А сейчас мы пойдем топить щенков...
Сколько там тебе лет, девочка? 10? 11? Самое время помогать маме.
На полу гаража лежит старый капроновый чулок. Извивается, как большая толстая змея. Набит щенками, у которых еще глаза не прорезались. Они совсем мелкие, родились вчера или позавчера. Это моя собака Нури. Она родила их много, это ее первый раз. Их слишком много. Это даже не обсуждается.
Дверь в гараж закрыта, Нури царапает ее лапами и воет снаружи. Просовывает морду в щель внизу и скулит. А мама ловко набивает чулок щенками из коробки и требует от меня нормально держать его, чтобы было удобнее запихивать. Потому что они растопыривают лапки и цепляются за ткань. Здесь пахнет старым металлом, бензином, зерном и маленькими живыми тельцами. Пока еще живыми. Их около 20 штук.
Чулок рваный. Кому-то просто повезло, он доизвивался до той самой дырки. Маленькое создание выпадает из чулка. Мама смеется. Я подбираю его и собираюсь протянуть ей, чтобы она сунула его в это месиво снова. Но медлю. Потому что у него такая мягкая шерсть, он такой теплый и розовый. Я плачу и держу его в ладонях, трогаю нежные закрытые ушки и маленькие лапки.
Смотри, мама, ведь он выбрался. Может быть оставим хотя бы его? Он такой счастливчик. Как Лаки в «101 далматинец». И щенок откладывается в сторону.
Остальные в шевелящемся чулке. Нестройный писк, грохот двери, вой Нури, запахи, слезы, пыль, счастливчик Лаки.
Мама закончила набивать чулок и открывает дверь. Несет щенков в вытянутой руке, намотав излишки чулка вокруг ладони. Идти недалеко. Уличный туалет в паре метров от гаража. Это точка назначения.
Мама смеется, когда Нури подпрыгивает и пытается понюхать или лизнуть чулок с детьми. Собака отрывисто лает, визжит, прыгает вокруг, пока мама идет эти пару метров.
Она заходит в туалет и опускает чулок в дыру, разматывая с ладони. Чулок хорошо тянется и щенки оседают в вонючей жиже. Она держит его и ждет. Когда рука устает, вытаскивает чулок и укладывает в пакет, чтобы выбросить на помойку. Всё закончилось.
На самом деле меня уже нет рядом. Я сижу рядом с Нури в ее конуре и протягиваю ей Лаки. Она скулит, нервничает, облизывает его. Оглядывается. Подвывает. Крутится. Нам тесно в конуре, а она вертится и задевает меня хвостом по лицу.
А я реву, прошу у нее прощенья, обнимаю. Я чувствую себя такой беспомощной и подлой. Мне так жалко мою собаку. И щенков. В конуре пахнет псиной и дышать тяжело. Но я хотя бы дышу, да?
Так устроен мир. Мама сказала, что собака скоро забудет, что у нее было много щенков. Что ей будет достаточно одного и она не будет плакать. Звучит резонно, учитывая, что мы делали это уже не один раз с другими питомцами.
Кошки, собаки. Котята, щенки. Мир действительно устроен так. А я ведь ничего не знаю про стерилизацию. В моих глазах все выглядит обыденно. Так и должно быть. Они рожают, ты их топишь, плачешь. Они снова рожают. Это будни, они печальны, се ля ви.
Лаки я не помню. Не помню, чтобы он вырос. Допускаю, что мой мозг просто стер этот момент. Он часто так делает, чтобы защитить меня. Слишком много страшных моментов для одного человека, чтобы их помнить. Скорее всего, когда щенок немного подрос, его просто отвезли в лес и бросили там. Не впервой.
Вот так моя мать убивала чужих детей, потому что они были «лишними». А я ведь тоже Лаки. Случайность, которую просто пожалели. Всю свою жизнь я ощущаю, что по плану тоже должна быть сейчас в мусорном пакете.
Меня убили в мыслях еще до того, как я родилась. Потом дали шанс. Откуда я это знаю? Мне сказали это лично. Мне дали жизнь. А после – убивали морально каждый раз, показывая «как устроен мир». С циничным смехом, который преследует меня в кошмарах и сейчас. «Скажи спасибо, что я передумала!»
Знаете, где я ощущала материнскую любовь? Сидя в конуре под лестницей. Когда Нури вылизывала и защищала своего единственного оставшегося в живых ребенка. Я училась любить у собаки.