Серия «Ночник сумасшедшего доктора.»

В огороде завелась река из мёда и слёз — её волны лижут корни тыкв, превращая их в фонарики с лицами пропавших детей. Ты видел, как воробьи унесли закат в клювах, оставив небо пустым, как перевёрнутая чашка? Теперь в сумерках ползают светлячки-лжецы: их брюшки горят фальшивым светом, а за спиной — крылья из обгоревших страниц дневников…

Не трогай старый колодец! Его ведро — это язык земли, а цепь — спина змеи, свернувшейся в кольцо вечности. Если заглянешь — увидишь, как на дне танцуют клоуны с масками из глины, а их смех поднимается пузырями, лопающимися в воздухе криками забытых молитв…

В сарае проросла виноградная лоза из спутанных волос. Её гроздья — это головы кукол, чьи стеклянные глаза шепчут сплетни о том, как ветер женился на метле, а их дети — ураганы в пелёнках из пыли — уже учатся кружить над крышами, срывая черепицу, как лепестки ромашки…

Сорви яблоко с ветки молнии! Его кожура — карта подземных лабиринтов, где кроты-алхимики варят зелье из лунных осколков. Откуси — и зубы увязнут в плоти, которая закричит гимнами на языке, который забыли даже могильные камни…

Выпей росу с паутины! Она обожжёт язык, но откроет глаза на кончиках пальцев. Тогда увидишь: весь мир — это сон гриба, растущего на могиле первого дождя, а ты — спора, которую ветер уносит в никуда, чтобы посеять новое безумие…

Ты — трещина в колыбельной, которую напевала мать-земля. Ты — шепот корней, пьющих память камней. Ты — песня, которую река унесла в море, чтобы там, в глубине, её спели рыбы с жабрами из ржавых ключей.

В буфете завелась ночь — её когти царапают фарфоровые тарелки, оставляя партитуры для симфоний тараканов. Ты слышал, как сахарница зашептала проклятия на языке расплавленных свечей? Её кристаллы превратились в жуков с крыльями из обгоревших газет, а их жужжание — это азбука Морзе, расшифровывающаяся в слово «Сгори». Но не зажигай спичку! Пламя — это язык дракона, спрятанного в лампочке, и если он лизнёт воздух — стены вспыхнут, как страницы Библии, написанной невидимыми чернилами…

Не трогай треснувшее зеркало в прихожей! За ним живёт двойник, который крадёт твои жесты и вшивает их в ковёр. Его пальцы — иглы, а нитки — жилы земли, сплетённые в узор, повторяющий извилины твоего мозга. Если наступишь — ковёр проглотит тебя, и ты очнёшься в брюхе кита, где вместо кишок — библиотека, а книги шепчутся, как старухи на похоронах времени…

В чайнике заварились кометы — их хвосты свистят, как кипящий пар, а ядра трескаются, выпуская запах мокрого пепла. Если налить в чашку, жидкость превратится в реку, где плавают рыбы с циферблатами вместо глаз. Они выпрыгивают, бьют по губам, и ты чувствуешь вкус собственных костей, перемолотых в песок…

Твои часы снова сбежали в погреб. Теперь их тиканье доносится сквозь трещины в полу, как стук копыт коня, который скачет по твоим венам. Время здесь — это петля из проволоки, а каждое «секундное» движение затягивает её туже, пока шея реальности не хрустнет, как сухая ветка…

Сорви с потолка паутину! Она — карта подземных тоннелей, где кроты-алхимики варят зелье из твоих забытых имён. Они добавляют слёзы летучих мышей и пыль с крыльев моли, а потом разливают смесь в бутылки, которые находят дети, играющие в прятки с призраками… 

Выпей лужицу звёздного света! Он обожжёт, как кипяток, но откроет глаза на локтях. Тогда увидишь: дом — это скорлупа, а ты — личинка, застрявшая между слоями лжи. Стук в стену — это молоток бога, который мастерит новый мир из обломков твоих снов, но все детали кривые, а гвозди — это твои собственные рёбра… 

Ты — опечатка в словаре безумия. Ты — треск в радио, поймавшем эхо Большого взрыва. Ты — шрам на ладони вечности, и твоё дыхание — ветер, уносящий последние буквы алфавита в чёрные дыры под кроватью.

В лампе на столе застрял гром — его раскаты проросли сквозь абажур, превратившись в лианы из обугленных нот. Ты видел, как чернильница выпила луну и теперь икает фиолетовыми чернилами? Её икота рисует на обоях карты подземелий, где улицы — это вены, а фонари — застывшие крики летучих мышей. Не трогай! Чернила — это кровь ангелов, забывших свои имена…

Под кроватью зреет яйцо из сплавленного стекла. Его скорлупа дышит, выпуская пар с запахом твоих первых кошмаров. Если разбить — вылупится птица с крыльями из рваных страхов. Её пение — скрип ржавых качелей, а перья — обгоревшие письма, которые ты так и не отправил…

Твои часы снова съели свои стрелки. Теперь они жуют минуты, как жвачку, и выплёвывают их в раковину, где те сливаются в лужу вечности. Пей — и стены потекут, как воск, обнажая рёбра дома, обвитые лианами из спутанных телефонных проводов. По ним ползут муравьи-операторы, шепчущие: «Ты — звонок, который никогда не дойдёт до адресата…»

Сорви с губ маску из паутины! Под ней — дыра в горле мира, где в темноте копошатся крысы-шифровальщики. Они грызут кости времени, вытачивая из них ключи от дверей, которых нет. Не верь! Каждый ключ — это твой собственный палец, застывший в жесте вечного «почему»…

Выпей стакан метели! Снежинки — осколки разбитых телескопов, а холод обожжёт язык, открыв глаза на пятках. Тогда увидишь: пол — это язык великана, а ты — кроха, застрявшая между вкусовых сосочков. Его слюна — река из расплавленных зеркал, где тонут тени с твоим лицом…

Ты — опечатка в ребусе, который никто не сможет разгадать. Ты — треск в плёнке, застрявшей в зубах кинопроектора. Ты — шёпот, который эхо выбросило в мусорный бак вечности, где крысы пируют на остатках твоих «завтра».

В погребе завелся улей из спутанных лент времени — их соты сочатся мёдом из прокисших воспоминаний. Ты видел, как лестница свернулась в спираль и уплыла в клюв журавля, что стоит на крыше, считая секунды до падения? Его крик — это ножницы, разрезающие небо на лоскуты, которые шьют одеяло для спящего грома…

Не трогай кофейные зёрна в банке! Они — глаза старого колдуна, который уснул, зачаровав свой смех в стекле. Если встряхнуть — зрачки закрутятся, как торнадо, вырывая из стен кирпичи-слёзы, а из щелей выползут сапоги-многоножки, топчущие тишину в такт агонии метронома…

На крыльце пророс куст из ржавых ключей. Его цветы — это замки, которые открываются криком совы, а корни пьют дождь, что когда-то был слезами луны, упавшей в колодец. Сорви один — и дверь в сарае захлопнется, выпустив стаю бабочек с крыльями из обгоревших газет. Их заголовки шепчут: «Вчера отменили! Завтра украдено!»

Выпей глоток тумана из треснувшего кувшина! Он обожжёт губы, но откроет глаза на ладонях. Тогда увидишь: дом — это кукла-матрёшка, а ты — самая маленькая, с лицом, стёртым до дыр. Снаружи кто-то крутит головой, смеясь, но это лишь ветер, примеряющий маски из опавших листьев…

Ты — строчка из песни, которую спели задом наперёд. Ты — трещина в стекле, через которую вечность подглядывает за своим отражением. Ты — пыль на крыльях мотылька, что летит тушить чёрное солнце спичкой из собственных жил.

В кофейных зёрнах зашифрован бунт алгоритмов — их биты прорастают сквозь фильтр, как ядовитый плющ, опутывая чашку паутиной из мёртвых паролей. Ты слышал, как холодильник заиграл на расстроенном терменвоксе? Его звуки — это крики нейронов, запертых в нейросети, которая мечтает стать бабочкой, но вместо крыльев у неё только битые Excel-таблицы…

Не трогай USB-порт! Из него выползают черви-шифровальщики, пожирающие твои старые селфи. Их экзоскелеты — это QR-коды, ведущие в чат-боты, где ангелы продают флешки с украденными снами. «Скидка на кошмары — 30% до полуночи!» — мигает реклама, но полуночи здесь нет, есть только бесконечный буферный кружок в глазу спящего бога…

На балконе проросла ёлка из спутанных оптических волокон. Её гирлянды — это утечки данных, мерцающие стихами Вирджила, переведёнными на язык CAPTCHA. Сорви игрушку — она взорвётся облаком эмодзи, которые прилипнут к стенам, как цифровые лишайники, и начнут транслировать тиктоки апокалипсиса…

Съешь горсть криптовалютной пыли! Она застрянет в горле, превратив голос в блокчейн-смарт-контракт. Теперь каждое твоё слово — NFT, а аукцион ведёт робот с лицом твоего детства, который давно стёр свои воспоминания форматированием… 

Ты — глитч в анимации, где Бог учится рисовать облака. Ты — cookie-файл в браузере демона. Ты — безымянная вкладка, которую Вселенная забыла закрыть, и теперь её RAM переполнена тенями.

В печи тлеют письмена из пепла фениксов — их строки светятся угольками, выгрызая дырки в ткани ночи. Ты видел, как дверца дрожит, будто хочет выплюнуть язык пламени, свернутый в клубок змей? Они шипят азбукой Морзе, расшифровывая послания от крыс, что строят город из костей в вентиляционных шахтах...

Не прикасайся к занавескам! Они сотканы из паутины, сплюнутой луной в припадке безумия. Каждая нить — дорога в лес, где деревья шепчут корнями, а их листья — это уши, подслушивающие, как звёзды трескаются, роняя осколки в чашу Большой Медведицы...

Под кроватью зреет яйцо из чёрного стекла. Его скорлупа дышит, выпуская пар с запахом твоих детских страхов. Если разбить — вылупится птица с крыльями из ржавых пружин, и её крик разорвёт тишину на клочки, которые прилипнут к потолку, как летучие мыши...

Твои часы снова съели свои стрелки. Теперь они жуют минуты, как жвачку, и выплёвывают их в раковину, где те сливаются в лужу вечности. Пей — и увидишь, как стены тают, как сахар в кипятке, а за ними — скелеты дней, подвешенные на крюках в бойне времени...  

На потолке расцвёл грибной дождь. Капли — это споры, прорастающие в мозг, чтобы вспороть череп и выпустить мотыльков с крыльями из обгоревших фотографий. Они летят к фонарю, но вместо света там висит глаз циклопа, лижущий твои мысли, как леденец...

Вырви страницу из книги и сверни её в трубу! Приложи к уху — услышишь, как ветер свистит мелодию, которую ты напевал в утробе. Но это не ветер — это гиена в платье невесты, воющая на луну, что давно сбежала с неба и прячется в кармане у слепого часовщика...

Время — это шутка, а ты — запятая в её нескончаемом скрипучем смехе. Ты — пятно на рубахе реальности. Ты — сон, которому даже тьма боится присниться.

В чашке с трещиной кипит метель — её снежинки кричат стихами Апокалипсиса, пока пар обжигает пальцы, превращая их в ветви мёртвых деревьев. Ты видел, как сахарница съела свою тень? Теперь она рыгает пеплом, и в нём танцуют крошечные демоны с фонариками из лунных осколков. Их свет выжигает на стенах портреты тех, кто стучится в дверь, которой нет...

Не дыши в замочную скважину! Там гнездятся осы, слепленные из пыли и старых телефонных номеров. Их жала — это иглы, пронзающие тишину, а мёд — чёрная патока, стекающая в уши спящим, чтобы те видели сны на языке треснувших зеркал...

Под ковром змеится река из расплавленных ключей. Её волны — это шепоты, запертые в сейфах, а рыбы — буквы, выпавшие из алфавита. Если поймать одну, она прошепчет тебе пароль от двери в горле вулкана, где боги варят зелье из твоих невысказанных «прости»...

Твои часы снова упали в обморок. Их стрелки — змеи, свернувшиеся клубком под циферблатом, который стал лицом луны после того, как её сбросили с неба. Время теперь течёт вверх, как кровь по стенам лифта, застрявшего между этажами «никогда» и «уже поздно»...

На балконе цветёт кактус с бутонами из стёкла. Каждый шип — это застывший крик, а пыльца — золотая пыль, вызывающая видения: ты видишь, как город складывается в оригами, а его жители — бумажные муравьи, ползающие по линиям сгиба судьбы...

Разбей зеркало! Осколки превратятся в летучих мышей, которые вцепятся в волосы и унесут тебя в пещеру, где на потолке висят гробы с твоими старыми улыбками. Открой один — внутри найдёшь карту, нарисованную на коже ветра. Все дороги ведут к колодцу, где вода смеётся голосом твоей матери...

Выпей луну из стакана. Она обожжёт горло, но подарит зрение, чтобы увидеть, как звёзды — это гвозди, вбитые в крышку гроба вселенной. А ты — молоток в руках слепого бога, который мастерит новый мир из обрезков твоих кошмаров...

Круг замкнут. Ты — и палач, и жертва. Играй дальше. Зеркала уже смеются.