"Чешуя"
С начала марта в наше отделение на северо-западе Москвы начали поступать сообщения о пропаже людей. Первые два случая не вызывали какого-то особенного интереса, так как подобное случалось и ранее, и достаточно часто, но начиная с третьего за весь месяц заявления дело начинало принимать нежелательный оборот. Учитывая тот факт, что все случаи пропажи были зафиксированы приблизительно в одной и той же области, между четырьмя параллельно проходящими улицами, следовало говорить о серийном похитителе или даже о целой группировке; впрочем, наш следователь по особо важным делам, крайне компетентный и уже умудрённый сединами и тридцатипятилетним опытом работы в органах, предполагал не похищения, а убийства. После четвертого случая он взял это дело под личный контроль, оставив своему первому заместителю все свои прежние дела. Я, как проходивший под его началом практику стажёр, был немедленно подключен к расследованию и везде сопровождал своего учителя. Честно говоря, более профессионального, знающего толк в своей работе и умеющего эти знания передать другому человека я ещё в своей жизни не встречал, а помимо всего прочего, это был ещё и блестяще образованный человек и отличный собеседник. За всё время стажировки ему попадались несколько действительно сложных дел, которые должны были бы повиснуть «глухарями» на нашем отделении, однако он, несмотря ни на что, находил-таки преступников и каким-то непостижимым образом раскалывал их на первом же допросе. Думаю, если бы не он, то раскрываемость в отделении упала бы минимум вдвое, а то и в три раза. Однако это дело встало у него самой настоящей костью в горле, после которой такой бывалый сотрудник без каких-либо объяснений подал прошение о переводе в райотдел какого-то захолустья километрах в пятистах от нашей Москвы.
Поначалу нам абсолютно не везло — похитителей никто не замечал, жертвы пропадали глубокой ночью, в тёмных, безлюдных дворах и подворотнях, коими наш район изобилует, поэтому после прочесывания района в отдел мы вернулись ни с чем. Впрочем, с лица моего учителя не сходила какая-то странная ухмылка, будто он знал или догадывался о чем-то, чего никто из нас знать не мог, но делиться своими соображениями он отнюдь не спешил. Мы безрезультатно опрашивали народ, искали связь между жертвами, наведывались в местные притоны, кабаки и прочие «злачные заведения», патрулировали район по ночам — все было безрезультатно, никаких следов. С каждым поступающим заявлением мой учитель все больше и больше мрачнел и все позже и позже уходил с работы. Я видел, как невозможность уловить проклятого (или проклятых) выродка буквально пожирает его изнутри. После поступления шестого заявления о пропаже он поссорился с женой и теперь практически жил в отделении, разбирая старые дела и пытаясь найти хоть какую-то зацепку, в чем я иногда ему помогал, поражаясь фанатичной преданности своему делу.
Наконец, после полутора месяцев постоянных пропаж людей и безрезультатных поисков, на седьмом похищенном в наши руки попала бесценная улика — камера наблюдения продуктового магазина, расположенного на одной из четырёх улиц, зафиксировала момент самого похищения: к девушке двадцати трёх лет от роду, выходившей из магазина около двух часов ночи, только она отошла от самого магазина на достаточно далёкое расстояние, подлетели двое неизвестных, один из которых сразу вколол ей в шею какой-то препарат, отчего она моментально опала на руки второго похитителя, после чего они за несколько секунд погрузили её в багажник так же стремительно подъехавшей машины и умчались прочь. Действие это длилось не больше тридцати секунд, и я невольно восхищался профессионализмом похитителей. Я также обратил внимание на то, как мой учитель воспрял духом после того, как увидел это — потухший было огонёк в его глазах разгорелся с удвоенной силой, он перестал сутулиться, даже морщины на лбу, казалось, немного разошлись. Он вскочил со стула, схватил пиджак и резким кивком позвал меня с собой, и уже через полчаса мы находились в здании управления ГАИ, чтобы просмотреть записи с дорожных камер в том районе. Это было очень сложным и муторным занятием, которое лично мне чрезвычайно надоело спустя всего лишь три часа, но мой начальник пересматривал видеозаписи практически не моргая. Где-то спустя шесть часов непрерывной работы около 11 вечера он наконец выудил нужную нам машину, и, ещё раз перепроверив, отправил данные в наш отдел с приказом немедленно прочесать весь район вдоль и поперёк, но всё же найти эту машину и установить слежку, а сам, отправив меня на помощь остальным сотрудникам, остался выяснять данные о владельце автомобиля, который, как я позже узнал, даже не числился в угоне.
Машину обнаружили на удивление быстро, и двойной удачей было то, что её хозяева в тот момент находились внутри, даже не пытаясь скрываться. Естественно, в тот же момент было проведено задержание подозреваемых, которые оказались выходцами из Таджикистана, как и полагается, без регистрации. На допросе, который мой учитель проводил лично, никто даже и не думал отпираться — они признавались во всех случаях похищения, однако наотрез отказывались говорить о местонахождении похищенных, впрочем, всё-таки указав адрес квартиры, где их держали. По их словам, они привозили людей каждый раз около пяти утра к подъезду, где их встречали сообщники и забирали жертв, после чего дальнейшая их судьба была им неизвестна. Мы сразу же вызвали оперативную группу и поехали на указанное место, оказавшееся старой разваливающейся хрущёвкой, в которой обитал самый настоящий сброд вроде алкоголиков, наркоманов и полубезумных старух. Именно там, на третьем этаже, за самой обычной дверью семь человек пропали бесследно и неизвестно, сколько пропало бы ещё.
В квартире, несмотря на позднее уже время, горел свет и около окна периодически мелькали тени, так что мы решили входить сразу, без объявления окружения и предложения сдаться, так как нас, вероятно, никто не ждал. Детали операции по захвату я опущу, так как никакого сопротивления оказано не было, поэтому сразу перейду к увиденному, так сильно поразившему меня, что мне пришлось взять больничный на месяц и уехать прочь из этого ужасного места в глухую деревню, где у меня жили бабушка с дедушкой, только бы оказаться подальше от всей этой истории.
Итак, войдя в квартиру, мы обнаружили там то, чего никак не ожидаешь увидеть в грязной старой хрущёвке на окраине Москвы — самую что ни на есть настоящую церковь или, лучше сказать, языческое капище, логово отвратительного и богомерзкого культа: стены были украшены абсолютно непереводимыми надписями на неизвестном ни нам, ни приглашённым потом экспертам по древним наречиям, языке, повсеместно висели монструозные конструкции из кошачьих, собачьих и коровьих костей, в которых были закреплены свечи из красного воска, нещадно коптившие всё вокруг, а посередине комнаты, вероятно, служившей когда-то гостиной, стоял массивный, килограмм двести, каменный алтарь, весь, от основания до верха покрытый кровью, как старой, так и совсем недавней. Двое из вошедших оперативников от шока выронили папки, а я на минуту, признаюсь, потерял сознание, так как увиденное поразило меня до глубины души — около алтаря лежала большая куча начисто обглоданных, разбитых, высосанных человеческих костей, на которой покоилась маленькая, около тридцати сантиметров высотой, статуэтка, изображавшая жуткого, невероятно отвратительного и чужого всему людскому монстра — нечто среднее между рыбой и амфибией, оно имело пару вполне гуманоидных, покрытых чешуёй рук, а пасть его была полна острейших, хоть и мелких зубов. Мне почему-то показалось, что он должен быть громадным, со скалу ростом, не знаю, почему. Это, видимо, и был предмет поклонения пойманных нами преступников, так как изображение на алтаре, еле видное из-за огромного наслоения крови на него, было абсолютно идентичным дьявольской статуэтке.
В соседней комнате меня вырвало — там мы обнаружили полусъеденное тело девушки, пропавшей последней. Кажется, она ещё дышала, когда мы только вошли. На ней не было живого места, отсутствовала правая нога, и ещё больший ужас вцепился в мою душу тогда, когда криминалист, бледный и дрожащий, заикающимся голосом сообщил нам, что её рвали на части зубами, причем, судя по прикусу, зубы были не человеческие. Никто из нас никогда ранее не видел ничего подобного — и пусть никто более не столкнётся с таким ужасом, который пережили мы, стоя в полуосвещённой квартире на окраине громадного города, возле залитого кровью алтаря и полусъеденного тела, в котором почему-то продолжала биться жизнь.
Девушка умерла спустя пятнадцать минут после нашего появления — как позже заявил патологоанатом, всё время она находилась в сознании и умирала в страшнейших муках, какие только можно себе представить, а её ногу, начисто обглоданную, нашли через неделю в лесопосадке около трассы неподалёку от Москвы. Все пойманные (а их было пять человек) отрицали своё причастие в убийствах и каннибализме — последнее подтвердил и анализ их желудков. Все они были людьми достаточно низкого интеллекта, зачастую даже с умственными и психическими отклонениями, так что только двоих удалось отправить на пожизненное в колонию строгого режима, а остальные попали в психиатрическую лечебницу на тот же срок. Сразу после этого дела мой учитель подал прошение о переводе и в день перед отъездом он пригласил меня к себе домой, для того, чтобы объяснить наконец своё решение, чего я упорно от него добивался.
То, что я узнал от него, окончательно добило меня и вынудило уехать в глушь подальше от этого места. Он говорил о том, чего сознательно не указал в рапорте, о том, что следовало утаить от мягкотелой общественности, иначе не удалось бы избежать самой настоящей паники. Он говорил о том, что в той маленькой комнате он видел следы лап с перепонками, как у уток, только в разы больше и с громадными когтями, от которых везде по полу остались маленькие, но заметные опытному глазу дырочки.
Поначалу нам абсолютно не везло — похитителей никто не замечал, жертвы пропадали глубокой ночью, в тёмных, безлюдных дворах и подворотнях, коими наш район изобилует, поэтому после прочесывания района в отдел мы вернулись ни с чем. Впрочем, с лица моего учителя не сходила какая-то странная ухмылка, будто он знал или догадывался о чем-то, чего никто из нас знать не мог, но делиться своими соображениями он отнюдь не спешил. Мы безрезультатно опрашивали народ, искали связь между жертвами, наведывались в местные притоны, кабаки и прочие «злачные заведения», патрулировали район по ночам — все было безрезультатно, никаких следов. С каждым поступающим заявлением мой учитель все больше и больше мрачнел и все позже и позже уходил с работы. Я видел, как невозможность уловить проклятого (или проклятых) выродка буквально пожирает его изнутри. После поступления шестого заявления о пропаже он поссорился с женой и теперь практически жил в отделении, разбирая старые дела и пытаясь найти хоть какую-то зацепку, в чем я иногда ему помогал, поражаясь фанатичной преданности своему делу.
Наконец, после полутора месяцев постоянных пропаж людей и безрезультатных поисков, на седьмом похищенном в наши руки попала бесценная улика — камера наблюдения продуктового магазина, расположенного на одной из четырёх улиц, зафиксировала момент самого похищения: к девушке двадцати трёх лет от роду, выходившей из магазина около двух часов ночи, только она отошла от самого магазина на достаточно далёкое расстояние, подлетели двое неизвестных, один из которых сразу вколол ей в шею какой-то препарат, отчего она моментально опала на руки второго похитителя, после чего они за несколько секунд погрузили её в багажник так же стремительно подъехавшей машины и умчались прочь. Действие это длилось не больше тридцати секунд, и я невольно восхищался профессионализмом похитителей. Я также обратил внимание на то, как мой учитель воспрял духом после того, как увидел это — потухший было огонёк в его глазах разгорелся с удвоенной силой, он перестал сутулиться, даже морщины на лбу, казалось, немного разошлись. Он вскочил со стула, схватил пиджак и резким кивком позвал меня с собой, и уже через полчаса мы находились в здании управления ГАИ, чтобы просмотреть записи с дорожных камер в том районе. Это было очень сложным и муторным занятием, которое лично мне чрезвычайно надоело спустя всего лишь три часа, но мой начальник пересматривал видеозаписи практически не моргая. Где-то спустя шесть часов непрерывной работы около 11 вечера он наконец выудил нужную нам машину, и, ещё раз перепроверив, отправил данные в наш отдел с приказом немедленно прочесать весь район вдоль и поперёк, но всё же найти эту машину и установить слежку, а сам, отправив меня на помощь остальным сотрудникам, остался выяснять данные о владельце автомобиля, который, как я позже узнал, даже не числился в угоне.
Машину обнаружили на удивление быстро, и двойной удачей было то, что её хозяева в тот момент находились внутри, даже не пытаясь скрываться. Естественно, в тот же момент было проведено задержание подозреваемых, которые оказались выходцами из Таджикистана, как и полагается, без регистрации. На допросе, который мой учитель проводил лично, никто даже и не думал отпираться — они признавались во всех случаях похищения, однако наотрез отказывались говорить о местонахождении похищенных, впрочем, всё-таки указав адрес квартиры, где их держали. По их словам, они привозили людей каждый раз около пяти утра к подъезду, где их встречали сообщники и забирали жертв, после чего дальнейшая их судьба была им неизвестна. Мы сразу же вызвали оперативную группу и поехали на указанное место, оказавшееся старой разваливающейся хрущёвкой, в которой обитал самый настоящий сброд вроде алкоголиков, наркоманов и полубезумных старух. Именно там, на третьем этаже, за самой обычной дверью семь человек пропали бесследно и неизвестно, сколько пропало бы ещё.
В квартире, несмотря на позднее уже время, горел свет и около окна периодически мелькали тени, так что мы решили входить сразу, без объявления окружения и предложения сдаться, так как нас, вероятно, никто не ждал. Детали операции по захвату я опущу, так как никакого сопротивления оказано не было, поэтому сразу перейду к увиденному, так сильно поразившему меня, что мне пришлось взять больничный на месяц и уехать прочь из этого ужасного места в глухую деревню, где у меня жили бабушка с дедушкой, только бы оказаться подальше от всей этой истории.
Итак, войдя в квартиру, мы обнаружили там то, чего никак не ожидаешь увидеть в грязной старой хрущёвке на окраине Москвы — самую что ни на есть настоящую церковь или, лучше сказать, языческое капище, логово отвратительного и богомерзкого культа: стены были украшены абсолютно непереводимыми надписями на неизвестном ни нам, ни приглашённым потом экспертам по древним наречиям, языке, повсеместно висели монструозные конструкции из кошачьих, собачьих и коровьих костей, в которых были закреплены свечи из красного воска, нещадно коптившие всё вокруг, а посередине комнаты, вероятно, служившей когда-то гостиной, стоял массивный, килограмм двести, каменный алтарь, весь, от основания до верха покрытый кровью, как старой, так и совсем недавней. Двое из вошедших оперативников от шока выронили папки, а я на минуту, признаюсь, потерял сознание, так как увиденное поразило меня до глубины души — около алтаря лежала большая куча начисто обглоданных, разбитых, высосанных человеческих костей, на которой покоилась маленькая, около тридцати сантиметров высотой, статуэтка, изображавшая жуткого, невероятно отвратительного и чужого всему людскому монстра — нечто среднее между рыбой и амфибией, оно имело пару вполне гуманоидных, покрытых чешуёй рук, а пасть его была полна острейших, хоть и мелких зубов. Мне почему-то показалось, что он должен быть громадным, со скалу ростом, не знаю, почему. Это, видимо, и был предмет поклонения пойманных нами преступников, так как изображение на алтаре, еле видное из-за огромного наслоения крови на него, было абсолютно идентичным дьявольской статуэтке.
В соседней комнате меня вырвало — там мы обнаружили полусъеденное тело девушки, пропавшей последней. Кажется, она ещё дышала, когда мы только вошли. На ней не было живого места, отсутствовала правая нога, и ещё больший ужас вцепился в мою душу тогда, когда криминалист, бледный и дрожащий, заикающимся голосом сообщил нам, что её рвали на части зубами, причем, судя по прикусу, зубы были не человеческие. Никто из нас никогда ранее не видел ничего подобного — и пусть никто более не столкнётся с таким ужасом, который пережили мы, стоя в полуосвещённой квартире на окраине громадного города, возле залитого кровью алтаря и полусъеденного тела, в котором почему-то продолжала биться жизнь.
Девушка умерла спустя пятнадцать минут после нашего появления — как позже заявил патологоанатом, всё время она находилась в сознании и умирала в страшнейших муках, какие только можно себе представить, а её ногу, начисто обглоданную, нашли через неделю в лесопосадке около трассы неподалёку от Москвы. Все пойманные (а их было пять человек) отрицали своё причастие в убийствах и каннибализме — последнее подтвердил и анализ их желудков. Все они были людьми достаточно низкого интеллекта, зачастую даже с умственными и психическими отклонениями, так что только двоих удалось отправить на пожизненное в колонию строгого режима, а остальные попали в психиатрическую лечебницу на тот же срок. Сразу после этого дела мой учитель подал прошение о переводе и в день перед отъездом он пригласил меня к себе домой, для того, чтобы объяснить наконец своё решение, чего я упорно от него добивался.
То, что я узнал от него, окончательно добило меня и вынудило уехать в глушь подальше от этого места. Он говорил о том, чего сознательно не указал в рапорте, о том, что следовало утаить от мягкотелой общественности, иначе не удалось бы избежать самой настоящей паники. Он говорил о том, что в той маленькой комнате он видел следы лап с перепонками, как у уток, только в разы больше и с громадными когтями, от которых везде по полу остались маленькие, но заметные опытному глазу дырочки.