Седьмая печать или пособие по тому, как выиграть в шахматы со Cмертью, в условиях средневековой чумы
Обзор мой. Оригинал обзора возложен тут: седьмая печать. Критика текста приветствуется и, иногда, даже не осуждается.
Привет.
О смерти хотя бы раз в жизни думали все, а те кто еще нет скоро будут. Это неизбежно.
Ты можешь сидеть, мирно вкушать ужин под деловитое брюзжание ТВ и обогащаться знаниями о брачном периоде самцов тюленей. Но в следующее мгновение ты можешь поперхнуться своим борщом, потому что твоему ребятенку втемяшилось именно сейчас спросить, а куда это подевался их хомяк Гоша?
Тут у тебя возникает дилемма.
1) Либо присочинить историю о том, как Гошу настиг кризис среднего возраста и тот, в поисках смысла жизни, вступил в иностранный легион. Прощальной же записки решил не оставлять, обещал вернуться.
2) Либо честно сказать, что отец семейства спустил мирно почившего от несварения Гошу в унитаз. Отпустил в посмертное путешествие по городской канализации. И вообще это смерть благородная, ибо хомяк отправился в последнее плавание подобно викингу и в хомячьей Вальгалле его уже ждут.
Подобные рассуждения явно посещали Ингмара Бергмана, раз он снял «Седьмую печать» - философское размышление, на тему смерти и смысла жизни в частности. За более чем 60 лет со времен выхода картины кино- и не очень критики успели обсосать фильм буквально покадрово, поэтому для нас с тобой будет лучше посмотреть на кинокартину с точки зрения зрителя современного.
Попутно предлагаю подумать над тем, в чем заключается смысл жизни по версии Бергмана, нужно ли этот смысл искать, и зачем стоит думать о смерти и религии. А еще в конце я тебе бонусом сообщу презабавный факт об одном из реквизитов фильма.
Завязка в фильме следующая. Рыцарь Антониус Блок, на пару с оруженосцем Йонсом последние 10 лет махали мечами и конечностями в крестовом походе. В какой-то момент смысла в сием действе стало немного, и поэтому они передислоцировали свои бренные кости обратно на родину в Швецию. Сразу после возвращения мирное возлежание парочки на берегу моря прерывает Ангел Смерти, который явился собственной персоной к Антониусу Блоку.
Рыцарь отправляться на тот свет посчитал не целесообразным и поэтому изобрел одну идею. Он вспомнил, что на древних фресках Смерть часто играет в шахматы, и поэтому предложил ему (тут Смерть мужчина) сыгрануть партийку, но с парой условий.
1) Пока они играют, рыцарь и его спутник находятся в безопасности;
2) Если Мистер Блок выигрывает, то Смерть будет должен отступить.
Добавляем сюда весело гуляющую по Швеции чуму, приправливаем всеобщим психозом на этой почве, и делаем вывод, что ребята вернулись на родину как раз вовремя.
Первое, на что обращаешь внимание – это атмосфера. Средневековье у Бергмана очень детализированное и уместное. Оно приземленное, без лоска и стерильности, которыми напичканы современные фильмы. В «Седьмой печати» нет ни приключений, ни экзотики, ни замков, ни массовых актов употребления алкоголя с проведением рыцарских турниров в последствии. Даже классических боев на мечах не завезли, а Антониус Блок за весь фильм ни разу не достает меч из ножен.
Картину сняли на фоне типовых деревень и естественных пейзажей. Твои глаза сразу обращают внимание на покосившиеся дома, запущенные заборы, хаотично расставленные столы в таверне. Ты смотришь на детали одежды, на ее материал и функционал. Ты обращаешь внимание на повозку бродячего актера Юфа и на то, насколько удобно расположил в ней вещи ее владелец. Каждая подобная деталь выступает как часть пазла, в котором каждый новый фрагмент глубже погружает тебя в мир фильма.
Но Ингмар Бергман не упарывался в историзм. Детали его средневековья работают в первую очередь как художественный элемент и это простительно, не документалку ведь снимали. Подключив головной мозг и навык жмакания по ссылкам в интернете, можно найти ряд забавных исторических неточностей. Приведу краткий список:
> Крестовые походы закончились примерно в XIII веке, тогда как чума стала шляться по планете как минимум в веке XIV.
> Движения религиозных мазохистов или флагеллантство, если переводить с человечего на научный, в Швеции не было, но в фильме они есть. Весьма фактурные ребята, кстати.
> В церкви Тёбю есть фреска «Смерть, играющая в шахматы», которая послужила источником вдохновения для Бергмана. Нарисовал ее Альбертус Пиктор, узко известный в широких кругах художник, живший аж в XV веке. В фильме его играет Гуннар Ульсон, если это имя кому-то что-то говорит.
Самая мякотка фильма - диалоги, которые просто обязаны были войти в учебник по сценарному мастерству. Если не в профессиональным учебник, то хотя бы для начальных классов. Диалоги в "Седьмой Печати" очень сильно влияют на выразительность сцен и задают темп фильма. Приведу пример.
Рыцарь со товарищ, едут вдоль берега и ищут постоялый двор. Возможно ради отдыха, возможно ради последующих возлияний – это не суть важно. Тут Йонс видит человека, сидящего возле камня, и спрашивает его о постоялом дворе. Но незнакомец промолчал, продолжив мирно сидеть, не считая нужным отмахнуться от назойливых мух или погладить тощего пса, скулящего у его ног.
Оруженосец подходит ближе, чтобы растолкать человека, но резко отдергивает руку. Незнакомец валится на бок, и ты видишь его лицо. Лицо с выеденными глазницами и белым оскалом на частично обглоданном черепе. Не особо изменившись в лице, Йонс догоняет Антониуса, который задает ему вопрос.
Рыцарь: Ну что, показал он тебе дорогу?
Йонс: Не то, чтобы показал.
Рыцарь: Что же он сказал тебе?
Йонс: Ничего.
Рыцарь: Он что — немой?
Йонс: Нет, хозяин, немым я его не назвал бы. Он, напротив, был очень даже красноречив.
Подобные диалоги - это суть фильма. Через диалоги Брегман рассказывает о мире фильма и передает идеи, которые он хотел осмыслить и обсудить со зрителем. Интересно то, что жанр «Седьмой печати» определить невозможно. В одной сцене фильм предстает как мелодрама, в другой как комедия, а третей как роуд-муви. Но густая атмосфера всеобщего страха, паники, отчаяния, в том числе нагнетаемая местной церковью, намекают на нечто иное.
Один из самых мощных, с визуальной точки зрения, моментов фильма, это приход флагеллантов в деревню. Во время выступления бродячих актеров люди слышат песнопения, а потом видят их - фигуры в черных одеяниях, появляющиеся из дыма. Но эта гротескная сцена лишь прелюдия перед монологом монаха, собравшегося обличать грехи. Монах, не без видимого самодовольства, насмехается над желаниями и жизнями всех в деревне. Он открыто презирает их, запугивает смертью, доводит толпу до отчаяния. После чего, с чувством выполненного долга, отправляется в другую деревню, чтобы провернуть там то же самое.
У меня возникает несколько мыслей насчет этой сцены. Она определенно нагнетает обстановку, очень дотошно и эмоционально передает настроения, царившие в те годы. Но в то же время — это критика христианства и стремления его последователей запугать людей смертью и карой Господней. Это предположение я не с потолка подобрал, кстати. Отец Бергмана был лютеранским пастором, хлеставшим розгами своих отпрысков за малейший проступок, а иногда и по приколу. (Рекомендую интересующимся глянуть его автобиографию Laterna Magica, кстати). После этого трудно винить мсье Ингмара за наличие определенных вопросов к людской природе, вере и небесному завхозу.
Этим вопросам Ингмар и посвятил фильм. Лицо Антониуса Блока бледное, напряженное и суровое. В его глазах остался лишь один простой вопрос: зачем? Зачем были эти смерти и страдания, зачем он претерпевал лишения в крестовом походе, во имя чего? Поход рыцаря выступает как бы символом бессмысленности всего того, что люди совершают во имя своей веры. Крестовый поход в фильме никак не показывают, а оруженосец лишь вскользь упоминает о всех ужасах их похождений в разговоре с художником Пинктором. Но тебе никакое описание не нужно, достаточно результата в виде опустошенной пары из оруженосца и рыцаря.
В своих поисках Антониус Блок одинок. Йонс давно решил все свои вопросы со смертью, у него более прагматичный взгляд на жизнь, в то время как другие персонажи вовсе не думают о таких сложных материях. Одному изменила жена, вторая убежала с бродячим актером, думать о смысле жизни не досуг, нужно решать свои проблемы. Через весь фильм хорошо прослеживается эмоциональное состояние Антониуса Блока, как оно сменяется сначала опустошенностью, потом муками поиска, позже радостью, умиротворением и страхом. Своеобразное визуальная репрезентация любого человека, озадаченного поиском.
Лучше всего идею фильма передает этот диалог:
— Смерть: Когда тебе надоест задавать вопросы?
— Рыцарь: Никогда не надоест.
— Смерть: Но ответа ты не получишь.
— Рыцарь: Часто мне кажется, что задать вопрос даже важнее.
Сколько бы мы не ругали судьбу, сколько бы мы не возносили молитв, мы никогда не услышим четкого ответа о том, что ждет нас в самом конце. Сколь бы много усилий мы бы не приложили, как много добра мы бы не совершили, мы не можем быть уверены в том, что за чертой мы обретем душевный покой. Более того, в одной из сцен фильм четко говорит о том, что перед смертью все равны. Она неостановима, никто не может ее избежать.
Но это не значит, что смысл жизни не стоит искать. Это нужно делать, задавать вопросы, стремиться узнать лично для себя, зачем мы живем. Наполнить нашу жизнь смыслом можем только мы сами. Для нас никто не готовил персональный План жизни, и ни одна гадалка или шаман не обладает достаточной компетенцией, чтобы решать за нас, что нам делать. Бергман, как он сам неоднократно признавался, очень боялся смерти. Но после съемок "Седьмой печати", все свои терки со страхом он для себя решил.
Смотреть фильм можно, но для этого нужно специфическое настроение и нужно будет делать скидку на возраст фильма. Я не описывал всех деталей фильма в этом обзоре. Их слишком много, а перегружать и без того нагруженный текст, как по мне, не имеет смысла. Будет лучше, если ты ознакомишься с фильмом самостоятельно, чтобы насладиться самостоятельным поиском деталей и смыслов.
На этом все, всем всего.
Обещанный бонус
1) Смерть в "Седьмой Печати" не знал ничего о существовании Бога или Дьявола, но могу сказать с полной уверенностью, что в мире фильма они есть. Дело в бродячем актере Юфе, который видел потусторонние силы. Он видел, как последний танец смерти в конце фильме, так и игру Смерти и Антониуса. А в начале фильма он увидел Деву Марию и младенца Иисуса, рядом с ней. И так как мы знаем, что Смерть в фильме этот реальный персонаж, что значит и Пресвятая Дева то же была реальна, а где есть она, там есть и Бог.
2) Реквизит фильма. Помните шахматную доску, на которой Рыцарь и Смерть играли свою партию? Так вот, в 2009 году шмотки Ингмара оперативно спустили с молотка, как раз спустя 2 года после его кончины. Среди вещей была и та самая доска, которую в аукционном доме Bukowski умудрились продать за 143 000 $, что превысило ожидаемый ценник в 50 раз. Такие дела.
Как подготовить машину к долгой поездке
Взять с собой побольше вкусняшек, запасное колесо и знак аварийной остановки. А что сделать еще — посмотрите в нашем чек-листе. Бонусом — маршруты для отдыха, которые можно проехать даже в плохую погоду.
Партия
Когда началась эта история с короновирусом, руководство сразу отправило нас на удаленку. Мы айтишники, так что это не особо сказалось на нашей работе. У меня дома большой стол, удобное кресло, обстановка даже лучше, чем в кабинете, так что я был даже рад.
На второй день карантина я начал покашливать. На третий поднялась температура. Видя по новостям, что происходит в больницах, я решил отлежаться дома, надеясь, что у меня просто ОРВИ. Или коронавирус, но он пройдет сам. Вызывать врача решил только в крайнем случае. Впереди было два выходных, есть время отлежаться. Всю субботу я провалялся с температурой в полубреду.
А в воскресенье утром открыв глаза я увидел, что возле своей постели стоит человек в черном. Бледное мрачное лицо как восковая маска, плащ, костюм, черный галстук и черные перчатки.
- Я пришел за тобой, - просто сказал он. Я все понял: это Смерть.
Я в ужасе начал шарить глазами по сторонам, лихорадочно ища соломинку, за которую мог бы ухватиться. Мой взгляд упал на шахматную доску.
- А может партию? – спросил я, уповая на известную азартность Смерти.
- В шахматы? – равнодушно спросил мой собеседник.
- Ну давай в Героев, - брякнул я.
Смерть выглядел удивленным.
- А давай. Мне такого еще не предлагали.
Я оделся и сел за рабочий стол, включил ноутбук. Смерть достал узкий черный бизнес-бук и сел прямо напротив меня.
- Я создам.
После короткого обсуждения решили играть на случайной карте на М, потому что S это слишком рандомно, а L это долго. Добавили еще двоих ботов для разнообразия.
Играл я очень осторожно. Во-первых, переходить уже не получится. А во-вторых, ставка – моя жизнь! В первую очередь разведка.
- О, ты играешь за некромантов? – удивился я, когда посмотрел настройки сценария.
- Мне кажется, это символично, - ответил мой противник.
- А я за рыцарей, - сказал я ему.
- И это тоже символично.
Я немножко отстроился, взял еще один замок, прокачал своего первого номера, второй номер в это время немного разведал карту. Смерть играл вдумчиво, но быстро. Становилось понятно, что он хороший игрок, и действительно очень азартный.
В середине карты был остров, через который можно было быстро переместиться на противоположную сторону. Я заметил вражеского первого героя сильно слева, разбирающегося с одним из ботов. Это шанс, он не успеет вернуться к своему замку. Я начал планировать операцию.
- На сегодня все, у меня еще дела, - внезапно сказал мой соперник. – Работы прибавилось, а я не на удаленке. Я сохраню, продолжим завтра.
С этими словами он ушел. Я сидел, ни жив ни мертв. Неужели это все действительно происходит?
Мне была нужна поддержка. Я написал другу, рассказал ему эту историю. Не знаю уж, что он там подумал, но долг дружбы он исполнил, от разговора мне действительно стало легче. Я расслабился и даже поделился с ним своими планами как выиграть партию. Друг поддержал и пожелал удачи. Я отписался руководству что заболел, ближайшие пару дней не буду работать. Остаток вечера я провел, просматривая – стыдно сказать! – ролики на ютубе по игре в героев.
Утром меня ждало сообщение от друга.
- Всем привет! Мне лучше, я снова на связи.
В смысле, он снова на связи? Вчера же переписывались? Странно… Я написал ему «Как дела?».
Ответил он быстро, рассказал, что в больнице с коронавирусом, только сегодня пришел в себя, а до этого несколько дней был в реанимации без сознания. Вчера тоже. Я похолодел. С кем же я переписывался? История переписки была пуста.
- Продолжим Игру? – раздался вдруг голос.
Предчувствуя неладное, я отправил вместо основного героя с армией разведчика. И у замка противника меня ждал… его первый номер! Он явно знал мой план. Догадался или… или я переписывался с ним???
Постепенно игра перетекла из быстрой экспансии в вялую позиционную. Я был напуган до чертиков, мой соперник тоже не спешил рисковать. На этот день мы закончили ничем.
На следующий день я ждал его, смотря телевизор. Новости были тревожные, что никак не добавляло мне оптимизма.
В городе N очень более сотни заболевших в критическом состоянии. Не хватает оборудования, ИВЛ, медикаментов. Прогнозы врачей неутешительные: у пациентов наступает кризис, и если они переживут эту ночь, то пойдут на поправку. Если. Переживут.
Он пришел под вечер.
- Сегодня недолго, у меня много работы, - сказал он. Ну да. Даже знаю какой именно, подумал я.
Я допустил ошибку. Я оставил открытым правый фланг. Герой противника сразу метнулся туда. Сапоги нашел или перчатки, шустрый, зараза.
Смерть отстранился от экрана. Казалось, он хочет закончить игру. Но дорога на мой Капитолий открыта, соблазн слишком велик. Он опять склонился к ноутбуку и продолжил наступление. Отбивался я отчаянно, и у него ушел целый час чтобы взять мой главный замок.
Я контратаковал, пытаясь отыграться на другом направлении и даже отжал какие-то замки, но баланс сил уже склонялся нее в мою сторону. Я сменил тактику: думал дольше, а играл резче. Телевизор что-то бубнил на пониженной громкости, ночь перевалила через середину, атаки сменялись контратаками, игра приобрела остроту. Игра полностью поглотила нас. Мы оба впали в то состояние, которое часто посещает азартных геймеров: вот закончу еще этот эпизод, и все… и вот еще этот… и вон тот замок захвачу еще…
Мой главный герой носился по карте, меняя замки, нанося удары по совершенно неожиданным направлениям. Несколько раз он был близок к гибели, но я каким-то образом изворачивался.
Лучи солнца вкрадчиво заглянули в окно, когда его первый номер достал моего. Я хотел бежать, но Кандалы войны! Это фиаско. Дальше партия не имела смысла, но мы ее все же доиграли. Быстро и технично, Смерть добил меня меньше чем за час.
- Врачи сообщают, что кризис пройден, все пациенты идут на поправку, - бубнил телевизор.
- Ты проиграл, - объявил Смерть. – В свой следующий визит я заберу тебя.
Я потер нос, стараясь скрыть улыбку. Я все сделал правильно. Мне показалось, он все понял.
Потом он ушел.
А я сижу и пишу этот текст.
Фильм "Седьмая печать".
Сегодня это трудно представить, но до «Седьмой печати» Ингмар Бергман поставил целых шестнадцать полнометражных работ. А с учетом его амплуа мастера серьезного философского кино, еще труднее поверить, что до этого Бергман считался комедиографом. За пределами родной Швеции признание режиссера ограничивалось лишь наградой фильму «Улыбки летней ночи», да и тот получил приз с формулировкой «за лучший поэтический юмор». В середине 1950-х годов такая ситуация Бергману надоела, и он буквально потребовал от студии Svensk Filmindustri запуска проекта по своему сценарию — «Седьмая печать». Компания дала согласие, но поставила условия: режиссеру выделили минимальный возможный бюджет, а съемочный период составил 36 дней.
Съемки прошли в июле-августе 1956 года. По большей части группа работала на студии «Киногород» в Стокгольме, и лишь несколько сцен сняли на натуре в месте Ховс Халлар на юге Швеции. Здесь, например, нашелся подходящий берег для открывающего эпизода, а также для финала. Остальное команда фильма предпочла снимать в павильоне — в том числе из-за громоздкого оборудования. По воспоминаниям оператора Гуннара Фишера, таскать 100-килограммовую камеру по каменистому пляжу было тем еще испытанием. Все необходимые постройки и декорации возвели на территории «Киногорода», в том числе церковь, таверну, замок и лес с ручьем. Последний, кстати, неоднократно затапливал всю студию. Съемки на территории студии определенным образом повлияли на визуальное решение картины. Например, таинственные отсветы в лесных сценах — это не что иное, как свет от окон соседних многоэтажек.
Добравшись до экранов, «Седьмая печать» разделила историю кинематографа на до и после. Своим фильмом Бергман утвердил кино в статусе высокого искусства, языком которого можно серьезно говорить о вечных темах. Картина дала мощный импульс развитию мирового авторского кино, стала объектом вдохновения, подражания и пародирования. Кстати, непосредственно о влиянии «Седьмой печати» на собственное творчество говорили Андрей Тарковский, Вуди Аллен, Терри Гиллиам, Ридли Скотт, Гильермо дель Торо и многие другие крупные режиссеры.
«Седьмая печать» начиналась как одноактная пьеса, написанная Бергманом в 1953-54 году в качестве упражнения для актеров Муниципального театра Мальмё — артисты выбирали себе роли, а Бергман набрасывал диалоги и монологи. Вскоре упражнение превратилось в полноценную пьесу под названием «Роспись по дереву», которую поставили сначала на радио, а затем и в театре. Ключевое отличие от будущего фильма здесь заключалось в том, что рыцарю Антониусу Блоку отводилось меньше внимания, а главным героем был оруженосец Йонс.
В «Седьмой печати» встречаются два достаточно распространенных сюжета: герои возвращаются домой из военного похода; герой общается с некой потусторонней силой. Объединив их, Бергман создал историю рыцаря и оруженосца, направляющихся в родные края после многих лет крестового похода. Внезапно рыцарь встречает Смерть, которой предлагает сыграть в шахматы, разумеется, на собственную жизнь. Мотив игры Бергман почерпнул из церковных росписей, которые он часто наблюдал еще ребенком. Вообще религиозное воспитание режиссера оказало на картину определяющее значение, что видно уже из названия и открывающей сцены — прямых обращений к «Откровению Иоанна Богослова».
Также в числе источников вдохновения Бергмана необходимо отметить сценическую кантату Карла Орфа «Кармина Бурана». Она построена на средневековых песнях бродячих музыкантов и поэтов вагантов, исполнявшихся на церковных праздниках и ярмарках. Отсюда, во-первых, Бергман взял идею road movie — путешествия героев через пораженную чумой и мракобесием землю навстречу концу света. Во-вторых, так в картине появились образы бродячих артистов. Интересно, что стилизованные тексты ко всем песням, звучащим в фильме, также написал Бергман.
Роберт Макки приводит «Седьмую печать» в качестве примера картины с классической драматургической структурой. Здесь отчетливо можно выделить три акта, в каждом из которых рыцарь встречается со Смертью за шахматной доской (завязка и первый акт — сцены на берегу, в церкви и в деревне; второй акт — путешествие по лесу; третий акт и финал — сожжение «ведьмы», сцена в замке и «Пляска Смерти»). Несмотря на большое количество персонажей, здесь легко выделить главного героя — рыцаря. Именно на нем сосредоточен основной конфликт и именно он переживает наиболее глубокое изменение по ходу истории (с каждым актом герой значительно меняется). Действие в фильме развивается линейно, и в нем ясно прослеживаются причинно-следственные связи. Наконец, завершается картина закрытым финалом. Пожалуй, неклассическим моментом в «Седьмой печати» можно назвать неопределенность жанра — Бергман работает то в ключе любовной мелодрамы, то комедии, красной нитью проходит мотив road movie, но, конечно, глобальную интонацию задает трагедия. Можно предположить, что другие жанры здесь нужны, чтобы усилить трагическое звучание картины.
Основа фильма — диалог. Именно он здесь задает размеренный темпоритм и формирует необходимые автору смыслы. Возможно, что в этом плане значительно отразился театральный опыт Бергмана. Не зря сцены сменяют друг друга подобно тому, как это происходит в театре, а некоторые эпизоды и вовсе разыгрываются так, будто происходят на сцене. Например, фрагмент в лесу с разоблачением супружеской измены.
Интересен набор персонажей в картине. Каждый из них — это архетип, олицетворяющий определенное мировоззрение. Например, контрастная пара: рыцарь — сомневающийся идеалист, и оруженосец — скептик и рационалист. Среди других героев встречаем эгоиста и материалиста, мистика и визионера. Однако какими бы ни были персонажи, в финале Бергман демонстрирует их равенство — равенство перед смертью.
Сам Бергман называл «Седьмую печать» одним из немногих фильмов в карьере, по-настоящему близких его сердцу. Причина такого отношения к картине, возможно, лежит в ее основной теме — в теме смерти. Бергман по этому поводу замечал: «Когда я был молодым, меня преследовал страх смерти, я ужасно боялся ее. Только когда я снял “Седьмую печать”, я в какой-то степени справился с этим страхом, потому что поговорил о нем».
Как уже говорилось, ряд образов возник из детских впечатлений от церковной живописи. Помимо Смерти, играющей в шахматы с рыцарем, это Смерть, которая пилит Дерево жизни с сидящим на нем человеком, а также Смерть, ведущая танцующую процессию к Царству тьмы. Образ жуткого шествия флагеллантов, надо полагать, также происходит от церковных росписей.
Финальные кадры, пожалуй, одни из самых известных в истории кино, тоже родились почти случайно. Съемочная группа сворачивалась из-за приближавшейся грозы, и в этот момент Бергман заметил на небе облако необычной формы. Поскольку актеры уже покинули площадку, в качестве участников Пляски Смерти пришлось задействовать членов группы и случайных встречных. Вся сцена была готова буквально за несколько минут.
Вообще подобные случайности неоднократно помогали авторам в создании уникальных решений. Яркий пример — сцена смерти одного из героев от чумы. Поначалу Бергман думал снимать ее на крупном плане, но затем решил, что общий план дает более жуткое впечатление. Сцену снимали в уличной декорации, имитировавшей лесную опушку. В момент, когда эпизод был отыгран, Бергман почему-то не стал останавливать группу. И правильно сделал — в самый момент смерти героя через затянутое тучами небо на поляну пробилось солнце. Эмоциональное и смысловое звучание сцены усилилось, но произошло это благодаря чистой случайности.
Кстати о психологических крупных планах, характерных для режиссерского почерка Бергмана. В наиболее острые в эмоциональном плане моменты авторы часто используют выразительный крупный план актера. В частности, в сценах монологов часто применяют наезд со среднего плана на крупный, чтобы подчеркнуть важность момента — мы как бы погружаемся во внутренний мир героя, в его самые сокровенные мысли. Также интересно сочетание в диалоговых сценах средних планов и ракурсов. Например, в сцене разговора рыцаря и Смерти в церкви благодаря такому решению усиливается антагонизм героев.
Ключевой визуальный образ картины — Смерть — по словам Бергмана, был самым «сложным трюком». Сложность состояла в том, что он мог просто не сработать. Бергман и исполнитель роли Бенгт Экерот придумали минималистичный белый грим, нечто среднее между гримом белого клоуна и черепом. Режиссер опасался, что такое решение может дать неправильный комический эффект, однако вместе с черным одеянием грим сработал как надо — на экране появился один из самых зловещих и загадочных образов в истории кино.
Автор Павел Орлов
https://tvkinoradio.ru/article/article10385-kak-eto-snyato-s...
Игра со смертью
О женщинах
Похожих постов не найдено (с) БМ