Brexit: увольнение по соглашению сторон
Великобритания начала выход из состава Евросоюза. Добровольно ли она пошла по этому пути?
Анализ обстоятельств Brexit навел на удивительные выводы. Британия не уходит, на самом деле ее буквально увольняют. А этот странный период топтания у двери означал лишь попытку как-нибудь увольнения избежать. Судя по результату - неудачной. Недавний член совета директоров, утративший полезность для фирмы, не согласился на перемещение на нижестоящие должности. Однако вместе с тем возникает приличной запутанности интрига. Разойдутся стороны с хотя бы внешним соблюдением взаимной любезности или бритты громко хлопнут дверью. И если второе, то как сильно, только подняв пыль по углам или с выпадением самой двери? В интересное время живем. Распад коллективного Запада это событие, далеко не каждый день происходящее.
Невероятное свершилось — премьер-министр Великобритании выступила в Парламенте страны с заявлением о запуске процедуры выхода из состава ЕС.
Ее выступление было синхронизировано по времени с вручением официального письма главе Европейского совета Дональду Туску. Речь Терезы Мэй блистала отточенностью юридических формулировок и патетичных обобщений, местами явно парадоксальных. Лондон намерен из Европы уйти, но одновременно остаться в ней, всерьез рассчитывая на получение особого персонального статуса партнера Евросоюза в экономике, науке, образовании, технологиях и борьбе с терроризмом. Последнее, про терроризм, выглядит благородным жестом, призванным показать, что британцы высоко ценят евроатлантическую верность и считают своим долгом «по-прежнему нести бремя общей обороны».
Со стороны может показаться, что из компании уходит получивший лучшее предложение ценный работник, который убежден, что без него оставленную фирму ждут тяжелые времена, которые он постарается помочь пережить. Поэтому Лондон готов приложить все усилия для сохранения с Европой максимально особого статуса отношений.
Выглядит этот ритуал красиво, только на самом деле несет совсем иной смысл. Великобритания уходит не потому, что нашла вариант лучше — на наших глазах происходит ее увольнение из совета директоров в связи с утратой полезности. При этом стороны пытаются сохранить лицо, ибо всем есть что терять.
Закат эпохи британского льва
Благодаря промышленной революции британская экономика уже с XVII века начала доминировать в Европе, тем самым порождая и поддерживая процессы политического лидерства. Традиционная политика «разделяй и властвуй» возникла не на пустом месте, а для противодействия формированию в Европе конкурентных экономических кластеров.
Позже они принципиально ошиблись в паре поворотов и, осознав это, попытались сосредоточиться на главном: деньгах и своей ведущей роли в любых европейских политических процессах. Потеряв империю по итогам Второй мировой войны, Великобритания попыталась создать ей замену через перехват контроля над интеграционными процессами на Континенте.
Сначала это удалось. В 1973 году совокупный ВВП Единой Европы (тогда включавшей только Бельгию, ФРГ, Италию, Люксембург, Нидерланды и Францию) составлял 2381 млрд долл., из которых примерно 500 млрд обеспечивали немцы, 450 млрд — французы, и 370 млрд — итальянцы. На этом фоне 675,9 млрд собственной экономической мощи Великобритании надежно обеспечивали в нем доступ к ключевым руководящим постам, а через это и доминирование в Европе в целом.
Дальнейшее расширение границ ЕС за счет лимитрофов это превосходство должно было только усиливать. И даже критично отстав в реальном секторе, британский лев полагал, что продолжит оставаться главным в Европе только за счет контроля над финансовыми потоками. Считается, что с этого момента Лондон окончательно связал себя с кланом Ротшильдов, что в конечном итоге оказалось роковой ошибкой.
Нынешние «британские» 2,7 трлн долл. едва тянут на 15% от совокупного ВВП Евросоюза и в 1,5 раза уступают показателю Германии. Этих денег для подкрепления глобальных геополитических амбиций Лондона явно недостаточно, тем более что в основном они зарабатываются в банковском секторе.
Рост доминирования реальной промышленности Германии постепенно замыкал на нее и денежные потоки. Зачем пользоваться услугами британских банков, которые занимают лишь 10% мировой банковской системы, если есть немецкие? У одного только Deutsche Bank, несмотря на его сегодняшнюю уязвимость, около 5%, а все остальные финансовые институты Германии уже тянут на 11,3%.
Центральный офис Deutsche Bank в Франкфурте
В борьбе за собственное выживание Великобритания поставила на ротшильдовский глобализм, но в итоге проиграла и оказалась перед сложным выбором: соглашаться на решительное снижение статуса в общей системе Европы или уйти. Лондон выбрал второе.
Пределы интеграции ЕС
Хотя в Евросоюзе 27 стран, в экономическом смысле более трех четвертей общей экономической мощи формируют всего пять (в порядке убывания): Германия, Франция, Великобритания, Италия и Испания. Еще девять (Нидерланды, Швеция, Польша, Бельгия, Австрия, Дания, Финляндия, Чехия и Венгрия) вместе закрывают 20,5%. Остальные 13 государств создают лишь статистический шум. Но это если просто сводить бездушные цифры в безличные таблицы. То есть европейская экономика состоит из двух больших механизмов и одного маленького окончательно сложившегося, одного формирующегося, тоже маленького, и горсти сущей мелочи, которая достанется победителям в качестве приза.
Самый крупный мотор — немецкий. Он прочно замыкает на себя экономики 13 стран, в том числе треть экспорта Австрии и Чехии, четверть — Венгрии, Нидерландов, Польши и Словакии. Так что мнение о том, что пол-Европы работают на немцев недалеко от истины. Особенно если учесть, что Германия — единственная крупная страна ЕС, имеющая положительное сальдо торгового баланса, то есть, от интеграции действительно выигрывающая. Например, Австрия и Чехия замкнуты на нее полностью, что постепенно переводит их и под немецкий политический контроль. Впрочем, не только их. Общая доля этого немецкого союза достигает 73% от всего ЕС.
Второй мотор — Франция. Он тоже самостоятельный, но по масштабу серьезно уступает немцам. И потому, что сама страна по ВВП в 1,46 раза меньше Германии, и потому, что ни одна из ее вассальных экономик не завязана сильно на метрополию. Доля французского рынка у Бельгии 15,6% по экспорту, у Италии — 14%, а прочие — вообще 5% и меньше. Это ограничивает совокупную мощность «французского мотора» примерно до 18% от всего ЕС.
Третий собственный маленький моторчик — Чехия. Точнее, голландцы, венгры, чехи, словаки и датчане. Помимо торговли с Берлином по экспорту и импорту они в значительной степени замкнуты на себя и достаточно стабильно формируют общие 4% от Евросоюза.
Такой же маленький, но собственный моторчик формируется в Скандинавии. В нем доминирует Швеция, постепенно абсорбируя на себя Финляндию и Норвегию, а также постепенно затягивая на свою орбиту республики Прибалтики, ни на что самостоятельное не способные из-за своей микроскопичности. Отдельно по ЕС мечется Польша, желающая через Вышеградскую группу по-британски возглавить весь чешский моторчик, заодно усилив его поглощением прибалтийских лимитрофов. Тогда один миллиард собственного польского ВВП дополнится еще примерно восьмьюстами миллионами от вассалов, что превратит Варшаву в лидера союза с совокупной мощью в треть от немецкой части и две трети от французской.
Каким бы на первый взгляд скучным ни показался сей экономический экскурс, именно он лучше всего показывает, по каким границам в ближайшем будущем пролягут трещины распада ЕС. Причем именно нынешний шаг Великобритании подтверждает их обоснованность.
Границы будущего распада Европы
Вы наверняка заметили, что в перечисленных связях явно отсутствует Великобритания. Все потому, что, кроме обслуживания денежных потоков, небольшой доли British Petroleum, еще пары глобальных, но сырьевых британских компаний и продукции Rolls-Royce (авиа- и энерготурбины) Лондон Европе больше ничего не предлагает Европе. Спрос на продовольствие полностью закрывают Франция и Польша. Остальные немногие отдельные специализированные ниши — Греция, Венгрия и Болгария. Сектор промышленных товаров прочно и безраздельно занят Германией, Австрией и Южной Италией. По отдельным секторам — чехами. Впрочем, их промышленность уже давно и сильно скуплена все теми же немцами и австрийцами.
Британцы, может, и хотели бы интегрироваться теснее, но, увы, выше их нынешнего уровня в 14% в целом по Евросоюзу просто некуда интегрироваться. К тому же на европейских рынках больше нет места не только для британских, но и для любых других товаров. А с началом падения нефтегазовой добычи в Северном море Великобритания утратила силы и в ключевом для ЕС вопросе энергоносителей.
Судя по всему, на юбилейном саммите в Риме выработать внятную и четкую стратегию будущего Евросоюзу не удалось. Провалившись с глобализмом, Ротшильды, отступая в Европе, пытаются оставить после себя выжженную землю, максимально осложняя все возможные проблемы с Deutsche Bank, мигрантами, автопромом и исламскими радикалами.
В свою очередь Берлин пытается решать проблемы с минимальными внешними потрясениями и перспективой сохранить в новом ЕС Францию. Она хоть и имеет свой круг сателлитов, сама экономически связана с Германией очень сильно: у немцев при желании есть, где взять продовольствие, а вот куда в этом случае его смогут сбыть французы — большой вопрос.
Так что сопротивление капитанов французского бизнеса избранию Ле Пен вызвано не только рокфеллеровскими кознями.
Лондон все хорошо понимает и пытается на этом играть. Его главная цель — добиться оформления особых отношений с Евросоюзом. В первую очередь, сохраняющих за Citygroup право вести в Европе банковский бизнес и торговать на прежних условиях. Пусть с некоторыми ограничениями, но все равно не по нормам ВТО. Иначе Великобритания теряет в сумме до трети своих доходов и в короткой перспективе уходит сначала в экономическое, а потом и в социально-протестное пике.
Однако шансы на успех у нее не слишком высоки. Не для того Европа Лондон увольняет, чтобы оставить под их контролем европейские финансовые потоки.
Впрочем, если Лондон заплатит накопившиеся недоимки в 50 млрд фунтов, то некоторые послабления возможны. Также еще остаются возможности максимально раскачать лодку Европы, чтобы как можно сильнее, уходя, хлопнуть дверью. Уж если тонуть, то почему только одним бриттам? Пусть тогда Евросоюз распадается максимально сильно. Подобные процессы всегда плохо сказываются на экономике, а значит, уволенному Лондону придется иметь дело с сильно ослабевшими, а потому не превосходящими его по ресурсам отдельными странами.
По какому из вариантов в итоге игра пойдет дальше, сегодня сложно сказать. Однако путь уже намечен, и начавшийся Brexit — нагляднейшее тому подтверждение.
Александр Запольскис, «Постфактум»