Алчущие чужой смерти
автор: Максим Соколов
Недавно поэтесса Вера Полозкова в выражениях, совершенно неудобных для печати, высказала пожелание выпить самолучшего шампанского, когда писателю Захару Прилепину, пошедшему воевать за Донбасс, украинский снаряд разнесет «<говорливую> башку».
Лучше, конечно, чтобы никогда не было случая проверить серьезность намерений Полозковой, но ежели описанное ею в самом деле произойдет – в Донбассе всерьез стреляют и убивают, на войне как на войне, — то все-таки увидим ли мы поэтессу с бокалом «Дом Периньон», или ее обещания и забранки лишь проявление сильной распущенности, но не более, и радостного пения «Высоко поднимем сей кубок веселья!» мы в скорбном случае не услышим?
Ино дело суесловить (и даже буесловить), ино дело – реально плясать на трупе. Во втором случае потребна куда большая ожесточенность сердца.
Порой люди оказываются лучше, чем они о себе говорят
В. А. Шендерович, о котором никто не скажет, что по отношению к России он проявляет недостаточную злостность, в декабре 2016 г., когда над морем близ Сочи разбился военный ТУ-154 летевший в Сирию, не только сам воздержался от проявлений радости, но и пригрозил забанить всех, кто у него в блоге позволит ликование.
А некоторые оказываются не лучше и проявляют верность принципу «Пацан сказал – пацан сделал». Т. е. человек, рассуждавший в сослагательном наклонении: «А хорошо бы…», в случае, если тот, кому он желал смерти, в самом оказался мертв, — искренно ликует от того, что сбылись его злобные желания. Когда пришли вести о ТУ-154, мы встречали и таких ликующих – nomina sunt odiosa.
По степени словесной ожесточенности публики (и не только российской) уже поневоле вспоминаешь времена эсеровско-народовольческого тираноборчества
Индивидуального террора попросту говоря – «Хорошо в царя всадить обойму» (С) etc. В случае с Дональдом Трампом, например, демократическая общественность и демократическая пресса окончательно потеряла берега. Призывы к убийству действующего президента США обыденны как блякание в устах заядлого сквернослова.
Это, кстати, объясняет и отношение Трампа к CNN, и отношение Николая Александровича и Александры Федоровны к передовой общественности.
Трудно быть куртуазным с теми, кто не стесняясь желает твоей смерти или откровенно и вслух радуется убийству твоих родственников и верных слуг
А это уже порождает неприятный вопрос.
Предположим, что произошло удавшееся покушение на кого-нибудь из высших сановников России. Или на лицо, еще более высокопоставленное.
Что тогда: прогрессивная общественность ужаснется и отшатнется, как Шендерович в случае с гибелью ТУ-154, или изойдет в остроумных шутках – как шутила русская интеллигенция про «раскинувшего мозгами» (т. е. разорванного эсеровской бомбой) великого князя Сергея Александровича?
Вспомним и еще один штрих из той предкатастрофной эпохи – когда в 1906 г. II Дума почтила память убитого депутата Григория Иоллоса вставанием, депутат Владимир Пуришкевич предложил также (не вместо, но всего лишь также) почтить память городовых и солдат убитых на своем посту. «Его за то лишили слова и исключили из заседания: разгорячённым парламентариям тогда немыслимым казалось посочувствовать и тем, кто охраняет простой порядок в государстве, необходимый для них же всех, и для общей спокойной жизни».
Это страшный вопрос, причем не только для прогрессивной общественности – для всех нас. Ибо утрата инстинктивного страха перед убивающим государственность народовольческим бомбизмом означает общую санкцию – «Теперь все можно».
Частушка 1905 г. –
Бога нет, царя не надо,
Губернатора убьем,
Податей платить не будем,
Во солдаты не пойдем –
не просто свидетельствовала о развитии хулиганства в русской деревне. Частушка была трансляцией вековечной мечты русской интеллигенции на простонародный язык. С соответствующими последствиями. Барин и мужик нашли друг друга.
Прежде политкорректных активистов и активисток hate speech осудил монархист и антисемит В. В. Шульгин – «Представим себе, что в каком-нибудь доме постоянно, с бешеной злобой, твердили о «ненавистном русском правительстве»; об его «преступлениях»; об его «кровавых преследованиях»; о том, что оно «устраивает» еврейские погромы и т. д. На эту тему беспрестанно ораторствовал отец; поддавала жару мать со свойственной женщинам безоглядной яростью; дудили, как в бубен, все старшие братья и сестры. Результат? Результат тот, что младший сын, мальчишка, переходя «от слов к делу», поступает в террористическую организацию; там получает револьвер и соответствующие наставления; и затем, в один прекрасный день, из-за угла убивает первого попавшегося городового, солдата, офицера, чиновника… В период 1905— 1906 годов 20 тысяч человек были убиты и ранены таким образом».
Это при том, что «Бранить правительство в четырех стенах своей семьи не есть уголовное деяние. Причинную связь между этими злобными речами и выстрелом мальчишки, чью душу эти речи набили политическим порохом, установить (юридически. – М. С.) нельзя».
Круг семьи ныне успешно заменяют социальные сети (Цукерберг, запрещающий в фейсбукослужении направо и налево, пальцем не тронул ликующих по поводу гибели ТУ-154)
Политического пороха с лихвой хватит если не на покушение, то уж во всяком случае на самую одобрительную реакцию. По крайней мере, части общества.
А дальше – открыт путь к Февралю Семнадцатого, когда взошла заря пленительного счастья. Потом, правда, эта заря не всем понравилась, так ведь это, прости, потом.