Meriado

Артемьев внимательно оглядел притихших министров. Последние его слова прозвучали как гром с ясного неба, прозвучали погребальным маршем всем собравшимся. Нависшую угрозу было невозможно переоценить – для того, чтобы с ней справиться необходимо объединить усилия всех фракций – явных и неявных, отбросить всю подковерную борьбу. Больше никаких альянсов против кого-то. Только все заодно – все против страшной опасности.
-Ну-с, господа, давайте обсуждать. – тихо произнес президент – у кого какие мысли? Величаев, прошу вас!
Величаев степенно поднялся и огладил окладистую бороду. Ей он по праву гордился, такой бороды не было даже у Архиедриста Феодора, что уже несколько раз приводило к казусам, когда на важном корпоративе-всенощной министра обороны принимали за какую-то важную церковную шишку, и все норовили поцеловать ручку.
-Ну, стало быть, внешнепоел… Всештополи… Внеш-не-по-ли-ти-чес-кую ситуацию нашу все собравшиеся знают, я так думаю. – министр оглядел остальных тяжелым взглядом – И потому думаю я, знаем мы кого нам винить в произошедшем. Знаем, кто виновен, стало быть, в провалах нашей оборонной программы. Знаем, стало быть, кто жидовскую свою морду…
Тут Величаев с великой прытью перегнулся через стол и ухватил за нос высокого и худощавого Пудренко – министра финансов, и начал за этот самый нос вытягивать его через весь стол на себя, пыхтя, отдуваясь и тряся бородой.
Пудренко громко вопил, отбивался стаканом, расплескивая воду на всех, кто сидел рядом, и отчаянно пытался вытащить красный свой с синевой нос из лапищ медведеподобного Величаева.
-Да отпусти же ты меня, скотина проклятая! – запоздало проверещал министр финансов, выдернув наконец свой многострадальный шнобель. – Мать жеж бы твою за ногу, да об стену, да на голову ей нага…
-А ну, всем молчать! – внезапно гаркнул Артемьев. – Я хоть и люблю посмотреть на вас, клоунов, но честь всеж-таки надо иметь!
-Но господин… Президент… - Тоненько проблеял Пиханов, - я, как министр образования, хочу сказать, что произошедшее несомненно имеет связь с уровнем преподавания в наших школах… Так сказать, уровень… Кх-м, уровень знаний… По всем европейским критериям… И западным, зарубежным, иностранным… - В экстазе закатив глаза, продолжал перечислять Пиханов, сходя на неразличимый шепот.
-Ну, вы продолжайте мысль, голубчик – поправив пенсне отозвался Запищенко. – а то мне кажется пора запретить импорт израильской картошки, она на вас как-то плохо влияет. Я поручу это пожалуй своим ассистентам.
Он протянул за спину листок с распоряжением, который тут же подхватил и утащил за двери исполнительный молодой человек в белоснежном халате с вышитым маленькими крестиками большим красным крестом.
-Так вот, о чем это я… Да-да… Уровень образования… Преступно, преступно высок… Все еще находятся учителя – да-да, вы только подумайте, несмотря на все усилия министра нашего… Культурного… Да, Зверзинский, это я о вас… Еще есть хорошие учителя, и даже несмотря… И вопреки, невзирая… О-о-о-о… - Пиханов томно застонал и сполз куда-то под стол.
Зверзинский поднялся, и произнес хорошо поставленным оперным голосом длительную речь о пользе телевизионных новостей в политике страны, но все впечатление от нее было испорчено его масляными взглядами в сторону стонущего под столом Пиханова, и рукой которой он ожесточенно орудовал в кармане.
-Да и что далеко ходить! – сказал Зверзинский, вытащив руку их кармана, и внимательно ее осматривая и обнюхивая, - Вот! Пример того что наше телевидение - работает!
Он кивнул в сторону прикорнувшего за спиной Пудренко мужчину в круглых очках и носом пятачком. Тот рывком проснулся и заозирался.
Артемьев внимательно посмотрел на него и почесал раздутую от многочисленных подкачек щеку, выкрашенную в яркий золотой цвет. Вяло взмахнув рукой – он порядком устал от работы за сегодня – он произнес тоном бывалого мастера по допросам:
-Встать! Доложить – кто виноват?
Мужчина в очках вскочил, и покрывшись испариной ответил:
-Госдеп! Все он! Америка – вот он наш главный враг! Она растлевает наших детей, она крадет наши ресурсы, она управляет нами всеми! ВСЕМИ! ВСЕЕЕЕМИИИИИИ! – дико заорал мужчина выпучив глаза. Зверзинский довольно улыбался, погрузив руку обратно в карман.
-Молчать! – снова рявкнул президент. Мужчина смолк и дрожащей рукой вытер пот с лица. Он шептал что-то о гаранте стабильности, о диверсантах и раскрепощении, но его уже никто не слушал.
-Итак, я подвожу итог. – Артемьев перевел взгляд на предмет сегодняшнего обсуждения – сиротливо стоящую на столе баночку черной икры. – Все виноваты. А больше всех народ. Оппозицию эту хренову придумали, бандерлоги драные! Быдло! Забыли они, как носки хозяина пахнут! Самому архиедриту подсунули лежалую – ЛЕЖАЛУЮ!! – черную икру! Сами жрут ее тоннами, а нам… Нам…! ЗАПРЕТИТЬ! – гаркнул президент.
-Уже запрещено! – довольно отчитался министр внутренних дел. – Лет этак девять, как запрещено!
-Вот это ты молодец. Это я одобряю. – президент улыбнулся, и это будто осветило лица приближенных министров. – выдаю твоим бойцам два дома на вселение. А ты, Пудренко, молчи! Вон, тут говорят учителя еще работают – так урежьте этим сволочам уже зарплату, достали они. И ты, Запищенко, давай-ка тоже потеснись, бюджет не резиновый чай.
-Да, господин президент, конечно, вот у меня тут и списочек больниц ненужных затесался, 31 больница, детская опять же, а там еще и судьи, да-да-да, голубчик, да… - Запищенко отбросил список запрещенных продуктов, и достал еще один, поменьше размером.
-Ну, вот и ладушки, вот и… Выполнять! – по-молодецки гаркнул президент.
Всех вымело из комнаты разом, а президент устало вышел в коридор и направился к своей спальне.
Архиедристская икра уныло сохла на столе.