DreMinD328

Я долго ждал этого, и вот оно началось.

По вытоптанной за десятки лет тропе пробирался он. Он был самым любопытным, что мне довелось видеть за всё время своих исследований. По истине уникальный человек, хотя и внешний и внутренний его мир вряд ли можно было назвать человеческим. По заваленной гнильём древесины тайге он пробирался так словно опытный зверь. Скача по старым веткам, отталкиваясь от тёмных стволов, он свирепо скользил по зарослям леса, какими бы они ни были густыми. Его обжигала трава, в ноги впивались иголки, по все-му телу множились укусы насекомых. Всё это он не думал удостоить своего внимания. Каждый раз наблюдая его звериные движения мне становилось не по себе. И не потому, что их резкость, сила и злость внушали в любого животный страх, а потому что, куда бы не двига-лось это существо, мне приходилось ожидать только разрушение и жестокость, которую я чувствовал так же, как и те к кому она была обращена.

Он всегда двигался непредсказуемо, изобретая заново дорогу между подвластными ему поселениями, поэтому редкость была увидеть его, заранее подгадав место и устроив засаду. Гораздо чаще он вдруг возникал из неоткуда, шмыгал звериным носом, будто учу-яв присутствие чужака и в тот же мигу устремлялся прочь.

Его боялись, и потому мало кто соглашался сунуть нос в его владения, хоть все и понимали - средства нашей маскировки и защи-ты абсолютны и не позволят этому существу не то что навредить наблюдателю, но даже и заметить его. Но это было мало утешающе. Даже когда я, вызвавшийся добровольно следить за этим ужасным человеком, обнаруживал его вновь, было это задумано мной или неожиданностью для меня, даже я трусил. Именно это слово прихо-дит мне на ум, потому что я как мелкий пес, перед огромным вол-ком чуть не скулил, вновь увидев Назрагару.

Такое имя он дал себе сам. Когда бы мы заставали его в попыт-ке общения с другими его сородичами он начинал с этого слова и им же заканчивал. После этого слова тряслись, некоторые женщины начинали нервно плакать, а он иногда пытался издать звуки отда-лённо похожие на смех. Этот смех лишь больше раздражал.

Я уже сказал, что обычно он двигался по лесу и делал это стре-мительнейшим образом так, что мне кажется догнал бы любого зве-ря здесь обитающего, если тому вздумалось бы убежать. Но звери в этих местах были мудрые и всегда сдавались не сопротивляясь, как впрочем и люди.

Сегодня он шёл по тропе и это могло значить лишь одно. Наступал новый месяц, который каждый раз приходил через разное время, как соблаговолит Назрагаре. Он двигался, хоть всё ещё с те-нью зверя, но уже много спокойнее и величественнее. Он разыгры-вал свой голод и я видел, как первые предвкушающие слюнки текут по грязи его губ и сохнут в грубой бороде. Он шёл и вправду мед-ленно, будто давая всему живому скрыться с его пути, убежать от неизбежных мук жестокости своего правителя.

Назрагара шёл в свою столицу – самую большую дервню, рас-положившуюся на краю его владений, возле чистейшего озера. Он шёл тихо и скрытно, но о его пришествии уже заранее знали в столи-це по бегущим из лесу зверям и улетающим прочь птицам и воро-нам, которые собирались в тёмный смерч над озером.

А слюни с лица владыки и по совместительству верховного жреца уже капали на его серую, грязную и порванную одежду. Эти слюни отчего-то ярко блестели, хоть мы и находились в мраке старо-го леса. Казалось, что они – яд, и от того так сияют в ожидании жерт-вы. Я смотрел на его лицо и сердце моё сжималось. В нём я видел неограниченную власть над всеми его владениями и над любым, кто по случайности или по своей воле очутился в их границах.

Я говорил, что моя маскировка и защита не оставляли и мысли о том, что со мной может что-то произойти – так они были совер-шенны, но сейчас я сжал в руке пистолет, наведённый на медленно движущуюся фигуру Назрагары, и не был уверен, что удержусь от выстрела. Мой палец дрожал и я чувствовал, как это существо, да и весь лес питается моим страхом, даже не подозревая о моём суще-ствовании.

Стрелять, конечно, было нельзя, поэтому пистолет был на предохранителе, но пока чудовище не проплыло мимо меня, я так и не вспомнил об этом, готовый нажать на блокированный спусковой крючок. Когда страх отхлынул и сознание вновь вернулось ко мне я обнаружил, что мой палец судорожно треплется на чуть вжатом крючке. Я сдался и даже не заметил этого. Так погибло уже множе-ство моих коллег, но об этом сейчас я предпочёл не думать. Нужно было отправляться вслед этому страшному оборотню, как бы ни хо-телось бросить всё и убраться из этой глуши в тёплые объятья циви-лизации.

Я вылез из кустов и двинулся медленно по тропке, я видел чуть сгорбленную спину вдали, она расплывалась в тумане. Он меня не видел, но я, наблюдая его беспечность и спокойствие не верил ему. Это было лишь отдыхом для его зверской натуры. Отдыхом перед великим действом. Великим безумством и великой же жестокостью. Он уже предвкушал её, я же всё ещё не мог поверить в действитель-ность происходящего и неизбежность ещё должного произойти.

Я проверил предохранитель и убрал пистолет под маскирую-щую мантию, двинулся вперёд, а Назрагара уже рассеялся в тумане. Это было пожалуй к лучшему, я бы не выдержал его немой спины на всём пути до озера.

Я пытался задать темп дыханию, но то и дело спотыкался и от-дышка, всё больше одолевала меня, я решил отдохнуть и присел на удавшийся по пути ствол поваленного дерева. Стоило мне только опереться, как гнилой ствол развалился в труху, оставив меня на влажном прахе растений. Я этого предпочёл не заметить, лишь пере-сел на ствол покрепче напротив прежнего. Нужно было обязательно отвлечься, поэтому я подумал о чём-то, что совсем было не связано ни с этим ужасным лесом, ни с его жалкими обитателями, ни с властным мерзким повелителем Назрагарой.

У меня вышло. Я уставился в одну точку и задумался о чём-то далёком. В голове мелькнули образы чистой моей родины, давно лишённой безумств подобных тому, что происходило здесь еже-дневно, что здесь, вдали от всего истинного человечества, стало обыденностью превратив человека обратно в грязное, жалкое жи-вотное, а может просто так и не давшее ему развиться. Я вспомнил тёплый домашний очаг и по телу пробежали холодные мурашки, хоть я и был одет в теплейший костюм с вентиляцией и системой поддержания оптимальных условий его собственной внутренней ат-мосферы. Что-то снаружи, но не внутри переменилось и это взбудо-ражило кожу, покрывшуюся в миг тысячами выступов, как от сухого сквозняка. Я заметил, что именно произошло когда он оказался пе-ред моим лицом. Моё дыхание перехватило, он смотрел прямо в мои глаза.

Он пошвыркал носом, не отводя взгляда. Слюней стало ещё больше и я полумёртвый от испуга, но забывший, каково оно боять-ся, так же неподвижно глядел на него. Рот его, нет, его пасть исходи-ла потоками слюны, она стекала по густой бороде, заставляя её от-висать мокрыми сосульками. Её становилось всё больше и больше, он нюхал меня всё с большим азартом и уже сам захлёбывался сво-им предвкушением.

Он был почти у моего носа, почти нашёл меня, наткнулся на мою, нескрываемую, хоть и прозрачную плоть. И вдруг встал посре-ди тропы и распрямился во весь рост. Он был огромен, как вставший на задние лапы медведь. Его распирала сила и мощь и на секунду, всё так же испытывая непомерный страх, я залюбовался им как ди-ким зверем.

Но у этого дикого зверя были мысли и он умел говорить.

- Назрагара! Я чувствую, ощущаю страх, я жду, жду – не до-ждусь его! – я услышал это через динамик переводчика, в самом деле это были непонятные мне рыки и оры, только техника могла разъяснить смысл звучавшего.

Он внезапно засмеялся своим противным надрывным смехом, сам давясь продуктами своих слюнных желёз или, что у него было во рту. Теперь мой страх ушёл и я испытал вдруг отвращение к этому животному, но он продолжил говорить, будто убеждая меня в при-надлежности себя к роду человеческому.

- О! Скоро, скоро, я уже иду. Иду. Лес шумит, я иду… - он орал, так что его наверняка было слышно у озера, в десятке километров отсюда. Мой прибор на некоторое время перестал воспринимать его речь и я услышал непосредственные рыки: - Рамгада! Шуд береле мо дур-радан. Ха-га-ха р-рагр! Назрагара! Назрагара!

Он прокричал своё имя, точнее то, что мы считали его именем, только это я и понял. Назрагара ещё раз разразился мерзким смехом и удалился от меня, вновь скрываясь в тумане.

Я не разу ещё не был так близко к нему, поэтому теперь не мог встать и идти, отказывали и ноги, и разум. Я отдышался, пошатыва-ясь встал. Дрожащими руками достал пульт управления костюмом. Подкрутил заветное значение, в вентилируемый воздух поступил психагент. Я сделал пару глубоких вдохов и выдохов – стало чуть легче. Я отправился дальше, вслед ужасному жрецу.

Я шёл полностью автоматически, соблюдая только дистанцию до объекта и не сворачивая с тропки. Каким-то чудом я вышел це-лым и невредимым на площадь деревни возле озера, прямо вслед моему кошмару. Это чудо – мой костюм, без него я не прошёл бы и шага.

Люди, точнее то, во что Назрагара превратил местное населе-ние меня не видели, зато отчётливо наблюдали своего владыку. Они не бежали от него в страхе, отнюдь. Они в страхе вышли из своих ветхих жилищ и преклонились перед ним. Две небольших толпы в несколько сотен существ с каждой стороны от тропы по которой шёл Назрагара. Впереди стояли мужчины, они всем телом дрожали, словно их било электрическим током. Назрагара выбирал из толпы тех что по моложе, по красивше. Только ни молодых, ни красивых в этой деревне видимо уже давно не осталось. Он брал их за руки, своей грубой, волосатой лапой и вёл за собой.

По три десятка человек он тащил за собой. Они не сопротивля-лись, в них давно угас дух сопротивления, они знали, что ждёт их и видимо давно примирились с этим.

Я шёл позади. Я видел лица женщин и детей. Стариков и тех мужчин, которых Назрагара оставил. В них не было ничего. Они были бесчувственны, только страшные инстинкты всё ещё не отпускали их, заставляя судорожно вздрагивать с каждым новым шагом их влады-ки. Я шёл и видел своими собственными глазами этот одичалый раз-давленный народ. До этого момента я только слышал, но никогда не был среди них. Мне стало жутко.

Когда я читал доклады, исследователей посетивших деревню на озере, которая так и не нашла себе названия, я искренне сопере-живал её населению. Я корил ужасное существо, именующее себе Назрагарой. Я боялся, что не выдержу здешней атмосферы, не смогу перебороть человечность в себе и остаться безучастным. Не смогу не достать пистолет и не высадить весь боезапас тяжёлых пуль в спину или грудь, или лицо – куда придётся, этого мерзкого существа.

Но сейчас мне стало жутко, потому что я теперь не испытывал и толики прежних чувств. Это не были люди и я не мог теперь, когда понял это, проявить к ним своей человечности. Мне не было жалко их теперь, как и им самим. Я понимал их страх и преклонение перед могущественным воплощением дьявола на земле, что встал во главе правления их умирающим миром. Но я отказывался понимать, что заставляет мужчин обречённо без тени сопротивления идти за их будущим мучителем, я отказывался понимать, что останавливает слёзы глаз женщин, что сковывает детей.

Мне было жутко осознавать, что не Назрагара виновник такого их существования, а они сами, потому, что утратили всё присущее живому существу человеческому и даже животному.

Но ещё более жутко, становилось тогда, когда я осознал, что Назрагара, приди он в наш продвинутый, цивилизованный мир сде-лал бы с ним тоже самое, но в гораздо больших масштабах.

Я закусил губу стараясь сдержать своё волнение. Назрагара и затянутые им оболочки бывших людей уже дошли до конца площа-ди и толпа разбрелась по её краям. Две маленькие армии слабых мужчин стояли теперь по правую и левую руку вождя, за его спиной колыхалось безвольное озеро. Был штиль. Не было даже скупого по-тока ветра, способного унести воцарившийся здесь смрад.

Он поднялся на ветхое нагромождение брёвен. Теперь он стал выше каждого, но так и не разогнулся в своей вечной звериной суту-лости, как то сделал передо мною в лесу. Ему и не нужно было лиш-ний раз страшить людей, они итак не помнили ничего от страха.

Я остановился прямо напротив Назрагары. Во мне проснулся теперь интерес. Я знал, что сейчас случиться и много раз слышал, ка-ким образом, но увидеть это в живую мне не терпелось, хоть я и ис-кренне презирал всё то, что непременно должно было произойти сейчас, хотел я того или нет. Нам было запрещено вмешиваться, не потому, чтобы оставить это зрелище и другим, не из-за научного ин-тереса, а по гораздо более банальной причине. Мы ничего не смогли бы поделать как бы ни хотели.

Назрагару пытались убить и не раз. Лучшие наёмники, воору-жённые первоклассной техникой. У них выходило – он падал, они ликовали. Каждый из этих несчастных через несколько месяцев уми-рал и обычно страшной смертью, которую я пожалуй мог бы поже-лать лишь самому Назрагаре. Но ему любая была не страшна. Он по-являлся вновь из ниоткуда уже на следующий день и после своего воскрешенья устраивал лишь больший хаос в своих владениях.

Я был бессилен против Назрагары, как и все иные, кто был здесь, я это чётко понимал и осознавал, только оставался у меня страх, что это осознание вдруг пропадёт и я брошусь ему на клыки в порыве жуткой злости к его отвратительному существу.

Назрагара удобнее устроился на деревяшках, перед ним уже совсем успокоившиеся стояли шесть десятков обречённых на жут-кую смерть тварей. Другого слова я не мог употребить, моё отвра-щение к их миру разум уже отказывался заглушить.

- Назрагара! Да начнётся вновь! Рад! Я рад вновь быть здесь! Рядом свами, - проорал владыка. – Я долго ждал этого, как и вы! Вот оно! Настал момент, - он вновь лопнул тем же громовым противным смехом, хохотом, животными изрыганиями, пока опять не оплыл и не закашлялся слюнями. Тогда он вытер своей рукой гогочущую пасть и продолжил: - Ха! Вы все, все до единого мне нужны! Как же, вы нужны мне! Без вас мне никак, - я удивился, как в его громком голосе мелькнули лирические нотки. Толпа безвольно слушала!

- Без вас! – он обратился к тем, что стояли по его левую руку, - Без вас! – к тем, что справа. – Вы мне нужны, а эти трусы отврати-тельны и бесполезны, покажите же им ваше превосходство, - к ле-вым. – Да те уроды не сравнятся с вами, только у вас всё ещё оста-лось понятие о чести! – к правым. – А как же подвиги? Как же защита вашей родины, ваших близких, ваших детей?! – к левым. – Они сла-баки, в вас течёт кровь победителей! – к правым.

Он вновь вытер вылившиеся струи слюней.

- Вы же, жалкие наблюдатели, смотрите на своих героев! Благо-волите им, радуйтесь за их победу и горюйте их неудачам! Радуй-тесь происходящему действу!

Люди оживились в их глазах появился блеск. Вызванные Назра-гарой два отряда уже пылали от ненависти, от чувств.

- Я велю вам уничтожить эту жалкую шваль! – правым. – Вам повелеваю перемолоть в мясо этих недостойнейших, - левым.

Две кучи мужчин слились в одном клубне сверепых судорог борьбы. Я ошарашено смотрел на это действо, на то, как недавно бессильные ничем незаинтересованные людишки теперь кричали и орали, поддерживая рвущих друг друга соотечественников.

Сначала бой шёл кулаками, кто-то орудовал подобранными кольями и палками, потом в отчаянье он перешёл на звериный бой когтями. Они рвали, буквально прорезая плоть грязными своими ногтями. Прорывая мышцы и серую мёртвую кожу. В сторону поле-тели куски плоти, а сама куча бьющихся в предсмертии людей нали-лась кровавыми брызгами. Никто ещё не умер, но я знал живых уже не осталось никого.

Назрагара тем временем ухахатывался на помосте, на него ле-тела кровь расчленяемых существ и он упивался ею. Он облизывал забрызганное лицо и втирал жёсткими ладонями её в свои мощные щёки. Он был кровав как сама кровь. Слюни уже не шли, их замени-ла насыщенная алая жидкость, он жадно её сглатывал и всё хохотал и хохотал иногда выкрикивая «Рагамрадер! Рагамрадер!». Мой ком-пьютер переводил это как «Отлично!».

Меня начало воротить ещё вначале, когда он только отдал приказ на растерзание, но теперь я боялся, что не выдержу наблю-дать жестокое действо, хоть это и мой долг учёного. Теперь я не по-нимал к чему это всё долг и обязанность, когда происходит подоб-ное.

Я осел в грязь деревенской площади, передо мной кусок воин-ственного мяса отрывал сам от себя части и выбрасывал на толпу, а та оставалась лишь рада тому, что им остался хоть шмат плои умер-ших уже родных.

Я ещё повысил содержание психагентов. Стало легче, я мало уже чего понимал. Только сердце неистово клокотало, толи от наркотика, толи от происходящего. Я расчувствовался, я не мог себя сдерживать, по лицу под маской текли струйки слёз. Единственные во всём этом жутком мире. Всё остальное ликовало. Верховный жрец всё смеялся и кричал «Рагамрадер! Отлично!», люди вокруг вторили ему поднимая руки над головами и произнося то же страш-ное слово, но хриплыми, осевшими голосами.

В какой-то момент рвущееся мясо поникло, сил почти не оста-лось, тогда сам вождь спрыгнул к ним и вступил в схватку. Злобный зверь обрушил свой напускной гнев на неоправдавших его рабов. Мужчины стали теперь совсем мясом, конечности смололись в еди-ный фарш с телами, только головы оставались нерушимыми шари-ками твёрдых костей. В запале ярости Назрагара колол их об колени, а после выпивал содержимое, выжимая черепа мощной рукой.

Я не мог это выносить, всё прибавляя и прибавляя медленно разлагающий и меня дурман. Он действовал, я видел меньше жесто-кости и крови становилось меньше в моих, залитых слезами глазах, но в самом деле всего этого лишь прибавлялось с каждой секундой.

Назрагара рвал и метал и выкрикивал в мирный прибрежный воздух своё имя:

- Назрагара! Назрагара! Назрагара!

Толпа пела ломаным шёпотом надорванных глоток тоже самое.

- Назрагара! Назрагара!

Я терял сознание от происходящего и от лишней дозы психа-гента. Всё плыло перед глазами я больше не мог жить на этом свете или по крайней мере в этом ужасном мире бога именовавшего себя Назрагара. На меня нагрянула чёрная волна, захлестнувшая меня сначала по пояс, а потом и во весь рост. Я обессилено упал, потеряв сознание.

Я очнулся в белоснежной палате. Свет лил отовсюду и слепил, но я был рад ему. Всё моё тело ломило. Так же рвало и голову. Я вспомнил предшествующие тому события меня вырвало на пол па-латы. Ничего кроме желчи из меня не вышло да и не могло, я был накормлен только ею.

Уборщица прибралась, когда я вызвал её. Сразу после показа-лась Мария – мой личный оператор. Обычно она сопровождала ме-ня по тропам всяческих миров, которые я отваживался исследовать. В мире Назрагары её поддержка была невозможна. Изучаемый объ-ект был чуток на передачи информации любым путём.

Она была встревожена и с болью смотрела на меня, я чувство-вал, что выгляжу не лучшим образом. Её это тоже смущало, но побе-седовать нам было необходимо. Она начала:

- Ты молодец, держался до последнего. Назрагара в этот раз был весьма сдержан. Обыкновенно всё много страшнее. Я посмот-рела записи регистраторов твоего костюма…

- Сдержан? – я удивлённо перебил её. Мой голос оказался су-хим и тихим, как у тех несчастных существ на площади маленькой обречённой деревушки.

- Эм… ну да. Кстати, записи я уже удалила. Так что…

Я вновь не дал ей закончить.

- Сдержан!? Но это немыслимо! Невозможно быть таким! Не возможно быть такими! Не возможно делать то, что они делали! – я заметил со страхом, что уже довольно громко, и в моей речи то и дело появляются лишние звуки «р». Я рычал. Мария испуганно смотрела на меня.

- Знаешь, твой материал кажется будет последним. Мы больше не сунемся туда. Это ни к чему. Хватит беспокоится, - Мария обняла меня и поцеловала в горячий лоб. Мария была моей женой, я успел забыть об этом. Теперь и я обнял её, и страсть моего страха чуть по-утихла.

- Почему же не сунемся? – я постарался говорить о чём-то что-бы не думать, а просто перебирать цепочки слов, как буддийские чётки. – Управление наконец признало проект неудавшимся?

- Наоборот, мы поняли всё чего хотели и всё чего хотели сдела-ли! – она и вправду считала это радостной новостью. Я чувствовал, что ей не терпится сказать мне что-то заветное и удивительное. Но мне стало противно. Она видела всё что и я и слышала то же. Они все. Но они могли быть радостными, потому что не были сами там. Я не мог радоваться.

Меня вновь вырвало, остатками желчи. В этот раз за мной убрала Мария, её это не смутило, меня тоже.

- Что же вы сделали, чего достигли? – спросил я после недолго-го молчания.

- Как только мы обнаружили это мир, мы нашли новый язык. Наши компьютеры собирали информацию о нём и старались переве-сти их речь, втиснуть в рамки нашего языка. К слову, у них это выхо-дило весьма удачно, лишь одно слово осталось непереведённым. «Назрагара». Мы думали, что это просто имя их вожака и примири-лись с этой трактовкой. Но лингвист Чарльз Мауфритен решил по-дробнее исследовать и всё же докопаться до происхождения, а главное - значения этого слова, - она вдохнула глубоко и её бюст натянул пуговицы больничного халата. Я усмехнулся себе, что после произошедшего всё ещё могу замечать такое. Во мне остался чело-век, это было противоестественно и противно.

- Оказалось, что у них нет постоянного вожака, как нет и его имени, всё это разные люди, каждый раз возносящиеся над всём своим населением. Потому то никто и не мог справится с ним, с Назрагарой, потому что его не было. Понимаешь?

- Да, - меня это не удивляло. Здесь была логика и факты, кото-рые обычно, проливая свет на мистику принимаются людьми с удивлением и торжеством. Торжеством науки. Никакого торжества науки я теперь не ощущал, только глупость всех наших изысканий. Желания выяснить того, что нам совсем не нужно. Наш любопытный взгляд на геноцид существ, изучающий, подмечающий чего там зна-чат слова умирающих людей.

- Так вот, - она продолжила. Её не смущало моё умирающее лицо, которое было именно таким в ту минуту, я уверен. – Чарльз долго ломал голову над тем, что именно обозначает это слово. Я имею ввиду «назрагара»… Ты слушаешь?

Я кивнул. Я слушал, но меньше слышал.

- В этом слове присутствует около десятка корней других слов, и это только те, которые известны нам. Среди прочих: боль, отвага, смерть, кровь, благо, цель, единство, разобщённость… и прочие со-всем несвязанные или противоречащие понятия, которые на первый взгляд не объединяют ничего конкретного. Но мистер Мауфритер всё же смог их объединить, не без твоей помощи, кстати.

Меня это заинтересовало, но я всё же был слишком слаб, чтобы хоть как-то проявить свой интерес.

- Те слова в лесу. Автоматический переводчик не сумел вычле-нить из них смысл, Чарльз нашёл его позже, просматривая запись. Ты молодец, никто ещё не заставал Назрагару говорящего с сами со-бой, хотя может быть теперешний Назрагара был иной, а потому проговорился. Знаешь, что он сказал?

Я не знал, да и не думал, что это вообще может хоть что-то зна-чить, меня начинала раздражать речь жены. Она говорила о чём то невероятном, а всё в итоге снова сводилось к уродливому познанию человеком того, что для него ещё было загадкой. Меня воротило от её слов. Она не была там. Я решил, что дело именно в этом.

- Это звучало примерно так «Рагада! Шут белере мо дур-радан. Ха-га-га р-ракр! Назрагара! Назрагара!», - я услышал совсем не то, что рычал тот зверь в лесу, то было страшнее, угрожающее, сильнее, тем рыкам я верил, её словам нет. – Дословно это значит вот что: Повод. У меня есть семя раздора. Деритесь же. Назрагара! Назрага-ра! – она многозначительно замолчала и перевела тяжёлое дыхание, её рассказ подходил к апогею. Мне пришлось сделать заинтересо-ванное лицо.

- Лингвист сделал вывод, что Назрагара не имя. Это слово обо-значающее многое, но на наш язык вернее всего перевести его как «война».

Теперь она молчала и я тоже. Я не относился серьёзно не к от-крытиям исследователей, ни к проискам лингвистов, особенно после того, что что увидел и почувствовал там… Но теперь всё изменилось. «Война». Это всего лишь война. Не древний дух, нарекший себя гро-могласным именем – просто война. Загадка разгадывалась элемен-тарно, но какую суть имела под собой. Я удивился, это открытие и правда было важно для человечества. Война – вот её истинная суть и она сама себя таковой называет, она сама наряжается в зверский от-вратительный облик голодного оборотня. Она открылась нам в жут-ких страхах отдельного мирка, гнобимого, видимо, собственной ве-рой в богов и страхом перед их карой. Верой в святость и необходи-мость духа Назрагара. Духа войны.

Я понял, в одну секунду мне пришло в голову это ужасное из-вестие, которое я не смогу выдернуть из себя долгое время после. Это не мир Назрагары, не его отдельный кусочек, отсечённый от нашей большой цивилизации – это мы, мы сами. Все наши страхи и наши истинные боги крови, мнимого благородия, подвига, отваги, смерти и чего ещё там обозначает это великое для всего человече-ства слово…

Я понял, что война, которая идёт сейчас на моей родной плане-те – это тот же страшный, противный, зловонный Назрагара. Но я по-нял вдруг и то, что убить нашего Назрагару мы можем тем, что по-встречали далеко в космосе. Теперь я понял, что имела ввиду Мария говоря о значимости открытий. Это и вправду было важно. Важнее некуда. Я вдруг вскочил и обнял её.

- Мы покажем, покажем Назрагару людям… Они поймут, они поймут, Мария! Они не могут не понять, - я рыдал у неё на плече. Она крепко сжимала меня не говоря не слова.

Я рыдал наверное минуту, это были слезы счастья и очищения, я теперь знал, что умерший народ мира Назрагары, умер не зря, а ради нас, чтобы мы прекратили свою Назрагару. Чтобы могли убе-дить себя в её ужасах. Мои слёзы кончились, осталась лишь улыбка и решимость. Мария смотрела на меня испуганно.

Она дождалась пока я успокоюсь и сказала переживая видимо значимость своих слов, их тяжесть для меня:

- Мы не покажем им Назрагару. Мы стёрли все записи и не только видео. Звук, текст, даже нашу память придётся нарушить, по-сле этого разговора, - по её щеке тоже пробежала слеза, это была слезинка сострадания и может быть сожаления. – Управление посчи-тало этот проект опасным, решило, что такое представление о войне, должно остаться только в мире его породившем. Мы должны навсе-гда это забыть. Наша война – они сказали, не то, что себе представ-ляют туземцы. Наша война благородна и полна подвига, наша война нужна миру, она движет его вперёд. Их мир она лишь кромсает на куски…

Я бессильно упал в её хрупкие объятья. Она не в силах удер-жать моё тело уложила его на мягкую койку. Обречённость охватила меня. Злость и беспомощность, я не знал, что делать, передо мной встало очевидное будущее. Забвение величайшего открытия для ме-ня, которое могло послужить всему миру. Миру, а не войне, которой оно помешало бы. Теперь я ощутил себя одним из тех мужчин, что захватывал с собой Назрагара. Я ничего уже не мог противопоста-вить сложившимся событиям и потому соглашался на них без какой бы то ни было борьбы. Она была ни к чему.

Я погрузился в мягкую белоснежную пелену постели и не имея уже сил даже думать, рухнул в глубокий, томный сон.