом уже были стрелки, которые перевязывали его. Раненый сказал, что хотел прикрепить шланг для отвода пара и в этот момент получил пулю. Я этому не поверил, по его испуганному взгляду было понятно, что он сам прострелил себе руку, чтобы попасть в лазарет. Отцепив ранец и ремень, он быстро побежал в тыл. Парень был совершенно прав, но не доверял мне и не признался. Вот у меня в расчете два раненых и один труп. Мне стало не по себе. Из-за чудовищных потерь атака остановилась. Все расползлись по бесчисленным воронкам.
Беспрестанно гремели взрывы гранат. Всё поле было затянуто чёрным дымом. Вдруг между занятых воронок забегали офицеры и ординарцы, крича: «Приказ по дивизии: атака должна быть продолжена!». Мы все ужаснулись. Уже побежали вперёд отдельные группки солдат, которых командиры выгнали из воронок. Наш ротмистр вылез из воронки рядом с нами и выкрикнул приказ атаковать. Что нам ещё оставалось! Мы снова получили запасного стрелка. Так и я пошёл вперёд со своими четырьмя человеками. Английский огонь был ужасен, мы были вынуждены снова забиться в воронки. Ефрейтор пехоты, которого я хорошо знал ещё с Риги, стал на колено близ моей воронки, чтобы прикурить сигарету. Вдруг он упал головой вперёд и больше не шевелился. Мы окопали наш пулемёт для стрельбы, так чтобы лишь ствол торчал над землёй. Затем мы скорчились в укрытии. Тут я заметил двух пехотинцев, которые с полными страха лицами со всех ног бежали в тыл. Я высунулся и увидел, что вся местность кишит бегущими назад солдатами. Я крикнул «Что случилось?». «Танки!», таков был ответ. Командир батальона, капитан Бертольд, с поднятым пистолетом пытался заставить солдат занять позицию, что некоторые и сделали; остальные бежали дальше. Многие из бегущих были скошены бешеным огнём танковых пулемётов. Я глянул вперёд и увидел несколько английских танков, которые шли на нас, постоянно ведя огонь. На занятиях мы всегда учили, что две пули со стальным сердечником в одну точку пробивают броню танка в этом месте. Английский танк шёл прямо на нашу яму, постоянно стреляя из пулемёта. «Товарищи, пора! Пули с сердечником!», крикнул я. Тотчас один из стрелков протянул мне ленту, я зарядил, навёл на середину передней части танка и выпустил все 250 патронов. Танк пёр дальше. Я выпустил ещё три ленты, всего 1000 выстрелов в одно место. Бесполезно. Я поднёс к глазам бинокль и увидел, что обстрелянное место танка совершенно белое. Однако мы не смогли нанести ему ущерб. «Всем укрыться!», крикнул я. Мы скорчились в воронке, ожидая, когда танк подойдёт и расстреляет нас. Тут я услышал сзади несколько выстрелов и урчание мотора. Я поднял голову и увидел приближающийся немецкий танк, который постоянно вёл огонь из своей маленькой пушки. Тогда я поглядел вперёд и увидел, что английский танк стоит неподвижно с несколькими зияющими дырами. Мы были спасены!
Немецкий танк обездвижил остальные две английские машины, а затем въехал на английскую позицию и пулемётным огнём выгнал из воронок около двухсот английских пехотинцев. Томми ничего не оставалось, кроме как прибежать к нам с поднятыми руками. Трём из них, которые бежали в нашу сторону, я помахал. Они задыхались от бега и дрожали от смертельного страха. Они предлагали нам деньги, которые мы, конечно, отвергли. Немецкий танк сейчас так обстреливался английской артиллерией, что почти исчез в облаке дыма и внезапно остановился. Через пару минут он снова задрожал и проехал мимо нас назад.
Английские лётчики с невероятной отвагой пролетали над нами на высоте дома и бросали бомбы и гранаты в занятые нами воронки. Я видел падение четырёх аэропланов. Один упал примерно в сорока метрах от нас, воткнувшись мотором в землю, так что хвост фюзеляжа торчал вверх. Пилот, который казался мёртвым и должен быть пристёгнут, свешивался верхней частью тела из своего места. Сразу же после падения аэроплан начал гореть и сгорел до стального каркаса.
Запасной стрелок Марц из Нижнего Эльзаса наблюдал за передним краем, когда прямо перед нами упала газовая граната. В тот же миг появилось плотное облако газа. Вдох и он без сознания падает между нами. Я сам при вдохе почувствовал, как газ через нос достиг горла, сильно выдохнул, задержал дыхание и вытащил противогаз из бака, чтобы скорее надеть его. Тут я почувствовал, что немного газа попало в грудь, поскольку начало першить и тошнить. В носу и глотке горело так, что у меня глаза на лоб полезли. Я кашлял … всё это произошло за несколько секунд. Тут же я вынул маску Марца и натянул ему на голову. Потом я на четвереньках пополз ко взводному, т.к. знал, что при нём находится санинструктор с кислородным прибором. Он тут же приполз за мной, сунул бедному Марцу этот аппарат и через четверть часа он пришёл в себя, но как будто парализованный.
Тут в нашу ячейку заполз ротмистр. «Ну, Рихерт, - сказал он, - пока здоровы?». «Я сам вполне, - ответил я, - а вот Алекс Кнут мёртв, два человека ранены; расчёт Херрманна ещё хуже – прямое попадание угробило всех шестерых». Ротмистр был очень взволнован, поскольку это была первая большая стычка, в которой он участвовал. Раньше, прежде чем попасть в нашу роту, он состоял при Генеральном штабе и вскоре должен был туда вернуться. Мне понравились английские сигареты, которые лежали теперь в моём кармане. Я предложил сперва ротмистру, затем солдатам. Какие славные то были сигареты по сравнению с немецкими, набитыми прескверным табакозаменителем, в основном буковым листом. Примерно через полчаса ротмистр сказал: «Рихерт, дайте мне ещё одну такую сигарету и я пойду к резервному взводу». Я дал ему целых две. Он вылез из ямы и побежал назад. Было четыре часа пополудни. Огонь артиллерии стал значительно тише, но в поле всё ещё рвались гранаты. Мы вздохнули с облегчением. «Вот бы эта чепуха закончилась!» - таково было общее желание. Мои солдаты выпили весь свой кофе и страдали от жажды, в то время как я выпил едва полфляжки. По их просьбе я дал каждому глотнуть.
Медленно вечерело и скоро это убожество покрыла глубокая тьма. Что принесёт ночь? Я склонялся к контр-атаке англичан. У меня было желание попасть в плен. Там по крайней мере было бы меньше риска для жизни… Англичане с наступлением темноты поддерживали ужасный заградительный огонь примерно в четырёхстах метрах позади нас, чтобы сделать невозможным выдвижение резервов и вообще затруднить связь с тылом. Т.к. я не хотел назначать своих стрелков подносчиками пищи, то спросил, кто вызовется добровольно. Все молчат. Я сказал: «Хорошо, мы съедим железный паёк». У каждого было по куску хлеба в сухарке. Если бы ещё было питье. Так всё осталось в яме.
Кучка пехотинцев, которые ещё лежали в разбросанных перед нами воронках, по приказу отошли и заняли позицию в линии, где стояли мы. Так снова получился мощный фронт. Другой пулемёт взвода установили в трёх метрах от нас. … постоянно свистели над нами английские гранаты, взрываясь преимущественно на линии заградительного огня.

Кучка пехотинцев, которые ещё лежали в разбросанных перед нами воронках, по приказу отошли и заняли позицию в линии, где стояли мы. Так снова получился мощный фронт. Другой пулемёт взвода установили в трёх метрах от нас. … постоянно свистели над нами английские гранаты, взрываясь преимущественно на линии заградительного огня.
Я спал в яме. Один солдат постоянно дежурил и время от времени поглядывал вперёд. Внезапно меня испугал трескучий град гранат. Ага, подумал я, приготовительный огонь перед атакой. Нам ещё относительно повезло – рядом разорвалось мало снарядов. Они шипели прямо над нами, взрываясь чуть дальше. Ц-ц-ц, шипели рои пулемётных очередей над нами, никто не рисковал высунуть голову. Когда пулемётный огонь утих, я выпустил осветительную ракету и осмотрел впереди лежащую местность. Мне показалось, что в ряде мест что-то шевелится и я пустил ещё одну ракету. В тот же миг я услышал слева и справа крики «Они идут! Тревога!». И действительно: перед нами всё кишело англичанами. Первые были, может, в ста пятидесяти метрах от нас. Пригнувшись от страха, они бросались из воронки в воронку. Что нам делать? Стрелять? Если я хорошо прицелюсь, то уложу минимум тридцать, сорок, а то и пятьдесят этих бедняг. Я быстро принял решение не стрелять и сдаться при их подходе. Я бросился к пулемёту, зарядил, нажал на кроющее перо, левой рукой взял щепотку земли и незаметно высыпал её в механизм пулемёта; затем нажал на спуск. Находящийся в стволе патрон был отстрелян, затем осечка. Подвижные части были затруднены в движении частичками земли. «Что теперь делать?», испуганно спросили стрелки. «Руки вверх, когда они придут!», сказал я. «Выньте пистолеты, - скомандовал я, - если они захотят расправиться с нами, будем отстреливаться из пистолетов, насколько хватит». Мы отцепили ремни и бросили их вниз. Тут приполз фельдфебель Бэр: «Рихерт, Ники, парень, ты чего не стреляешь?». «Поломка», ответил я, - мы отстегнулись». «Это лучшее, - сказал фельдфебель, тоже отстегнул ремень и бросил его на наши. Сотней ракет ночь была освещена как днём. Много красных ракет, которыми немцы просили заградительный огонь, поднимались прямо ввысь. Много лёгких и тяжёлых пулемётов, а также пехотинцы открыли оборонительный огонь. Над нами кучами полетели немецкие гранаты, падая среди англичан. Те, неся большие потери, залегли в воронках, а мы снова застегнули ремни. В тот момент я был в ярости из-за того, что англичане не захватили нас. Несмотря на темноту, я почистил пулемёт, чтобы никто не заметил, что в механизме немного земли. Затем я зарядил и выпустил целую ленту. После этого мы до утра спали в нашей сырой яме.