Chekist1973

В один прекрасный момент я понял – хватит. Не буду распространяться о причинах, но следствие было одно – пора валить. У созревшего офицера, готового упасть в корзину мирной жизни, путь туда один, а именно через написание соответствующего рапорта. Но если вы думаете, что все так просто, то вы не имели никакого отношения к воинской службе. Прежде всего, рапорт нужно писать с соответствующей ссылкой на определенный пункт приказа, милостивейше позволявший отряхнуть прах службы со своих ног. Читая приказ, я понял, что реально попал. Исходя из норм приказа, я должен был еще как минимум 3 года горбатиться на благо отечественной контрразведки. А исходя из взаимоотношений с моим тогдашним руководством, мне грозило вылететь со службы без пенсии. Согласитесь, после 21 года службы это было бы обидно. Как минимум.

«Учите матчасть!» – это выражение в меня вбивали четыре года моей учебы в ОВАКОЛУ. «Люди, учите матчасть!» - мой призыв ко всем! Не важно,что это будет железо, законы или приказы. Изучайте то, что вас кормит или может спасти. Вы поймете, к чему это.

Итак, исходя из норм контракта, самый реальный вариант уволиться у меня был только по состоянию здоровья. «Да не вопрос» - подумал я, пересчитал свои болячки и смело в рапорт вписал «по состоянию здоровья», разумно полагая, что медкомиссия чего-нибудь в моем организме да найдет. Наивный чукотский юноша! Терапевт конторской поликлиники, изумительная женщина Татьяна-свет-Валентиновна, пролистала мою медкнижку и пожала плечами: «И что?». Мое слабое блеяние на тему, что «там скрипит, здесь хрустит, нога подволакивается, хвост ломит, а шерсть периодически линяет» встретило недоуменный взгляд из серии: «И?». Оказывается, мои доблестные потуги не лежать раз в полгода в больнице с выдуманными болезнями и честно служить Родине вызвали недоумение у медкомиссии! Даже после экстренных мер, предпринятых мной и служителями Гиппократа одесщины, заключение медкомиссии было безапелляционным: «Годен!» Фак! Что делать?

А тучи над моей головой, тем временем, стремительно сгущались.

Я даже дал слабину, стыдно признаться. Я пошел к начальнику нашего управления на личный прием на тему дальнейшего прохождения службы где-нибудь. Честно, я бы хотел вычеркнуть этот факт из своей жизни. Ну да ладно, кто без греха…

И тут мы возвращаемся к тезису «Учите матчасть». Поняв, что «жопа» обретает вполне реальные формы, и спасти мою пятую точку может только мое знание матчасти, я вчитался в закон «О прохождении воинской службы». И ведомственный приказ. И лазейка нашлась! Только в одном случае я мог бы рассчитывать на безболезненное расставание со службой. Двое несовершеннолетних детей на тот момент у меня уже было. Жена, правда, тоже была, что вступало в некоторое противоречие с нормами закона и приказа. Вы, наверное, уже поняли, что офицер может в любое время уволиться со службы «по семейным обстоятельствам», если у него на руках остались два несовершеннолетних ребенка. Но минусовать любимую жену из своей жизни тоже не входило в мои планы. Но чего же не сделаешь ради великой цели! 300 долларов и наша милейшая система правосудия в 3 дня решила проблему, на которую нормальные (в лучшем смысле слова) люди тратят минимум 3 месяца.

Вы бы видели глаза моих обожаемых сотрудников отдела кадров, когда я положил на стол новый рапорт, пришлепнув его козырем в виде решения суда, согласно которому я разведен и жена меня бросила с двумя несовершеннолетними детьми.

Как позже выяснилось, я был первым за 20 лет существования Конторы, кто уволился по этой статье. И по настоящее время остаюсь таковым.

А с женой я расписался снова.

Учите матчасть, господа, учите матчасть!

В Конторе с ним дружат. Дружат давно, преданно и нежно. Ему прощают и низкое качество и высокие цены. В случае, если он сочетает эксклюзивность и халявность, его боготворят. Им благодарят, с благодарностью принимают, дарят и передаривают. Иногда, в особо интимных случаях, с ним общаются тет-а-тет за закрытыми дверями. Наобщавшись вдосталь, пробираются тихонько по опустевшим коридорам мимо скучающего прапорщика на первом посту, тщательно выбирая траекторию и стараясь вовремя выравнивать авиагоризонт. Он цементирует коллективы и обьединяет единомышленников. Он принимает активное участие во всех разработках и оперативных мероприятиях, правда на разных стадиях. И естественно, нельзя не вспомнить, генератором скольких разных милых проказ он становился. Милых проказников забирали в милицию, кидали в камеру, звонили дежурному. Начальников отделов будил звонок, тоскливый голос дежурного сообщал фамилии проказников и номер участка. Забрав их из участка, начальники переносили разборки на утро, когда один только вид проказника, выглядевшего как нашкодивший помоечный кот, был как бальзам на многострадальное начальническое сердце. Того, кому вставили пистон, в коридорах отмечали по ярой, порой навязчивой антиалкогольной пропаганде и желанию костьми лечь на алтарь отечества. Народу очередной раз доводилось о пагубности влияния алкоголя на неокрепшие умы, говорилась сакраментальная фраза что мол, ну не умеете пить - не пейте! Правда, среднее и старшее поколение оперсостава делало совершенно правильный вывод, что уж если умеешь...

Надо отдать должное - некоторые начальники были еще теми озорниками. Необходимость сохранять лицо перед подчиненными играло с ними злую шутку: если уж дорывались, то мало никому не казалось. Места отрыва выбирались максимально удаленные от ареала обитания оперов. И уж гулялось так гулялось! Тщательно скрываемые подробности гулева волшебным образом узнавались буквально на следующий день, в курилке описывались во всех подробностях, цветах и красках. Любой рассказ заканчивался констатацией: "Ну моге-е-ет....". Самые пикантные моменты, правда, до младших офицеров не доводились, а смаковались в узких кругах доверенных лиц с рефреном: "И ЭТИ люди запрещают нам ковыряться в носу?!".

А еще он пробуждал в операх тщательно скрываемую нелюбовь к представителям органов МВД. В управу регулярно поступали жалобы о посланных подальше патрульных, которые мешали плавному течению беседы под стаканчик на скамеечке где-нибудь в отдаленном уголке парка, забранных у них удостоверениях с обещанием отдать их в офисе Конторы. Особенно досаждал одному участку наш аналитик, живущий неподалеку и в состоянии повышенной томности жаждавший общения. Застращав дежурную службу, он все-таки находил в себе силы дойти домой, получал в бубен от жены и ложился спать успокоенный. Утром он приходил на работу, втихомолку накатывал грамм 200 и ваял ТАКИЕ документы, что руководство даже не вникало в их смысл, они уходили на Киев и производили там фурор. За это ему прощалось практически все.

Когда ты приходишь служить - тебя клеймят. Ну не надо сразу представлять себе крайности. Просто на тебя ставят клеймо, по которому свои определяют своих - присваивают личный номер и выдают его алюминиевый эквивалент, то есть жетон. Номер уникален, он присваивается один раз одному человеку и сопровождает его не только всю жизнь, но и после смерти. И если в отдаленной временной точке кому-нибудь захочется отследить все телодвижения, которые совершила благодарная Родина над своим несмышленым сыном, имеющим глупость поступить на офицерскую службу, то это сделать будет просто – велкам ту конторский архив.

А наличие жетончика обожают проверять начальники всех уровней на чудесной выдумке военного гения - строевом смотре. Правильные и ответственные офицеры жетон цепляют к обложке удостоверения, оболтусы - к колечку на ключах. Соответственно, у оболтусов жетон теряется с удручающей периодичностью вместе с ключами. Правда, у правильных офицеров они тоже теряются, но вместе с удостоверением и с более разрушающими идеальный послужной список последствиями. А оболтусы плющат молотком банальную алюминиевую ложку, вырезают по размеру жетон и у знакомого военного набивают чеканами свой номер. Получается довольно похоже, что, в принципе, и требовалось.

Лично мне жестянка с номером всегда нравилась. Благодаря ее наличию у меня никогда не было проблем с вопросом, как открыть бутылку пива в «полевых» условиях. Поэтому мой жетон был слегка изогнут и с зазубринами.

Андрею было очень плохо. Ему дико хотелось спать, у него страшно болела голова и до ужаса хотелось пива. Думаю, не надо объяснять, что Андрюша был с похмелья. Так прекрасно начавшийся обед как-то странно закончился часов в 5 утра. Надежда на пару часов сна себя как-то не оправдала. Спасала мысль, что можно придти на работу, отметиться, найти себе попутчика и свалить в ближайший бар на бокальчик пивка для поправки. Благо, начальник вроде должен быть на месте, и на отчёт писать протокол совещания пойдет он. Забыл сказать, что Андрюша был помощником аналитика отдела, по тем временам перспективным капитаном и человеком, ведущим довольно веселый образ жизни. Одной из самых неприятных обязанностей аналитика было ведение протоколов разнообразнейших совещаний с личным составом отдела. А в этот день был квартальный отчет. И новому заму возжаждалось узнать народ поближе, а именно выслушать каждого. Посему было объявлено, что отчет по направлениям, каждому направлению отводится полтора часа, и в день должны уложиться. Андрюша это прекрасно знал еще накануне, но его это совершенно не парило по вышеописанным причинам. Перспектива холодного пива и релакс до конца рабочего дня держали его в руках, пока он шел по нестерпимо сияющим в 8 часов утра одесским улицам, терпел орущих прямо в ухо дикими голосами воробьев и ненавидел шкрябающих метлами дворников. Перевалившись через турникет и приветливо дохнув на дежурящего на входе прапорщика, Андрюша приготовился направиться в буфет за холодненькой минералкой, когда услышал вопль пробегающего мимо начальника отдела: "Андрей, Слава заболел, хватай тетрадь, через полчаса начало отчета". Это был даже не конец.

О, если бы увидел ты те печальные глаза,

О, если бы услышал ты как Он взывал.

Ночной тиши и боль души Он в молитве открывал,

Катились слезы по щекам, в небо руки Он поднял.

'песня "О' если бы увидел ты"

Самое страшное было даже не в том, что придется дышать на зама начальника управления, а том, СКОЛЬКО ВРЕМЕНИ придется это делать, учитывая нынешнее состояние и перспективу появления перегара только после обеда.

Выхода просто не было и спасения ждать было неоткуда. В настолько безысходную ситуацию Андрюша не попадал с рождения. Обреченно вздохнув, он залез в сейф, достал рабочую тетрадь и побрел слоняться под кабинет зама, пытаясь привести в порядок лицо. Понятно, что о мыслях в таком состоянии речи не идет, благо Андюшина функция на ближайшие 8 часов была не генерировать идеи, а записывать чужие.

Отдельческие негодяи, мгновенно прознавши об обстоятельствах, уже радостно потирали руки в предвкушении очередной развлекухи. Каждое направление выходило с отчета с просветленными лицами. Никто уже не унижался слушаньем отчетов и комментариев зама, занудных оправданий начальников отдела и направления. Время отчета занимало разглядывание мучительных Андрюшиных судорог, борьбы последствий алкогольного отравления и лучшей черты отечественных офицеров - силы воли. И надо признать, что борьба шла нешуточная. Порой казалось, что Андрюша протокол отчета ведет благодаря исключительно рефлекторной деятельности центральной нервной системы, подающей разнообразные и не всегда взаимосвязанные команды конечностям.

Тем временем в "кулуарах", т.е. в управленческой курилке, заключались ну не то чтобы прям пари, но один вопрос имел живейшее обсуждение. А вопрос был следующий: "Доживет?" Учитывая, что в курилке курят не только бравые борцы с иностранными разведками, а и участники других не менее интересных действ, слух ширился и обрастал новыми подробностями. Утверждалось, что в перерывах между заслушиваниями сердобольный зам лично подливал Андрюше в кофе коньяк. Констатировался факт, что замы тоже люди и ничто человеческое им ну как-бы не чуждо. Даже поплыл некий слушок, что зам в молодости был еще тот... Представители кадров, довольно своеобразно воспринимающие окружающую их действительность, уже прикидывали, куда Андрюша загремит по выходу из замовского кабинета...

Знаете, чем все закончилось? Да ничем особенным. Андрюша дотерпел до конца отчета. Ни на кого не глядя, он зашел в кабинет, швырнул тетрадь в сейф, дошел до ближайшего кафе, всосал стакан коньяка и на следующий день не пришел на работу. Думаете, ему что-то было? Нет. Потому что все когда-то в молодости были еще те...