Банкротство московской Афродиты (отрывок)
Да. Почему-то всегда рыбаки остаются страдающей стороной. Может быть, конечно, Бог и наказывает тех, кто им мешает дикими воплями на берегу или в воде при купании. Если так, то происходит это, скорее всего, позже и где-нибудь в другом месте. Потому рыбаки ощущают себя абсолютно не защищенными от воздействия злобных сил. Хотя, нет, вроде бы, было. Да-да, было…
Было это аж в восьмидесятых годах, когда я мирно ловил карасей на пруду в рязанской деревеньке Зарытки.
Утренний клев прошел. Только время от времени какой-нибудь запоздалый карась подходил в крючку, дергал за леску, словно за цепочку унитаза, и уходил. Мне же уходить не хотелось. Было прекрасное тихое летнее утро. На небе ни облачка.
И тут на берегу появилась семья. Дородный папа лет тридцати, Еще более дородная мама и шпингалет лет пяти-шести.
- Коля, ты посмотри, какая красота! — отец широко повел рукой. — Посмотри, какое синее небо! Какой зеленый лес!
Шпингалет, не вынимая из носа пальца, поворачивал голову вслед за движениями отцовской руки.
- А пруд! Какой замечательный пруд.
С этими словами папаша стал срывать с себя одежды.
- Купаться будет, — с тоской подумал я. — Ну, этот — ладно. Лишь бы мамаша в воду не полезла.
Папаша быстро сплавал саженками туда и обратно, вылез на берег и стал растираться мохнатым полотенцем. Тут появилось еще одно действующее лицо. Деревенский мальчик того же возраста, что и сын. Природное любопытство погнало его на противоположный от дома берег знакомиться с новоприезжими.
- Сдла-а-аствуйте, — протянул он.
- Здравствуй, мальчик! Как тебя зовут?
- Селе-е-еза.
- Ну, вот Коля у тебя здесь и друг будет: Сережа…
Тут между детьми завязался разговор, перемежаемый восклицаниями: «А вот у нас, в Москве…». Все стало ясно — москвичи. О, это народ особый! В их сознание навечно врезалась истина, что страна существует для них. А население, живущее за пределами столицы, предназначено для поддержания благоприятной инфраструктуры в тех местах, куда им случится приехать. Скоро истина подтвердилась. Мамаша, наконец, разделась и стала похожа на пузатый никчемный поплавок, которым соблазняют в магазинах детей и начинающих рыболовов. Сходство усугублялось и ярко-красным купальником.
Тут надо пояснить, чем объяснялись мои опасения насчет купания. Дело в том, что пруд этот совсем небольшой: метров двадцать в ширину и сто — в длину. В том месте, где я сидел, берег круто, на девяносто градусов, поворачивал. Мои удочки были расположены на одном катете воображаемого прямоугольного треугольника, а семейка обосновалась на другом. Конечно же, колина мама не стала забивать себе голову тонкостями рыбацкого этикета. А зашла в воду там, где стояла. И оказалась почти в двух метрах от моих поплавков.
Более смелый духом человек, на моем месте, возможно, возмутился бы. Возможно, он употребил бы для этого самые доходчивые слова. А вот моя гнилая интеллигентность на такой подвиг толкнуть меня не смогла. Единственное, на что я был способен — это постараться выглядеть недружелюбным, словно кактус.
Толстая московская Афродита постояла немного, чтобы привыкнуть к смене температуры, и, присев, окунулась. Пруд тут же вышел из берегов, а поплавки повалило набок возникшим цунами. Когда схлынула вода, она повторила попытку, а затем стала приседать раз за разом. Теперь она стала еще больше напоминать поплавок, за который дергает сошедший с ума гигантский сом. Волны набегали на берег с гулом морского прибоя. Поплавки болтались, как маятник метронома на самой большой скорости. Наконец, она вылезла на берег, с нее стекали струи воды, как с автомобиля-амфибии. Все стихло…
Какая уж тут рыбалка. Я стал помаленьку сматывать удочки, никак не предполагая, что близится минута и моего триумфа.
Божье наказание явилось в лице нескольких коров, которым приспичило утолить жажду. Сопя и помыкивая, они спустились к берегу и стали пить. А одна из них забрела в воду по подмышки и оказалась в точности на том месте, где упражнялась в приседаниях московская Афродита.
Челюсти у москвичей отвисли. Но этого было мало. Корова недолго попила, а затем подняла хвост, и в воду с шипением ударила желтая струя толщиной в человеческую руку…
Что было с москвичами, я не уследил, поскольку в тот момент корчился от смеха. Но чуткое сердце деревенского мальчика уловило что-то неладное. Интуиция подсказала ему, что это неладное как-то связано с коровами. И тогда, желая вернуть утраченную идиллию, а заодно и показать новым друзьям, что он умеет управляться даже с крупным рогатым скотом, мальчик схватил валявшийся на берегу прутик, прыгнул, замочив штаны, в воду, подскочил к корове, хлестнул ее по заднице и над затихшим прудом пронеслось:
- Ну, ты, плитисся, посла отсюда…
И указал самый распространенный по российским деревням пункт назначения.
Это было полное фиаско, можно сказать, банкротство. В течение нескольких секунд было потеряно все. Померкла синева неба. Пожухла лесная зелень. Чистый пруд превратился в помойку. Да и новый друг Коли — Селеза, тоже потерян. Чему он может научить? Управлять коровами? Но зачем им, москвичам, это не самое дефицитное умение, тем более, основанное на своеобразной лексике? И потом, мальчик ведь может ляпнуть что-нибудь такое и совсем в другой, богемной, обстановке…
Так что — вот. Мешать рыбакам — это может дорого обойтись любому. Всем и каждому, без исключения. И если кого-то постигла беда или хотя бы неудача — пусть задумается, а не случалось ли ему когда-нибудь неосторожным кашлем или треском сучка под ногой нарушить благословленную каждым рыбаком тишину на берегу водоема.