Боля⁠⁠

- Ах, ты же подлая скотина! Чтобы тебя молнией разорвало! Чтобы шакалы задрали тебя! Будь ты проклята!

Это кричала соседка Тамара, пытаясь выгнать нашу буйволицу из своего огорода.

А Боля - так звали буйволицу - махала во все стороны своим огромным хвостом и пыталась отпугивать мух, нервно подёргивая большими мохнатыми ушами.

На крики соседки и её слабые удары палкой она не обращала никакого внимания.

Доев небольшую копну, из-за которой она, собственно, и нарушила суверенитет чужого огорода, Боля с крайне довольной мордой медленно развернулась и нежно лизнула лицо Тамары своим шершавым языком.

- Тьфу на тебя, дура! - прикрикнула, уже совсем не злая, соседка и, шлёпнув животное по голове, махнула рукой и улыбаясь ушла из огорода.

Боля тоже ушла из соседского огорода, перешла через дорогу и начала звать мою маму, чтобы та немедленно приступила к процессу дойки.

Должен сказать, что буйволиное молоко очень вкусное и жирное. Из него получается замечательный сыр. А ещё, наша Боля давала этого замечательного молока никак не меньше десяти литров за одну дойку.

Молока у нас было много, и мы с удовольствием делились им с соседями. Поэтому они, соседи, относились к шалостям Боли более или менее снисходительно.

Боля была очень заботливой мамой.

Однажды, когда она паслась на лескенских холмах в паре километров от дома, её буйволёнок застрял в ограде и жалобно мычал. Услышав на таком расстояние, что её детёныш в опасности, Боля галопом примчалась, проломив по дороге несколько кирпичных, несчётное количество плетёных заборов и освободила застрявшего.

Отцу частенько приходилось после таких актов животного вандализма восстанавливать разрушения.

Надо сказать, что наша буйволица была не какой-нибудь среднестатистической.

Она была огромной!

Такой огромной, что её собратья и сосестры боялись даже есть с ней из одного корыта, но, правда, при этом очень доброй.

Как-то, мы с ребятами играли на лавочке в "Чапаева", а пара тупорогих бычков стала бодаться прямо возле нашего дома. Боля, увидев, что они могут навредить детям, подбежала и двумя взмахами своих огромных рогов раскидала их в разные стороны.

Затем подошла к нам и потребовала, чтобы ей чесали за подвиг за ухом.

И мы чесали, а она, высунув от удовольствия язык, томно закатывала свои огромные грустные глаза.

Шло время.

Человеческие дети подрастали, а у Боли уже появились правнуки.

Она старела.

Молока у неё уже давно не было.

Все селяне говорили, что пора от неё избавляться. Что от неё теперь нет никакого толку, и только одни расходы. Но наша мама категорически отказывалась расставаться со старой кормилицей и всячески препятствовала её продаже.

Но в стране неожиданно случился дефолт.

Для кого-то это слово - лишь термин, но для нашей семьи дефолт был самый настоящий.

В одночасье мы лишились всех сбережений, которые отец с матерью копили для нас всю жизнь, зарабатывая их тяжёлым трудом.

Единственной возможностью выйти из крайне затруднительного финансового положения - было продать буйволицу.

Я слышал, как по ночам мама тихо причитала и плакала, жалея Болю, но на третий день она сама попросила отца найти покупателей.

Прошло уже больше двадцати лет.

Мы иногда вспоминаем, как Боля радовала нас в свои лучшие годы, но я никак не могу забыть взгляд этих огромных буйволиный глаз, в уголках которых блестели застывшие крупные капли слёз, и протяжный крик из кузова грузовика, увозившего нашу Болю в последний путь...

#аланскиехроники