CreepyStory

CreepyStory

На Пикабу
Дата рождения: 1 января
191К рейтинг 16К подписчиков 0 подписок 873 поста 160 в горячем
Награды:
За заезд из Москвы 10 лет на ПикабуС Днем рождения, Пикабу!более 10000 подписчиков самый комментируемый пост недели Мастер страшилок
33

Стук.

Я давно увлекаюсь мистикой. Были разные ситуации, связанные с моим не совсем обычным увлечением. С друзьями, у которых любовь к мистике не отличается от моей, мы часто баловались в той или иной степени с вызывалками разной нечисти.

Произошло это не так давно.
И вот я шел к другу. В наушниках играла тихая и успокаивающая песня. Звонок. Друг. Поторопил.
Ну что ж, я ускорил шаг. Его 12-этажка.
Поднялся на знакомый этаж, звоню в дверь, он открыл.
У него уже сидели наши общие друзья.
Немного пообщавшись и поделившись последними событиями в жизни, мы сели в круг. Друг достал спиритическую доску.

Верил ли я на самом деле в мистику?
Не сказать да, не сказать нет. Что-то среднее.
Были иногда моменты, когда я мог подтвердить и то и то мнение.
Но спиритическая доска казалась мне пустой деревяшкой, по которой двигали точно такую же деревянную и самую обычную стрелку. Двигал. Кто-то. Но не призрак. А один из тех, кто принимал в этом "сеансе" участие.

Не определившись с тем, кого конкретно мы вызовем, мы решили что "силы с выше" сами решат кому придти к нам.
Пробубнив "заветные слова" мы сидели в темноте и тишине. Пламя единственного источника света- свечки слабо колыхалось от дыхания моих друзей.
Через пару минут мне это надоело и я тяжело вздохнул.
Пламя свечки сильно колыхнулось и чуть было не погасло.
- Ну и долго мы еще будем так сидеть? Может кто-то решится поводить стрелку?
- Тихо ты, вон, чуть свечку не потушил, - сказал друг.
- Пфф...

Свечка погасла. Просто погасла. Сквозняка не было. Дыхания в ее сторону тоже.
Стрелка медленно поползла и все замерли, уставившись на доску. И я, кстати, тоже.
Стрелка "написала":
- Я тут.
И я задал логичный вопрос:
- Кто "Я"? - хотел про себя, но вышло как-то вслух.
Стрелка "ответила":
- Я - демон.
Я усмехнулся и, подняв глаза, обратился к друзьям:
- Да-а-а, оригинально. И страшно-то как. Эй, "демон", покажись! Зажги свечку, дерни шторку, захлопни окно, погоняйся за мной!
- Что ты делаешь? - в один голос возмутились мои наивные друзья.
- Ой, ой, не надо наигрывать. Ну, кто из вас "демон"?
Зазвонил телефон, который я оставил в куртке, висевшей в коридоре. Я отпустил стрелку и поднялся.
- Эй, ты же знаешь, что во время сеанса нельзя убирать от стрелки руки! - распереживался друг.
- Или что? За мной будет гоняться "демон"?
И я ушел за телефоном.
Как видите, я старался демонстрировать свое скептическое отношение ко всему этому.
В процессе разговора по телефону с мамой, которая гнала меня домой, я вернулся к ним и встал напротив нашего места нашего сеанса. Но на доску и друзей не смотрел, стоял к ним в пол-оборота.
Закончив разговор, я повернулся к друзьям, которые все еще держали руки на стрелке, которая указывала на меня.
- Когда ты пришел, она двинулась в твою сторону.
- Ага, конечно, мне пора. Всем пока.

Ночь. Я лежу в кровати и пытаюсь уснуть, ворочаюсь. И вот уже глубокая ночь, а я все так и не смог уснуть. Вздохнув, я переворачиваюсь на бок. В очередной раз закрываю глаза. Легкий сквозняк прошел по телу. Я накинул одеяло. Я задремал. Я видел сон. Я стою посреди абсолютно белой комнаты. В ней ничего: 4 стены, пол и потолок. Откуда-то берется точно такая же белая дверь, открывается. За ней - чернота. И вот она проникает в комнату, ползет по стенам, то медленней, то быстрее, она ползет ко мне. И вот все вокруг черное, я стою на последнем белом пятнышке. Чернота подползла к ноге и полезла на меня. Ноги, потом пояс, потом грудь, все было в этой черной субстанции, она добралась до шеи и начала душить. Я задыхался. Голова шла кругом. Глаза закрылись. Я проснулся. Посмотрел на часы - 2 часа ночи. Мама давно спала. Я все еще не отошел ото сна. Воздуха в легких не хватало, это чувствовалось. Я встал и изредка дыша через рот, двинулся на кухню утолить жажду.

Попив, я сел за стол и заснул вновь.
На этот раз мне не снилось ничего.
Открыв глаза, я посмотрел на настенные часы. 3 часа ночи. Нехотя я поднялся и пошел в свою комнату. Дорога в мою комнату лежала мимо спальню мамы. Дверь, как и обычно, туда открыта. Я заглянул. Мамы не было, что смутило меня. Чего это ей не спиться в такой час и где она?
Мое любопытство преодолело желание спать и я пошел осматривать нашу довольно просторную квартиру. Каково же было мое удивление, когда я не нашел ее.
Я, начиная волноваться и по-детски чувствовать мелкое чувства страха и дискомфорта без присутствия мамы дома в столь позднее время, пошел за телефоном, чтобы попробовать позвонить ей и спросить о ее местонахождении.

Гудок... снова... снова... этот звук заставлял глаза медленно закрываться.
Гудки исчезли. Трубку взяли. Шипение.
- Алло, мама! Ты где? Я тут проснулся, тебя нет... так где ты, мам?
Молчание. И легкое шипение. Дрожь побежала по телу.
Шипение уже стало явно не от качества связи. Ее производил кто-то. Это было заметно. Шипение стало громче и внятнее. И вот уже оно было похоже на рык. Я, стоя в ступоре и как завороженный держал телефон у уха.
Я услышал мамин голос. Тихо-тихо. Он казался очень замученным.
- Алло... алло... алло... алло...
С каждым "алло" оно становилось уже не маминым, а превращалось в прежнее рычание.
В конце, после примерно десяти таких "алло", послышался ужасный, душераздирающий визг. Я бросил телефон на пол, потом истерично поднял и швырнул в стену. Аккумулятор вылетел, но экран горел. Я слышал мамин голос, который казался по-матерински нежным и любящим:
- Алло! Сынок! Ты где? Ответь! Ответь мне!!! - на последней фразе опять же таки вместо мамы я слышал рык, казалось, который уже только звуком готов разорвать меня на части.

Такой страх, честно признаюсь, был у меня впервые. Я кинулся в свою комнату и захлопнул дверь. Свет. Я пытался включить свет. Нет, свет не включался. Я сел на кровать и в состоянии страха и истерике вспоминал все известные мне на тот момент молитвы. А знал я их немного. Точнее вообще почти не знал. Пару строчек из "Отче наш"... Не помню, потерял ли я сознание или уснул, но очнулся когда на часах было "4.00". Стук в дверь. Второй. Третий. Четвертый. Звучали они с паузами. Каждый один громче другого.

Дверь распахнулась. Я видел это. Чернота. Она ползла ко мне. Как тогда, во сне.
Я сидел на кровати, облокотившись спиной на стену, поджав ноги, наблюдая с ужасом за этим. Оно было все ближе и ближе. Оно поднялось и стало приобретать форму человека. Черная субстанция в форме человека, представьте себе. Визг. Снова тот отвратительный визг. Я теряю сознание вновь и... просыпаюсь. На кухне. Это сон. Ужасный, но сон.

Я пошел в комнату. Стук. Раз. Два. Три. Четыре. Зазвонил телефон...
Показать полностью

Петрович.

Эта история произошла со мной два месяца назад, и, по-моему, еще не закончилась. Не знаю, с чего начать.

На окончание школы мне подарили котенка. Обычного, беспородного, белого с черными лапками и черным пятном на спине. Каждый в семье звал его по-своему — Васька, Мурзик, Барсик, — а отзываться он почему-то начал на «Петровича». Отец обратился в разговоре к приятелю, а котенок прибежал и стал тереться об ноги.

Мы живем на первом этаже. Когда Петрович подрос, он время от времени начал выбираться на улицу через форточку. Кастрировать его мы не стали, и каждую весну он пропадал невесть где, один раз убежал аж на месяц — вернулся грязным, как чума, и с оторванным ухом. Этой весной я взяла отпуск и уехала на сессию в другой город, а родители, сразу после нее, должны были месяц провести в санатории. Мы договорились, что вернусь я ровно в день их отъезда. Пока я была на сессии, мы созванивались, и в очередном разговоре мать между делом сообщила, что Петрович опять сбежал. К следующему разговору он не вернулся, к следующему — тоже, а потом экзамены кончились и мне пришла пора возвращаться.

Петрович, заметно потрепанный, ждал меня на лестничной площадке, на коврике. Я позвала его, он подошел, потерся, и я открыла дверь. — Заходи, будь как дома, — сказала я коту (он с чего-то замешкался, обнюхивая порог) и легонько подтолкнула его под зад. Он вбежал домой, сразу бросился к своей миске — там даже было немного корма, потом к лотку, в общем, все как всегда. Я решила, что надо бы отнести его к ветеринару — мало ли, чего он нахватался, но я жутко хотела спать и меня начинало тошнить — накануне, а потом и по дороге, в поезде, я и моя подруга отмечали сданную сессию.

Я проснулась к вечеру, и мне было предсказуемо плохо. Лучше мне не стало и на следующий день, и через день — вроде ничего не болит, но голова кружится и мутит. Я даже сделала тест, прости господи, на беременность — всегда предохранялась, но чем черт не шутит. А потом позвонила…мне страшно писать дальше.

Потом позвонила из санатория мать, и выронила трубку, когда я рассказала ей, что Петрович пришел домой. Петрович умер, сказала она, а мы решили тебе соврать. В подвале травили крыс без предупреждения, он наелся приманки с зоокумарином и прожил после этого сутки. К тебе, наверное, явился какой-то бродячий кот, похожий на него.

Я расстроилась и растерялась. Как — умер? Как — бродячий? Быть не может, я что, не узнаю Петровича?

Разговаривала я, стоя посреди кухни, и дверь в коридор была закрыта. С самого начала разговора кот скребся в дверь. Услышав о том, что кот не может быть Петровичем, я сказала матери «сейчас проверю» и решила впустить его и осмотреть повнимательней, но когда я потянулась к дверной ручке, кот скрестись перестал и до меня донесся, как мне показалось, смешок.

Я отдернула руку. Неожиданно стало очень тихо.

- Ирра…- детским голосом сказало нечто за дверью. — Ирра — дурра.

Ручка повернулась сама.

Я не помню, что было дальше. Я пришла в себя в психиатрическом отделении местной больницы, глубокой ночью, привязаная к кровати. Перепуганные родители примчались из санатория — мать слышала мои вопли по телефону.

Никакого кота они не нашли.

Пережитое списали на стресс от сессии, усталость и плохой алкоголь. Мне назначили курс успокоительных и психотерапию. Психотерапевту я рассказываю про все подряд — парень, родители, подруги…

Проблемы со здоровьем — головокружение и прочее — исчезли, как не было.

В последнее время, выходя из дому я то и дело утыкаюсь взглядом в покойников. Лежит мертвец, над ним — господа полицейские, иногда вокруг зачем-то вертится судмедэксперт. Умирают бомжи, жившие в окрестных подвалах — мало ли, от чего, может, у них эпидемия… Они бездомные, бомжи. А в свой дом я ту тварь пригласила.
Показать полностью
62

Церковь.

Мы с моей девушкой снимали дом в Перми. Ну и так сказать на новоселье, пришли к нам друзья, отметить.
Мне очень нравится читать про паранормальное и они подарили мне книгу "1000 тайн нечистой силы".
Кто не читал, советую. Очень много интересного и полезного. Посидели, выпили, отметили ну и разошлись.
На следующую ночь мы с девушкой решили почитать эту книгу. Попался очень интересный рассказ, про то, что если ночью подойти к двери церкви и прислушаться, что за ней, то можно услышать как кто то поёт песни.
Но главное, что-бы тот кто внутри, не узнал о вашем присутствии.
Мы загорелись желанием проверить. Всё равно не боялись и нам показалось, что это будет интересно.
На следующий день мы пошли искать церковь в которую и отправимся ночью. Как раз на нашей улице была одна церковь.
Незамысловатая такая церковь. На фасаде церкви был выбит крест, сверху были колокола, крыша их обычного метала, забор штакетник, в общем то, что нужно.
В час ночи мы собрались и пошли. Дошли до церкви, но девушка немного труханула. Я улыбнулся и сказал, что всё нормально.
Мы перелезли через забор и направились к двери. Вход был закрыл на деревянный засов. Мы очень тихо подошли, прислонили головы к двери и начали прислушиваться.
Минут 5 мы слушали тишину. Переглянулись взглядом и поняли, что это всё не правда. Мы собрались уже уходить, подошли назад к забору, но девушка остановилась и произнесла "тихо, слышишь?".
Мы вернулись к двери и опять прислушались. Какого было наше удивление когда мы услышали, что там кто то есть.
Действительно, от туда доносились песни. Тихие, тонкие, нежные женские голоса пели на непонятном языке.
Мы очень испугались и тихо начали отходить. Но девушка оступилась и от испуга закричала. Голоса изнутри затихли.
В голове пронеслись мысли, они знают, что мы тут, надо бежать. Я схватил девушку за руку и мы побежали. Мы даже не заметили как добежали до дома.
Мы забежали в дом, по закрывали все окна, двери и сами закрылись в комнате. До утра мы не могли заснуть.
Мы всё ждали, что произойдёт какая то неведомая хрень. Но нет, всё было тихо. Ещё неделю мы не могли нормально заснуть, боялись.
Сначала хотели съехать из этого дома, но передумали. Прожили мы там чуть больше месяца после того случая.
И вот оно, то чего мы боялись. Ночью мы проснулись от того, что собака во дворе разрывалась лаем. Я как настоящий мужчина который ничего не боится, взял топор и пошёл во двор проверить.
Я вышел, осмотрелся, но ничего не увидел, никого не было, только собака которая ещё чуть чуть и выплюнет лёгкие от лая.
Я пошёл обратно в дом, заварил чай и пошёл успокаивать девушку. Но она уже спала.
Как при таком собачьем лае и страхе от которого проснулись можно было так быстро заснуть - подумал я.
Ну ладно, пусть спит, не надо будет успокаивать. Я выпил чай и тоже лёг. До утра я не мог заснуть, было не по себе.
На утро она проснулась как не в чём не бывало, ничего не помнила. Ну и слава богу - подумал я.
Больше ничего странного не происходило. Кроме поведения девушки.
У неё начались провалы в памяти, начала себя агрессивно вести, наши отношения пошли на упад.
Я понял, что собака тогда не с проста лаяла, кто то там был, точнее, что то.
Я предложил ей сходить в храм на службу, на что я был послан куда подальше. И я решил действовать без её ведома.
Взял на работе больничный, поехал в храм к священнику и договорился с ним освятить дом.
Он согласился. Мы поехали домой пока девушка была на работе. Но батюшка ещё на пороге сказал, что не будет это делать и попросил объяснить из-за чего надо освятить дом.
Я рассказал нашу историю. Он молча окрестил меня и ушёл. И он не единственный который отказывался. Очень много было священников которых я привозил домой, но все отказывались даже не заходя в дом.
Но я не сдался. Я нашёл священника который согласился даже после того, как я рассказал нашу историю.
Приехали мы к нам, он сделал своё дело, и уехал даже не взяв денег.
Всё стало на свои места. Наши отношения опять наладились, девушка опять во мне души не чает, как и я в ней.
С того дома мы съехали в квартиру в Москве. Уже и позабыли немного ту историю.
Сейчас мы с девушкой лежим в кровати, я слышу за окном ту самую песню, которая была в церкви, а девушка смотрит на меня и улыбается.
Показать полностью
50

Звонок.

Я и мой, на тот момент будущий, а сейчас уже бывший муж искали место для встречи Нового года. Отдельного жилья тогда еще не было, встречать Новый год с родителями не хотелось, а друзья почему-то нас никуда не приглашали. И я вспомнила, что у моего двоюродного дядьки есть квартира в Калужской области. Маленькая двушка в поселке городского типа – десяток пятиэтажек, лес, огороды, сараи с живностью – для москвичей полная деревня, идеальное местечко для влюбленной парочки. Правда была и ложка дегтя – летом в этой самой квартире умерла моя двоюродная бабушка, дядькина мать. Об этом я мужу ничего не сказала, просто похвасталась полученными ключами и днем 31 декабря мы выехали на встречу Нового года.

Тут надо сказать, что бабушка была в последние годы жизни очень набожной, каждый день стояла в церкви службу, с родными не общалась, так как её взглядов особо никто не разделял. Бесконечно слушать о Боге и церкви не представлялось возможным, и родня к ней наведывалась ненадолго. Я сама последний раз была там в день похорон, в квартиру зашла на пару минут и потому не обратила внимания на странности. У бабушки везде были нарисованы кресты. Мелом на обоях и дверях. Муж удивился – что, мол, такое? Я рассказала про набожность бабушки, мы зашли в её спальню – она умерла там – я открыла форточку, мы посмотрели на иконы, которых было много и вышли оттуда, закрыв дверь. Пользоваться той комнатой мы не собирались.

Потом началась предновогодняя возня: уборка, готовка, сходили в соседний дом поздравить семью моих дальних родственников, пригласили моих брата и сестру придти к нам, и вернулись обратно. Короче, встреча Нового года прошла прекрасно и гладко.

На следующий день, проснувшись ближе к вечеру, мы решили, что праздник надо продолжать и муж отправился в магазин за алкоголем, а я, снабдив его ключами от квартиры, полезла в ванную. Минут через 10 в дверь позвонили. Пришлось вылезти — это могли быть брат или сестра, мы же приглашали их в гости. Но за дверью никого не оказалось. В соседней квартире жило семейство алкашей, и мне подумалось, что кто-то из их гостей ошибся сначала дверью. Я ведь тоже не сразу вылезла из ванной, прошла пара минут, за это время гость мог понять ошибку и позвонить в нужный звонок. В общем, я немного побубнила, закрыла дверь и залезла в ванную. Минут через 10 раздался еще один звонок. Вот тут я уже начала возмущаться вовсю. По времени было пора уже вернуться мужу из магазина, я решила, что звонит он, забыв о ключах в кармане. Но за дверью опять же не было никого. В подъезде вообще стояла мертвая тишина. Именно мертвая — дни-то были праздничные, люди вовсю гуляли, смотрели телевизор, разговаривали, в конце концов. Ясное дело, что шумоизоляция в советских домах отсутствует, обычно, поднимаясь по лестнице, можно много чего услышать из-за дверей. А тут было абсолютно тихо. Тогда я дверь захлопнула и стала слушать изнутри — оставался еще шанс, что балуются ребята. Мы сами так делали сто раз — звонили в звонок, потом неслись вниз, при звуках открывающейся двери застывали на месте, а когда дверь закрывалась, выбегали на улицу. Но на этот раз подобных звуков не было, стояла плотная тишина.

В общем, я домылась, пришел муж с моим братом и его девушкой, которых он встретил по дороге. Вечер мы провели весело, про звонки я забыла.

На следующий день, мы опять проснулись к вечеру. От звонка в дверь. Муж пошел открывать и, естественно, никого там не обнаружил. Тогда я ему рассказала о звонках накануне. «Наверное, коротит старую проводку,- сказал он,- провода доисторические, напряжение скачет, вот и происходит мини-замыкание». Такое объяснение показалось мне достаточным. Вечером должна была придти сестра с подругой, поэтому мы занялись готовкой и уборкой. Через час звонок опять звякнул. Потом через 10 минут. Потом опять. Муж решил отключить звонок совсем, сходил в машину, принес отвертку и начал ковыряться в коробке (такая штука от звонков, которая висит в коридоре обычно, не знаю правильного её названия). Тут по телефону позвонила моя тетя, она спросила, не пришла ли еще сестра, попросила её перезвонить, как придет, и поинтересовалась, чем мы занимаемся. «Я салат готовлю, а Лёня звонок разбирает, его коротит, что ли, короче, он звонит иногда сам по себе» — ответила я. Тетя помолчала, а потом сказала: «Юль, видишь ли, когда бабушка Надя уже лежала и встать не могла, она жаловалась на хулиганов, что в звонок звонят, и Саша (тетин муж) пришел и просто провода перерезал». Я бросила трубку, вылетела на лестничную клетку, увидела кнопку звонка и торчащий вверх огрызок провода, который никуда не вел.

Уехать мы решили сразу же, муж складывал вещи, а я приводила квартиру в порядок. В коридоре под галошницей я нашла книгу «Дьявол — исторический и культурный феномен», в мягкой обложке, всю исписанную внутри бабушкиным почерком. Почему-то я её увезла с собой.

А спустя полгода мне позвонил дядька, поехавший туда проверить квартиру — ругался, что мы такие свиньи неблагодарные, он нам помог, а мы не могли даже убрать за собой. И вообще как это надо было умудриться разбить оба зеркала — в коридоре и в ванной? Надо ли говорить, что когда мы уезжали, зеркала были в полном порядке?…
Показать полностью
74

Стася.

Устраиваясь на работу, я, конечно, отдавала себе отчёт, что она опасна для жизни. Летом в маленькой детской библиотеке всегда есть риск умереть от скуки. Но в небольшом провинциальном городишке, где только что встали несколько крупных заводов, выбирать работу не приходилось. Мои родители считали, что это шанс, да и, по правде говоря, я была того же мнения, хоть и не испытывала особого энтузиазма.

Одноэтажное здание библиотеки находилось в пятидесяти метрах от моего дома, и это был несомненный плюс. Я часто ходила туда в детстве, брала книги, писала сочинения и рефераты. И одна из моих коллег даже меня помнила. Её звали Александра Ивановна, она вместе со мной занималась выдачей книг. Очень уютная и добродушная женщина. С читальным залом же управлялась Инесса, высокая строгая дама, похожая на актрису Мэгги Смит. Ей было лет шестьдесят, и она просила не старить её отчеством. Я заполняла читательские формуляры, выдавала книги, по расписанию дежурств занималась уборкой. Ничего особенного — простые и скромные обязанности за очень скромную зарплату.

Самым страшным в этой работе оказалось время. Напротив моего стола под самым потолком висели часы и каждый день, каждый час, каждую минуту издевались надо мной. У этих часов были самые ленивые стрелки в мире. Я даже хотела их снять, но стремянки в библиотеке совершенно не водилось.

Конец мая был сравнительно бодрым: вереницей тянулись школьники с русской классикой, взятой, очевидно, на уроки литературы. Начало июня — почти скучным. За книгами на летнее чтение заходили только особо сознательные ботаники. Сознательных было человек пятнадцать на небольшой спальный район с тремя школами. После них начался «мёртвый сезон». Мёртвый во всех отношениях. К нам почти никто не заходил, а от адской жары и ужасной скуки хотелось в петлю. Коллеги мои гоняли чаи в читальном зале, а я чай в жару не пила, разговоров о внуках и грядках поддерживать не умела, а потому коротала время за всякими монотонными занятиями вроде вязания и гипнотизирования стрелок часов.

Редкие посетители заходили сделать ксерокс с документов в читальном зале. Ещё заглядывала подружка Инессы, бравшая книги для внука. И светловолосая девочка Стася. Стася заставила меня понервничать — я не нашла её формуляра ни по фамилии, ни по возрасту, хотя она утверждала, что давно сюда ходит. Пришлось завести новый. Она взяла рассказы Драгунского. Знаете, я даже на стуле подпрыгнула от неожиданности. Сейчас ведь дети совсем другое читают. Потом пришла снова и взяла «Волшебника Изумрудного города». Потом «Урфина Джюса», «Приключения Самоделкина и Карандаша», «Чёрную курицу»… Она приходила раз в три-пять дней. Мне казалось, что для десятилетнего ребёнка она читает очень быстро. И всегда она пыталась завязать со мной разговор, поделиться прочитанным. Как будто ей не хватало компании, не с кем было поговорить. Я была только рада: без присмотра за часами время текло куда быстрее. Она мне жаловалась на скуку, я её отлично понимала — в общем, мы нашли друг друга. Я советовала ей книги, из таких, старых, она радовалась. А ещё потом мы обязательно в каждый её визит стали играть. На дальнем столе лежали старые и хорошенько уже потёртые настольные игрушки из моего детства, даже и не знаю, как объяснить… чёрт… в общем, кидаешь кубик и ходишь фишками. Кто первый дойдёт до финиша — у того и победа. Ностальгия…

Она была такая славная девчушка, вежливая и смышлёная. Интересовалась всем на свете. Хватала меня за руку и, проникновенно глядя в глаза, говорила: «Ты ведь меня не бросишь? Ты всегда будешь тут, со мной?». Конечно, я ей обещала, куда я денусь.

14 июля — я хорошо запомнила, потому что это была суббота, короткий день, — после того, как за Стасенькой закрылась дверь, рядом со мной материализовалась уютная Александра Ивановна и, больно схватив за руку, потащила меня в архив читального зала. Там в углу комнаты за накрытым столом сидела хмурая Инесса. Она меня долго, а главное, беспредметно ругала. Я терялась в догадках и перебирала в уме пункты должностной инструкции, которые могла нарушить. Но объяснение превзошло все ожидания. Де подружка-то моя мёртвая давно, и в среднем каждые четыре дня на протяжении месяца я выдаю книжки трупу. Инесса рассказала мне душераздирающую историю о том, что-де моя Стасенька лежала в больнице, а сюда приходила за книгами, пока её не сбила машина.

— Лет пятнадцать назад это было. И вот до сей поры ходит. У нас так часто меняются библиотекари поэтому, — Александра Ивановна качала головой. — Мы-то с Инкой привычные, не обращаем на неё внимания.

— Рядом же церковь, какие привидения, — я с усилием выдавила из себя смешок.

— Так она и не в церковь же ходит, милая.

Сначала я подумала, что старухи окончательно выжили из ума. Но вместе, как известно, только болеют гриппом, а с ума сходят поодиночке. Потом я решила, что они меня разыгрывают. Эта версия была ещё более хрупкой, чем всеобщее помешательство. Это были не те люди, чтобы так глупо шутить.

Я предельно вежливо поблагодарила их за предупреждение и сбежала домой. Пила холодный чай, лазила в интернет, читала, чёрт, смешно даже, про привидений. Конечно, в сети всё больше всякая чушь. Конечно, ни слова о мёртвых девочках, посещающих библиотеки. Хотя может ли быть сама мысль об их существовании в реальном мире адекватной? Много думала. Стася приходила примерно в одно и то же время, всегда в одной и той же одежде. Я почему-то никогда на это не обращала внимания. Но разве это подтверждает то, что она труп? А ещё у неё были тёплые руки. По-моему, у привидений не может быть тёплых рук — во всех фильмах ужасов, если ребёнок с чертовщиной, то он непременно холодный. Боже, сама не знаю почему я в мыслях так цеплялась за эти тёплые руки. И почему уволилась моя предшественница, я никогда не интересовалась — я для себя решила, что она просто нашла место с лучшей зарплатой.

Потом позвонила подруге. Было уже за полночь, но я столько всякого надумала... Я сбивчиво обрисовала ситуацию, и она злым сонным посоветовала мне купить дробовик, пару пачек соли и позвонить братьям Винчестерам. Но наутро всё же пришла ко мне. С порога посмотрела мне в глаза, посоветовала пить меньше, в том числе чай, и присмотреться к какому-нибудь персену. Или глицинчику хотя бы. Ещё она подала дельную мысль: а что, если я на самом деле не понравилась этим милым благообразным тётушкам, и они решили страшилками заставить меня уволиться и освободить место для какой-нибудь их знакомой?

Как это всё было просто и логично! Спасительная соломинка. Тогда я решила поймать девчонку на чём-нибудь — она явно была их сообщницей. Проследить за ней, в конце концов.

В понедельник я, как ни в чём не бывало, вышла на работу, а во вторник Стася пришла снова.

— А ты живёшь где-то поблизости? Так часто ходишь к нам, — как можно более дружелюбно спросила я.

— Нет, — девчушка вздохнула. — Лежу в больнице, живот часто болит. Врачи и мама говорят, это потому что ем всухомятку.

— А шоколадки тебе можно? — я протягивала ей «KitKat».

Стасенька залилась краской, поблагодарила меня, взяла книгу, шоколадный батончик и вышла. Я приникла к мутному окну и смотрела, куда она идёт. Перешла через дорогу, потом в покосившиеся больничные ворота, и через мгновение скрылась за пышным бурьяном. Я выскочила на улицу и подбежала к воротам. Вокруг было ни души. Заброшенная уже десять лет как детская клиническая больница скалилась на меня битыми стёклами окон.

Я вернулась в библиотеку. Хотела позвонить подруге, но все слова мерзким комом стояли в горле. Сидела, смотрела на часы. А потом решилась. Решилась сама сходить туда, убедиться, что надо мной по-идиотски шутят, что меня выживают с работы.

Я не из тех, кто любит лазить по заброшенным зданиям. Я страшная трусиха, я боюсь порезаться о битое стекло, встретить агрессивных наркоманов или злого сторожа. Но теперь страх был повсюду — он загнал меня в угол, всего за несколько дней лишил покоя, вкуса еды, счастья приятных мелочей. Я никогда не верила в привидений, домовых и прочие сверхъестественные силы. Я никогда не была религиозной. И суеверной тоже не была. Сама не понимаю, почему я им поверила и так вцепилась в эту историю. Может быть, из-за тех глупых обещаний?

У больницы не было злого сторожа, и злых наркоманов там тоже явно не водилось. На стенах со вздыбившимся кафелем никто ничего не писал, не валялось иного мусора, кроме строительного, и всяких медицинских бумажек. Всё было усеяно пустыми бланками для анализов и пылью. Такой густой и серой, как будто кто-то тонким слоем рассыпал цемент. Из-за неё казалось, что внутри совершенно нет цвета, всё серое и чёрно-белое. Было очень тихо и прохладно. Я методично ходила из одного блока в другой, заглядывая в каждую палату. Не знаю, что я там искала, не знаю, что я там забыла. Удача посетила меня на последнем третьем этаже. Хотя удача ли? В одноместной палате на чистой тумбочке, стоящей рядом со ржавой покорёженной сеткой от кровати, лежали «Приключения Чипполино», сегодня выданные мной Стасе. На книге лежала нетронутая шоколадка. Всё нормально, девчонка отнесла книгу сюда, почему-то не съела шоколадку. Подумала так и осеклась, повернулась ко входу, осветила пол фонариком. Сердце ухнуло куда-то вниз: на полу в пыли были только мои следы. И вообще, во всей больнице были только мои собственные следы. От этой мысли я чуть не сократила путь через окно.

Не помню, как прибежала домой. Очнулась только перед часами в спальне. 17:15. Нет, не может быть. На мобильном 17:14. На компьютере 17:15. Невозможно, нереально, невообразимо. На телефоне было 17:01, когда я ушла с работы и двинула в больницу. Могла ли я обойти три этажа в трёх крыльях больницы за 10 минут? Даже бегом — вряд ли. Могло ли время остановиться? Могла ли я сойти с ума? Я не знаю. Вокруг одни вопросы, но нет ответов.
Показать полностью

Тритон.

Лет 5-6 назад мы с друзьями поехали на рыбалку, в Азовские плавни. Рыбачим сидим, вдруг из-за камышей к нам стал приближаться какой-то пакет. Его гнало ветром, не особо быстро, поэтому Игорь стал метать в него спиннинг, чтобы зацепить крючком. Спросите зачем? Перед этим я сказал, что именно так должен выглядеть пакет с баксами, и Игорёк не выдержал. Зацепил, вытащил, в пакете было 4 котёнка — 3 мёртвых, а один пытался шевелиться. Видно, бывшие хозяева или груз не положили, или воздух в пакете не дал ему утонуть, но один выжил, и Игорь забрал его себе. Удивило, что котята были не новорождённые, каких обычно топят, а, наверно, месяц-два по возрасту. Короче, не буду надоедать лишними подробностями, скажу одно — Игорь с Тритоном друг в друге души не чаяли. Кот вырос большущим, чёрным, холёным и, что греха таить, злым зверем. Когда хозяев не было дома, Тришка оставался вместо собаки, и я вас уверяю, что даже друзья не рисковали зайти в дом, когда Тритон нёс свою вахту. Зато в остальное время он любил лежать, или на шее хозяина, вместо воротника, или на его груди.

Прошло несколько лет. Всё шло своим чередом. Только Игорь как-то рассказал, что кот приболел, стал каким-то замухрышкой, похудел сильно, а через месяц после этого заболел и товарищ. Появился кашель, одышка, кожа пожелтела, как следствие — испортился характер, раздражительность, подозрительность. Всё ему казалось, что на него кто-то порчу навёл или сглазил, причём обоих с котом.

В один прекрасный день прибегает ко мне, возбуждённый весь, практически в истерике и начинает рассказывать такое, что даже я со своими «злыми яблонями» стал на него смотреть подозрительно. Вот что он рассказал мне.

- Сам знаешь, — начал он, — Тришка любит у меня на руках и на груди лежать, а как заболел, так постоянно лежит и лежит. Только стал я замечать, что сам он худеет, а мне тяжелее, когда он на грудь мне давит, стал я его сгонять, а он внаглую лезет. Потом я сам заболел, а теперь додумался я. Он из меня здоровье вытягивает. Ведь смотри, где лежит, то и болит постоянно. Сначала шея заболела, с хондрозом этим, перестал ложиться на шею — и болеть перестала. А на грудь ложится, и совсем задыхаюсь уже. Короче, убил я его.
Я выпучил глаза.

- У тебя вообще крышу сорвало? Причём здесь кот? Сколько тебя к врачу гоним?

А надо сказать, что Игорь не шибко местным врачам доверяет, считает, что они одну таблетку и от головы и от живота прописывают, лишь бы подороже.

- Подожди, не гони волну, — говорит, — дальше слушай. Просыпаюсь сегодня ночью от того, что дышать трудно стало, открываю глаза, а Триш лежит на груди у меня и его нос вплотную к моему рту. Я выдох делаю, а он с силой это вдыхает. Вот тогда я всё и понял. Он заболел, и из меня здоровье вытягивает вместе с дыханием. Я это как-то по телеку видел. Его жизни кончились, он мою использует. Помнишь же, и в пакете он один остался… Схватил я его, выскочил на улицу, взял за ноги да об угол башкой и через забор на пустырь закинул. Теперь, думаю, на поправку пойду.

Через две недели ему стало ещё хуже, его отвезли в краевую клинику, потом обнаружили рак. А месяц назад говорит:

- Помру я скоро. Тришка стал приходить, как живой. То во дворе его увижу, то в окно. Холёный, как раньше. Может зря я его убил?

Две недели назад Игорь умер. Похоронили его. На девять дней пошли на кладбище помянуть, а там, среди венков, Тритон мёртвый лежит. Выходит не убил. Или не последняя жизнь у него оставалась.

Полистал я литературу и пришёл к выводу. Не жизнь у Игоря кот забирал, а болезнь, потому и сам опаршивел и исхудал. Спасти хотел своего спасителя, а тот не понял.
Показать полностью
206

Перевозчик.

Пробка была основательной, беспросветной, многочасовой и многокилометровой.

— По ходу дела, встряли, — закуривая, произнес водила, заглушил мотор и повернулся ко мне. — Сильно торопишься?

Я неопределенно пожал плечами.

— Это правильно, — как-то по-своему истолковал мой жест таксист. — Пробка — дело такое, нервничай, не нервничай, быстрее не будет. Только дров наломаешь. Так что лучше расслабиться и поговорить о чем ни то.

Похоже, это был тот тип бомбил, которые с удовольствием готовы трепаться часами, лишь бы были свободные уши. Впрочем, в сложившейся ситуации это не слишком уж и раздражало. По крайней мере, пока.

— Так кем, ты говоришь, работаешь? — спросил он, хотя я ничего такого не говорил.

— Ну... можно сказать, что писателем, — совершенно не подумав, ляпнул я в ответ. Люблю, знаете ли, вешать лапшу малознакомым людям.

— Ишь ты! Никогда еще людей искусства не возил, — тон у таксиста был такой, что я, профессиональный врун, смутился, почувствовав себя самозванцем. — А про что пишешь? Детективы, романы или как?

— Ну, — замялся я, — Все понемножку... Народное творчество, триллер... — кто меня за язык тянул? Хорошо хоть краснеть не умею.

— О, триллер! — еще больше оживился водила. — Слушай, я тут тебе могу парочку интересных историй подкинуть, если хочешь. Совершенно бесплатно, — и, не дожидаясь моего согласия, начал рассказывать.

*

Я ж, когда еще СССР не развалили, тоже таксистом работал. У меня стаж — ого-го. Так вот, работал у нас в пятом таксопарке водила один. Имя у него было еще старое такое. Редкое. Харитон. Сейчас разве что в глухих деревнях такое найти можно. Ну, его мужики быстро в Баритон переделали. А потом сократили до Барри. Типа Алибасов. Ну да он не обижался. У нас в таксопарке каких только кликух не было.

А когда этот мудило Горбач затеял свою долбаную перестройку, у нас каждый стал крутиться, как мог. А у таксаря-то выбор невелик. Кто посмелее — водярой да блядями занялись. Или еще какой нелегалкой. А кто в это соваться не захотел, просто бомбил мимо кассы сверхурочку.

И вот как-то раз Барри вот так бомбил потихоньку ночью. Подобрал одного мужичка. Тот ему называет адрес — Скуратовская площадь. Барри глазками похлопал и подвис. Города-то всего не знает. К тому времени таксорил чуть больше года.

— А дорогу, — говорит, — знаешь?

— Само собой, — отвечает мужичок, — тут недалеко.

Поехали и, как это часто бывает, когда бестолковый пассажир начинает дорогу указывать, заехали черт знает куда. Барри быстро потерял какие-либо ориентиры. Еще туман, не видно ни черта. Жилых домов нет, промзона какая-то, склады да заборы. Кое-как к реке выехали. Тут пассажир оживился.

— Да вот же, — кричит, — мост! А за мостом по аллее аккурат до площади всего два квартала.

Ну, добрались, пассажир расплатился и еще за блуждания сверху накинул так неслабо. Барри развернулся — и обратно. К знакомым местам выбираться. А у любого таксиста, да и вообще у хорошего водилы, если он в незнакомое место попадает, всегда привычка такая есть — приметить как можно больше всяких ориентиров, чтобы, оказавшись во второй раз в этом месте, не тыкаться. Так и Баритон ехал и выглядывал другие повороты, светофоры, стоянки, магазины и прочие ориентиры. Да только ничего толком не выглядел. Время позднее, освещение дрянь. Окна все темные, магазины, если и есть, то все закрыты. Тогда еще круглосуточных-то не было. Народу на улицах нет. Машин тоже. Только на выезде на мост приметил название улицы «Новопогостовый бульвар». Покоробило это Барри, да он особого значения тому не придал. И не такие названия улиц встречал.

Выбрался он в знакомые места тогда быстро. Да и забыл бы все это дело, если бы спустя неделю не попал в те же края. Отвозил одного инженерика куда-то на завод, а потом поехал вдоль реки и оказался на знакомой набережной. Только так и не смог найти того моста, сколько ни обшаривал набережную. Вроде бы все то же. Все ориентиры с того раза на месте. Выезд к реке, старая автобусная остановка, штабели ржавых железяк. А вот моста словно и не было.

Вернулся тогда в парк и сразу к подробной карте города, что у диспетчеров на стене. И что ты думаешь — нету! Не только моста. Бульвара Новопогостового нету. Ни бульвара, ни площади и в помине нет. Барику бы насторожиться, да он все на усталость списал. И недосып. Решил, что ему все это пригрезилось.

А потом месяца через два опять же на ночной шабашке подобрал он подвыпившую пару, так эти тупо кататься по городу решили. Куда глаза глядят. Пару раз заезжали в тихие уголки и выгоняли Барри минут на двадцать покурить. Ну понятно, да?

И вот они после очередного такого перекура ехали по краю парка. Темень непроглядная. С одной стороны бетонная стена, что парковую насыпь держит, с другой парапет, за ним река. И тут девка орет: «Сворачиваем в туннель, туда хочу!.» Харитон глядит — точно туннель, в бетонной стене-то. Освещен тускло, но видно — не глухой. Разметка есть, знак, все дела. Нырнули туда. Туннель хитрый загиб по кругу и вниз сделал, а потом вывел их наверх в какой-то район. Пассажиры развеселились, аж слюни от восторга пускают. Барри глянул на табличку на углу — мать моя! «Скуратовская площадь».

А пассажир, который парень, говорит:

— Здесь тормози, шеф, мы сойдем.

Барри как-то не по себе стало.

— Вас подождать? — спрашивает.

— Не! — говорят, — не надо. Мы дальше пешком погуляем.

И хихикают, как придурошные.

Ну, Барик плечами пожал да и решил давешний мост проверить. Нашел поворот на Новопогостовый бульвар проехал до конца и к мосту выехал. Остановился, хотел было выйти да поближе посмотреть, что это за фокус такой, даже за ручку двери взялся. Да в последний момент вдруг понял, что очень уж ему не хочется в этом районе из машины выходить. Аж передернуло всего. Нажал на газ, да и переехал через мост.

Вот тут уже и остановился, и вышел спокойно, и осмотрел мост как следует. Набережная как набережная, река как река, мост как мост. Все на месте, нигде никаких хитрых механизмов нет. А потом огляделся и обомлел. Мост с рекой да с районом за ним были, как и в прошлый раз. А вот этот-то берег совсем иной был. Не было тут ни остановки автобусной, ни штабелей, ни заборов заводских, ни самой промзоны не было. Один здоровенный пустырь в обе стороны. А через него посередке дорога от моста в темноту тянется. Обычная асфальтовая двухполоска. И больше ничего. Прямо наваждение какое-то!

Ладно, поехал по дороге. Раз дорога есть, значит куда-то ведет. Глядь, а пустырь постепенно в свалку переходит. Огромную такую. Не иначе как основная городская. А за ней уж и шоссе светится. А там и край города угадывается. Выходит, Барик выехал на противоположную окраину города. А этого быть никак не может. У него и бензина в баке на такой крюк не хватило бы. Чертовщина, да и только!

А потом еще пару раз он так в этот странный район заезжал. И каждый раз хрен знает, где оказывался.

Всем он про эту петрушку рассказывать не стал. А пошел к Филимонычу. А Филимоныч-то самый что ни на есть ветеран в нашем таксистком деле. Ходят слухи, что он еще извозчиком начинал. На коляске с лошадью. Правда или нет, но уж если кто что и мог знать, так это он.

Так вот, пришел Барик к Филимонычу, проставился как положено и все как есть рассказал. Филимоныч головой покачал и говорит:

— Ох и повезло тебе, милок. Видать, в рубашке родился. Ты ж в Мертвом районе побывал.

Харитон наш опешил. Спрашивает:

— Что это за район такой?

— Да в каждом городе, где большие злодеяния случаются, что-то подобное заводится. Поначалу комнатка или подвальчик какой в доме, где и подвала-то отродясь не бывало. Слыхал, небось, про такое? Откуда ни возьмись, дверка появляется в стенке. Заходит какой человек в эту дверку, да и пропадает навеки. И дверь вместе с ним. А потом она в другом месте проклевывается. А после комнатки, глядишь, и домик блуждающий в городе заводится. С таким же диагнозом. А чем больше город, тем и злодейств больше. И аппетит у этой напасти, значит, растет. Сначала домик, потом улочка. А там уж и квартал. А уж тот и в район перерасти может. У нас в городе этот район-призрак давненько уже. Лет сто, а то и двести. То появляется, то исчезает.

— Но зачем?

— Как зачем? Экий ты несмышленый! Город растет, и район растет. У него новые дома появляются. Новая жилплощадь. Жильцы ему новые нужны, чтобы квартирки не пустовали. Вот он живые души к себе и заманивает. И то, что тебе удалось там побывать и не один раз, да еще и выбраться живым сумел — большущее везение. Я бы на твоем месте в церкви свечку Богу поставил за такую удачу. Метровую свечку толщиной с ногу. И больше ни при каких обстоятельствах, ни за какие деньги не ездил бы по незнакомым адресам.

Барик решил так и поступить. Зарекся по ночам ездить абы куда, пока не убедится, что этот адрес в живом районе. А в то время навигаторов-то не было. Услышал незнакомое название — доставай карту и шелести, пока не найдешь. А с таким занудством не всякий пассажир согласится. Так что в финансовом плане у Барика дела пошли не ахти. И, как назло, посыпались ему на голову проблемы одна другой дороже. То в ДТП его виноватым назначили, то местные братки невзлюбили, то, пока колесо на морозе менял, правую руку всерьез повредил. В общем, одно за одним. И везде деньга нужна. И немалая.

Ото всех этих геморроев начал у Барика характер портиться. Ни о чем другом, кроме сшибания деньги, думать не мог. И постепенно дошел он до тех темных делишек, от которых раньше шарахался, как черт от ладана. Бухло да девки быстро мелочью стали. Поговаривали, в глухой криминал Барик ударился — оружие, наркоту, даже трупы куда надо возил. За руку, само собой, его никто не ловил, но мужики-то попусту трепать не будут.

Раньше он веселым был, побалагурить с народом любил, тяпнуть после смены с коллегами мог запросто. А тут нелюдимый стал, злобный. Скурвился, в общем. И как-то незаметно Барри стали Харей называть.
Показать полностью
48

Венчание с покойником.

Письмо женщины:

«Очень Вас прошу, прочитайте мое письмо и помогите мне ради Христа. Я очень боюсь, что Вы мне не поверите, подумаете, что кто-то так шутит, поэтому я и пишу свой телефон. Умоляю Вас, позвоните мне, иначе я умру.

Попробую описать, как это все случилось. Шесть недель назад ко мне в дверь позвонила женщина. Сперва я ее не узнала, она была в трауре и как бы даже не в себе. Это была мать одного моего знакомого парня – Дениса. Он пытался за мной ухаживать, но мне нравился другой, и я отказала Денису. Мать Дениса – Надежда Тимофеевна – еле держалась на ногах, и я попросила ее войти в квартиру.

Я сразу же по ее виду поняла, что-то случилось с сыном, но боялась спросить ее об этом. Надежда Тимофеевна сказала сама: "Любочка, девочка моя, ты, наверное, знаешь, что Денисочка мой умер". И она заплакала. Немного погодя она снова заговорила: "Никого у меня больше не осталось на этом свете. Сама я из детского дома, ни родителей, ни родных не знала.

Был у меня сыночек, да больше нет. А я ведь только и жила для него. Он даже жениться не успел, был бы теперь у меня внучек, или внучка, или сноха, которую я бы баловала и любила, как свою дочь. Никого нет! Никого!" И она снова зарыдала. И тут она стала меня умолять, чтобы я стала женой ее Дениса.

Я уставилась на нее и думаю: точно, тронулась умом с горя. Как я могу стать его женой, если он умер? Будто услышав мои мысли, Надежда Тимофеевна стала умолять меня, чтобы я не отказывала ей, ведь уже завтра Дениса закопают и будет поздно, а ей так необходимо, чтобы кто-нибудь у нее остался после Дениса.
Не вытерпев, я ее перебила, спросив: "Вы разве не понимаете, что гроб в загс нельзя нести, какая я ему буду жена?»

Но Надежда Тимофеевна тогда сказала: "Конечно, я это понимаю, но он так любил тебя, и если ты только станешь его женой, то я отдам тебе все, что у меня есть, а сама я уйду жить в монастырь. Разве тебе помешает квартира, ведь, в конце концов, ты можешь ее потом продать, обещаю, что я перепишу все на тебя, сделаю дарственную на квартиру, дачу и на все, что имею.

У меня есть двести тысяч долларов. Я их собирала для сына, а теперь это будет все твое! Тебе нужно будет только надеть ему на палец кольцо и быть в фате и свадебном наряде. Никто об этом никогда не узнает, мы будем в комнате только втроем. Денис, ты и я. Пойми, я всегда мечтала, что когда-нибудь он введет в дом свою невесту в фате, в белом платье. Не лишай же меня того, что облегчит мне мое горе! Я буду считать тебя своей невесткой, и все, что я имею, будет твоим.

Квартира и дача у нас очень дорогие. У нас хорошая мебель, посуда и есть деньги. Ты получишь все это, а я буду думать, что он женился на той, которую любил больше, чем меня.

Не знаю, как и почему, но в общем я согласилась. Вечером я пришла к Денису в квартиру, как мы и договорились с его мамой. Еще из прихожей Надежда Тимофеевна повела меня в комнату, где на диване лежали шикарное белое платье, фата, перчатки и туфли на шпильке. Она вышла, и я стала одеваться. Все было вроде как во сне. Мне было немного жутко, но я успокаивала себя тем, что уже завтра это все закончится. По договору я должна была провести у них в доме время до самых похорон.

Наряд был великолепный и, видимо, стоил очень больших денег. Мать Дениса работала главным специалистом в банке. Квартира была очень большая и была дорого обставлена. Что таить греха, мысленно я уже к ней примерялась. Скоро все это будет мое, думала я. Мне не хотелось думать о том, что еще мне предстоит делать в той комнате, где стоял гроб с телом Дениса.

В конце концов, думала я, ведь актеры играют в фильмах покойников и целуют покойников, когда якобы по сценарию убивают их любимых. Буду и я представлять, что просто снимаюсь в фильме. Я смотрела на себя в зеркало, и мне не верилось, что это я. Я была красива в свадебном наряде.

Вошла Надежда Тимофеевна и сказала: "Какая красивая невеста у моего сына, он будет счастлив, когда ты станешь его женой". Взяв меня под руку, она повела меня в зал, посреди которого стоял очень красивый лаковый гроб.

Я такой видела в фильмах. Денис был как живой, и я в душе приободрилась, что он не белый и не синий, каким я его боялась увидеть. Он будто спал. Возле гроба стоял стул и больше никого не было. Я стояла и не знала, как себя вести. Но всю инициативу взяла в свои руки его мать, она сказала: "Сыночек, я исполнила твою мечту, она твоя невеста и будет твоей женой. Ты ее любил больше меня, а для меня нет ничего дороже тебя и твоих желаний. Сейчас Вы будете венчаться, я только включу свадебный марш".
И она нажала на кнопку магнитофона. Тихо полилась музыка, которую обычно играют на бракосочетании.
"Согласна ли ты, невеста, Любовь Сергеевна Тищенко, взять в мужья Дениса Семеновича Орлова?" – спросила громко и твердым голосом Надежда Тимофеевна. Она смотрела на меня, и я сказала: "Да, согласна". – "Обещаешь ли ты быть ему верной женой и любить его до конца своих дней"? – "Да, – ответила я, – обещаю". – "Возьми тогда одно кольцо и надень себе на палец, кольцо в руке у Дениса".
Я разжала руку Дениса, в ней действительно было обручальное колечко. Руки у меня тряслись, и я чуть не уронила его на пол. Про себя я твердила: "Это как в фильме, как в фильме". Но подсознательно понимала, что все это реально. Затем по подсказке Надежды Тимофеевны я взяла второе кольцо, которое лежало на блюдечке, и надела его на правую руку Денису. Теперь мы оба были с ним при кольцах.
"Объявляю Вас мужем и женой. А теперь поцелуйтесь", – велела мать Дениса.
Я наклонилась и поцеловала Дениса в щеку.
"Нет! – сказала его мать. – Целуй его в губы".
Сама не знаю, как это вышло, но я его поцеловала.
Моя новая свекровь открыла шампанское и разлила в бокалы. Мы выпили за нашу с Денисом любовь. Рядом с гробом был стол, ведь это происходило в гостиной. И вскоре на столе появились еда и вино. Подсознательно мне хотелось приглушить свой страх, и я выпила два больших бокала вина. "Свадьба – так свадьба, – говорила Надежда Тимофеевна, – пей, дорогая!"

Алкоголь стал действовать, и я ощутила даже некую легкость и приподнятость настроения. "Я теперь богата", – думала я. Будто услышав мои мысли, Надежда Тимофеевна сказала: "Вот видишь доллары, они все теперь твои, здесь двести с лишним тысяч, но ты должна до конца выполнить мою волю. Целуй и ласкай тело своего мужа, пусть он получит то, чего он был лишен при жизни".

Алкоголь и вид денег сыграли свою роль, я хотела угодить своей названной свекрови и стала целовать его лицо, руки, грудь, всего.

"Сними бюстгальтер и прильни к его груди", – велела мне мать Дениса. Я немного колебалась, и мне тут же дали еще вина. Я разделась и, взяв его руку, приложила к своей груди. Со стороны, наверное, казалось, что это он сам водит своей рукой по моей груди и моему животу, но это я водила его руку. Мне было приятно, и меня вдруг стало все это возбуждать. Я очень захотела мужчину, и я стала тереться о его тело. Я вдруг поверила, что это действительно мой муж и я просто обязана дать ему все, что смогу, напоследок.

Утром я приняла ванну, меня покормили, в голове стоял шум от выпитого, и мне жутко хотелось спать. Состояние мое было ужасным. Потом приехала ритуальная машина. Меня удивило, что провожающих не было. Были только я, Денис и его мать. Рабочих похоронного бюро я не считала. Перед тем как закрыть гроб и опустить его в могилу, я снова его поцеловала в губы долгим поцелуем. Мне уже казалось, что я действительно хороню своего мужа.

На другой день, как мы и договорились, я снова пришла к ним в квартиру. Надежда Тимофеевна отдала мне дарственные документы и сказала:

"Ты даже не спросила, почему он умер, а ведь он лишил себя жизни из-за тебя. Ты себя очень высоко ценишь и никого не замечаешь вокруг себя. Вот и сыночка моего не заметила. А ведь он закончил школу с серебряной медалью, знал два языка, прекрасно рисовал и писал стихи. Кстати, большая часть его стихов о тебе. Как он волновался, когда шел туда, где должна была быть ты. Как он горевал, когда ты его в очередной раз прогнала от себя прочь! Не ребенок уже и не мужчина еще. Умный, добрый, интеллигентный мальчик, в которого я вложила всю свою надежду, всю свою любовь. Я прочла в его дневнике, как ты последний раз над ним глумилась и при всех его унижала и гнала. И он посчитал, что и в самом деле такой, раз ты его таким видишь. Это ты его сломала и уничтожила! Вот его последнее письмо, читай.

"Милая моя мамочка, ты самая хорошая, ты самая бесценная, таких больше нет и никогда не будет. Прости меня, что я причиню тебе боль, прости за то, что ты будешь плакать из-за меня, твоего глупого сына. Я не могу и не хочу жить без Любы. Она меня не любит и презирает. Она никогда не будет моей. Зачем мне жить, если она меня не любит. Мне так плохо, что легче умереть, чем так страдать. Прости меня, мама, и прощай. Твой сын Денис".

Дочитав письмо, я подняла глаза на мать Дениса. Если бы Вы видели ее глаза. В них было столько ненависти и горя, что меня всю передернуло, как от электрического тока.

"Возьми ключи, – сказала Надежда Тимофеевна, – и иди домой. Завтра меня здесь уже не будет. Документы теперь у тебя, я слово сдержала. Уходи, я не могу тебя видеть".

Через неделю мне стало известно, что мать Дениса отравилась и ее уже похоронили. Казалось бы, живи и радуйся. Ведь не у каждой девчонки есть столько денег и такое имущество. Но с какого-то момента я почувствовала, что со мной не все благополучно. Стала сильно болеть грудь, и именно в том месте, куда я подносила мертвую руку Дениса. У меня ныл и болел живот. Моя мама настояла, чтобы я легла на обследование. В больнице мне был поставлен диагноз – рак. Мама, конечно, не знает о том, что со мной произошло. И я никогда не осмелилась бы ей это рассказать. Я сильно переживаю и страдаю – зачем я пошла тогда в дом к Денису?
Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!