Sdes

Любая тюрьма место своеобразное, государство в государстве, со своими правилами, законами, со своими этическими нормами, понятие добра и зла здесь все те же, что и в любом нормальном обществе, с одной лишь разницей, здесь неотвратимо наказание. В современном обществе от наказания можно откупиться, обвести вокруг пальца следствие, суд, уйти от него по причине отсутствия или недостаточности улик и казаться самому себе, друзьям умным, хитрым, этаким неуловимым Джо, там это практически невозможно.

В девяностые в тех местах был поголовный голод, где-то меньший, где-то больший, но он царил везде. Иногда мне доводилось видеть охранников, черпающим зековскую баланду с общей кастрюли, отламывающих себе кусок хлеба, ворующих кусок сала из посылок или мясо на кухне и чем сильнее народ там голодал тем страшнее становились люди. Во Львове, куда я попал в средине девяностых,от голода падали в голодный обморок по несколько человек в день на проверке, но это была лишь статистика для местного начальства, не более.

В это голодное время народ старался быть поближе к начальству и к кухне, и те, и другие могли насытить голодные животы или же создать условия при которых было легче всего их насытить. Одной из таких,,сытых,, должностей была должность ,,шныря,, которая давала возможность быть по ближе как к начальству, так и к кухне. По своей должности ,,шныри,, ежедневно накрывали столы для своего отряда, приносили хлеб, сахар, термосок с кашей как бы для заболевших. В другие обязанности этой должностной особы входило следить за зеками и вовремя информировать администрацию. Для одних это был пустой звук, для других же еще одна возможность показать свою преданность, свою нужность. Некоторые и вовсе фанатели от такой возможности, им казалось будто они приобретали власть нал себе подобными, возвышались над ними. Большинство делали это тайно, писали доносы, но были и такие, что ходили и громогласно грозили: я напишу на тебя докладную! Зона была ни красной, ни черной, где-то за подобное отбивали голову, где-то прятались. В моем отряде в карцер сажали за малейшую провинность, за месяц-второй хватали туберкулез и уезжали на туберкулезную зону, соответственно самоубийц поубавилось.

Был на моей отряде шнырем этакий некрасовский мужичек, Бодя. Маленький, противный, вечно бегал по отряду что-то высматривал и доносил, доносил… Буквально все кто в то время сидел в карцере были на его совести. Кроме этого хобби Бодя договаривался с поваром, хлеборезом и приторговывал на отряде этим добром, а в те голодные годы это было настоящим богатством. Один из воровских законов гласит, что на хлеб и пайку нельзя играть, нельзя забирать, продавать, наживаться на голоде нельзя.Для Боди это был пустой звук, он был ,,шнырем,, сословием низким, а следовательно и недосягаемым для этих законов. Конечно же его предупреждали, но на все это Бодя отвечал новыми доносами иногда и вовсе фантастическими. По сей день ходит такая басня, мол в одном таком доносе Бодя умудрился написать : Иванов, Петров и Сидоров лежали после обеда на нарах и думали о запретном! Ну конечно! О чем они еще могли думать если даже боялись говорить об этом вслух?! В тот раз администрация посмеялась над подобным рапортом, но последовал второй, третий и на основе вот таких трех рапортов мужики получили по десять суток карцера. Страшно государство в котором властвует быдло!