В корчме
Голые люди
Набились в корчму
Певцы наверно
Голые люди
Набились в корчму
Певцы наверно
— Штёртебекер?
— Штёртебекер.
— Штёрте…бекер?
— Да, пёс возьми, Штёртебекер! Ну, тот самый пират, ловелас, пройдоха, каких не сыскать, и мерзавец!
— Кхе-кхе… Штёртебекер? Я знаю кое-что про Штёртебекера.
Зеваки, облепившие замызганный стол в углу корчмы, притихли. Даже Клаус, сидевший по соседству, невольно повёл усами и прислушался к мужицким пересудам.
Толстый корчмарь, не прекращая протирать грязную кружку грязным полотенцем, дождался, пока молодой помощник наполнит чаши и кубки собравшихся мужиков, и только потом заговорил:
— Капитан Штёртебекер — гроза Северного моря!
— Тьфу ты! Да ну это и без тебя все знают, чтоб тебя! — крикнул кто-то.
— Про него говорят столько плохого, — авторитетно сообщил чернобородый гигант со свирепым лицом, — что у меня нет сомнений, он — достойный человек!
— А я, эт самое, слыхал, что он был рыбаком с Гедебю, — прохрипел старый плешивый дед и постучал себя по груди. — Грят, он дочку местного барона совратил. Ну и того, бежал с нею в море на шлюпке. А там его подобрал старый капер из Ганзы, ну Харальд Рыжий бес, значится, и пристроил к себе на когг.
— А с девкой что? Матросне отдал, что ль? Ха! — возмутился чернобородый, потрясая полной кружкой. — Молчи лучше, дряхлая развалина, со своими небылицами. Пёс бы тебя побрал!
Клаус порядочно отхлебнул тёмного эля. Дубовый вкус приятно растёкся по нутру. Как раз то, чего не хватало после тяжёлого дня. Он причмокнул губами, рыгнул и отправил в рот копчёную колбаску.
Разговор в углу между тем разгорался.
— Брехня, — грозно повёл бровями бритоголовый кантиец, — капером он был. Да ещё и датским, прости господи. Как пить дать, я тебе говорю.
Для пущей убедительность перекрестился.
— Ар-р-р! Вот это как раз и брехня! — вклинился в перебранку одноглазый и беззубый северянин. — В Новгороде он уродился. Где, как не в вольном городе, появиться такому бравому корсару?
— Точно-точно, — протараторил молодой кучерявый помощник корчмаря с бараньим пушком на щеках. — Бедняком он был, служил тамошнему барину. Поговаривали, что он выпил из барского праздничного рога.
— Вот-вот, — подхватил одноглазый беззубец. — Хозяин приказал наказать стервеца. Для него наполнили огромный кубок, куда вошёл целый пивной бочонок, и заставили выпить.
— Ну и? — Народ вокруг затаил дыхание. — Выпил?
— А как же! Штёртебекер выпил всё до дна, забил хозяина этим самым кубком до смерти и попросил добавки! За то его и прозвали потом на шведский манер Штёртебекером, то бишь Опрокидывателем чаш.
Толпа рассмеялась, но тут вмешался чернобородый здоровяк. Он с грохотом опустил кружку на стол и на миг привстал.
— На «шведский манер»? Это в Новгороде-то? Тьфу! А корсаром-то он как стал, пёс тебя возьми? — Он погрозил кулаком одноглазому. — Заткнись лучше, пока последние зубы тебе не выбили. Этой сказке уже сто лет в обед.
Клаус отхлебнул ещё, посмаковал привкус и откинулся к стене. Он закутался в тени, надвинул капюшон на глаза и намеревался немного вздремнуть. Но не вышло. И виной тому была не перепалка за соседним столом, которая стала походить на собачью свару. Старый шрам на щеке ныл весь день. А сейчас и вообще начинал разгораться, как уголь на костре. Клаус погладил рубец кончиками пальцев и угрюмо вздохнул.
— Из местечка Ведель он, под Гамбургом, — сказал вдруг длинноволосый незнакомец в тёмном плаще, весь вечер до этого молчавший.
Мужики разом примолкли, и даже Клаус невольно приоткрыл глаз и навострил уши.
— С десяток лет назад, когда Дания воевала с Нортумбрией, Штёртебекера призвали на службу во флот. Он из обедневших дворян, без земель и людей, но воевать был обязан по закону. Его приписали к флагману Второго флота, Катерине Златовласой, первому датскому трёхмачтовому коггу, но Штёртебекер служить не собирался. Он сговорился с другими матросами, поднял бунт, самолично прикончил шкипера и увёл корабль в Нортумбрию, где стал капером. С тех пор ходит под северными баронами, выбивает долги и грабит суда по всему Северному морю без разбору.
— Я слыхал, у его корабля мачты из чистого золота и только для виду обёрнуты деревом, — вновь подал голос парень с бараньим пушком на морде, — а паруса из тонкого серебра!
— А плавает он вниз парусами? — усмехнулся чернобородый.
— Это почему это, вниз парусами? — недоумённо спросил молодой.
— Да потому что будь его корабль из золота и серебра, он бы потонул ещё в порту, дурья ты башка! Молчи, сопля, когда взрослые говорят!
— Дык, это, какая разница? — вставил свои пять монет плешивый дед. — Грят, Штёртебекера давно казнили на главной площади Гамбурга. Голову ему рубили целый час, а потом он ещё бегал от палача и стращал народ.
— Ох, без головы бегал? — судорожно вздохнул кто-то из толпы.
— Без головы, вот те зуб! — старик ударил себя в грудь. — На одиннадцать шагов без башки убежал!
— Замолчи, старый хрыч, если ничего путного сказать не можешь, — отмахнулся чернобородый. Он осушил кружку и уставился на незнакомца в капюшоне. — Интересные ты истории рассказываешь, голубчик. Откуда сам будешь? Чёй-то я тебя тут не припомню. А ну как шпик датский? Или смутьян ганзейский? Ни разу не слышал такой байки про Штëртебекера. Выкладывай, кто ты такой, лазутчик?!
Незнакомец отставил в сторону свою чарку и развязал тесёмки грязного, покрытого дорожной пылью плаща. Воздух в таверне резко загустел. Голоса притихли. Табачный дым и пар от тарелок на столах задрожал. Даже сидя в дальнем тёмном углу, Клаус почувствовал привычный железный привкус на губах. Приближалась заварушка. У него задрожали коленки. А когда дрожат коленки — это верный признак того, что скоро начнётся свалка. В ход пойдут кулаки. Потом кружки и тарелки. А там и до крайностей дойдёт — все вооружатся ножками от столов и стульев.
— Не шпик, — медленно заговорил мужчина в капюшоне. — Не смутьян. Не лазутчик. А история моя правдивая.
— И почëм нам знать, что так оно и есть?
— Шкипер Катерины Златовласой, убитый Штёртебекером, был мне братом.
О, нет. Ножками от стульев дело не ограничится. В ход пойдут вилки и ножи.
Толпа вздохнула в изумлении и благоговении. Какое-то время повисшую тишину нарушали лишь треск огня из очага и топот поварской девки на кухне.
Однако лицо чернобородого оставалось мрачным и настороженным. Он по привычке опустил ладонь на эфес сабли, но, вспомнив, что всë оружие осталось при входе в корчму, потянулся к кухонному ножу на столе.
— Малой, тащи ещё пива! — Здоровяк, отправив помощника корчмаря за добавкой, оскалился неприятной хищной улыбкой, какой обычно одаривал тех, кому собирался выпустить потроха. — Не расслышал твоего имени. Не напомнишь?
Незнакомец ответил холодным высокомерным взглядом.
— Симон ван Утрехт, бывший адмирал флота Ганзейского союза.
Этому Симону в отваге не занимать, отметил про себя Клаус. В отваге — либо в глупости. Заявился сюда, возмутительно себя ведёт и точно собирается учинить проблем. Пришлось даже открыть второй глаз, чтобы получше рассмотреть залётного выскочку.
— Немец, значит, — скривился чернобородый, — да ещё и из благородных. Тьфу! Почему же блох у тебя больше, чем обычно бывает у благородных, а, немец?
Симон по очереди вгляделся в лица окруживших его людей. Толстый корчмарь смотрел с неодобрением, явно опасаясь за судьбу своего заведения. На губах бритоголового кантийца играла ехидная ухмылка. В зловещей улыбке же одноглазого северянина было слишком много чёрных отверстий вместо зубов. Глаза огромного бородача стремительно наливались кровью. Даже плешивый дед позыркивал с укором.
Пришелец покачал головой и отпил из кружки. Только потом коротко сказал:
— Путь сюда был долог и непрост.
Здоровяк подался вперёд.
— И как этот твой путь завёл тебя в этот богом забытый клоповник?
— Я бы попросил… — начал было возмущённый хозяин корчмы, но чернобородый отмахнулся от него, как от назойливой мухи.
— Заткнись. Отвечай, Симон-ван-как-там-дальше, пёс бы тебя взял! Мы здесь среди своих и не любим пришлых чужаков.
— Вот как? — тот изобразил удивление. — Что-то я не заметил при входе надписи: «Только для своих». Хм… может, ты родился в этом… «клоповнике»?
— Вот только хамить не надо, — насупился здоровяк. — А то мы немцев-то тоже не особо жалуем. Я от них нервничать начинаю. А когда я нервничаю, мне хочется оторвать кому-нибудь… что-нибудь… Зачем ты здесь?
— Во-первых, я не немец. Фландриец, — с этими словами Симон неспешно достал из-под плаща изысканную саблю и продемонстрировал собравшимся. — Во-вторых, я прибыл сюда, чтобы убить Штёртебекера.
Блестящая сталь, совсем новая на вид, искрилась в свете свечей и ламп. Украшенная золотом и гранатами гарда стоила больше, чем корчма и вся округа в придачу. Оружие сияло богатством и славой, какой не видывал никто из местных зевак. Даже сказки о золотых мачтах и серебряных парусах не могли сравниться с этим клинком. Идеально заточенное лезвие сулило много крови и боли, что приводило окружающих мужиков в ужас.
Но любопытство оказалось сильнее страха.
Послышались удивлённые вздохи и восторженные перешёптывания. Клаус же утомлённо откинулся на спинку стула и закрыл глаза. На чернобородого дорогая побрякушка тоже не произвела впечатления.
— С такой штукой только по борделям ходить, — он плюнул под ноги и нахмурился. — Здесь нельзя находиться с оружием, приятель.
Симон ван Утрехт не растерялся.
— Видимо, это правило только для «своих», — он хитро улыбнулся. — Думается, наш уважаемый хозяин знает о своих завсегдатаях что-то такое, отчего даже разрешил мне оставить оружие при себе.
Здоровяк с омерзением поглядел на корчмаря. Тот втянул голову в плечи, будто пытался провалиться под землю.
— С этим болваном мы ещё разберёмся. Вот только он никакой не хозяин. Корчма принадлежит не ему.
— О да, мне это известно. Эта дыра построена на кровавые деньги капитана Штëртебекера. Потому я и пришёл сюда. Ты ведь слышал меня? Я хочу его убить.
— Послушай, немец или кто ты там. Хотеть ты можешь чего угодно, хоть старушку королеву Маргариту Бургундскую прямо на этом столе. Но если хочешь выйти отсюда живым, оставь оружие и кошелёк и топай…
Симон резко взмахнул саблей. В загустевшем воздухе промелькнула короткая ослепительная вспышка. В следующий миг на стол посыпались кудрявые клочки чёрной бороды. Здоровяк с ужасом отпрянул, едва не повалив остальных мужиков.
Клаус нехотя открыл глаза и вновь покосился на пришельца. Ему начинало надоедать развернувшееся представление. Он проверил, хорошо ли выходит кинжал из ножен на поясе, чтобы унять волнение.
Выходил хорошо.
— Этим мечом, — заговорил Симон ван Утрехт, — был убит мой брат. Этим мечом в том же бою был ранен ваш хвалёный Штёртебекер. Я потратил много лет, чтобы найти сий клинок. И ещё больше, чтобы превратить его в нечто особенное.
Мужчина неспешно поднялся и навострил саблю в направлении побледневшего здоровяка.
— Мойры с Готланда, последние, кто ведает древними знаниями своего народа, зачаровали это оружие, и теперь на моей стороне сила древних богов. Стоит Штёртебекеру скрестить со мной мечи, как его поразят муки и страдания. Такие же, — Симон обвёл зрителей тяжёлым взглядом, — какие выпали на долю моего усопшего брата.
— Ох-ох, — четырежды перекрестился плешивый дед. — Ворожба!
— Ведьмовство! — выкрикнул кантиец.
Подошедший с полным кувшином пенного помощник корчмаря, услыхав такое, свалился без чувств под стол. Даже оставшийся без бороды здоровяк немного струхнул.
— Ты это… Убери-ка эту штуку подальше… Мы тут люди честные, все католики, как один. Ведьмовство в этих краях не в почёте.
— Я пришёл только за одной жизнью, — во весь голос объявил Симон, выходя из-за стола. — Скажите, где Штёртебекер, и никто не пострадает.
— С чего ты взял, — внезапно нарушил повисшую тишину Клаус, — что эти пустобрёхи знают, где искать твоего Штёртебекера?
Не переставая потирать горящий шрам на щеке, громко скрипнув лавкой, он поднялся и подошёл ближе к мужчинам. Остановившись на границе между светом свечей и вечерней темнотой, Клаус безразлично посмотрел на нарушителя спокойствия. Тот, в свою очередь, тоже лишился покоя. Рука, сжимавшая саблю, задрожала, на лбу выступила испарина. Симон без конца облизывал губы и беспорядочно разглядывал Клауса, словно пытался найти слабое место перед предстоящим боем.
— Этот пират часто бывает здесь, в этом городе. Его корабль видели в порту буквально на днях.
— Но теперь его там нет, верно? — Клаус недоумённо покачал головой. — Так как же ты собираешься искать того, кто давно уплыл отсюда?
— Кто ты такой, мать твою?
— Я — тот, кому ты помешал отдыхать. У меня был тяжёлый день и ужасная неделя. Мне пришлось сражаться со штормом, я потерял несколько людей и вернулся из плаванья с пустыми руками. Но даже в любимой корчме мне не найти покоя, ведь именно сегодня, в единственный вечер, когда я могу расслабиться с чаркой эля, появился ты, начал вопить как недорезанный баран и угрожать этим честным людям.
— Плевать на твой покой! — взорвался Симон. От его прежней самоуверенности не осталось и следа. Теперь он походил скорее на скитальца, страждущего еды и воды. — Плевать на всех вас! Сдайте мне Штёртебекера и убирайтесь!
Испуганные мужики сгрудились подальше. Никто не осмелился вступить в перепалку. Многие из них даже были рады, что вдруг откуда ни возьмись объявился Клаус и отвёл от них беду. Даже оставшийся без бороды здоровяк проглотил язык.
— Как же ты собираешься убить того, на чьей стороне целый пиратский флот и тысячи бойцов?
— Зачарованным мечом! — Симон потряс саблей перед собой. — Стоит Штёртебекеру вступить со мной в бой, как его ждёт смерть. Будь он рядом, то наверняка бы уже страдал от боли, ведь этот самый клинок однажды испробовал его крови и помнит её вкус до сих пор.
Клаус дотронулся до горящего рубца на щеке и усмехнулся.
— Что ж, кажется, это правда. Тогда нет смысла сражаться с тобой… честно.
— Что? Нет… — Симон застыл в изумлении. Осознание пришло к нему быстро, но Штёртебекер оказался ещё быстрее.
Клаус выбросил руку вперёд. С его пальцев сорвался небольшой нож. Тёмной стрелой он разрезал клубы тьмы и света и вонзился в сердце пришельца.
Симон ван Утрехт кашлянул. С его губ сорвались брызги крови. Он выронил саблю и рухнул на колени. Наполнившиеся слезами глаза устремились к Клаусу. Тот навис над поверженным противником, сложив руки на груди.
— Я — капитан Клаус Штёртебекер. И я не убивал твоего брата. Не успел, к сожалению, его растерзала команда. Однако он получил то, что заслуживал.
— Лжёшь… — из последних сил выдохнул Симон.
— Он хотел использовать военный корабль для перевозки рабов и грабежа мирных деревень вдоль побережья Нортумбрии. Служба службой, но с таким мириться я не собирался. Ты посвятил свою жизнь мести за брата-преступника, глупец.
— Не… верю…
— Плевать на твою веру. И на брата твоего тоже плевать.
Клаус подобрал золотую саблю, провёл пальцами по лезвию и бросил взгляд на хозяина корчмы.
— Налей всем за мой счёт. И приведи лекаря этому болвану.
После ухода Штёртебекера посетители ещё стояли какое-то время, не решаясь пошевелиться, пока наконец безбородый здоровяк не выкрикнул:
— Капитан Штёртебекер — гроза Северного моря!
— Золотой человек! — подхватили остальные.
— Да!!!
Автор: Том Белл
Оригинальная публикация ВК
Повадились года четыре назад - еще в доковидную эру - ездить ко мне в гости друзья из другого города. Часто ходили с ними в сетевой ресторан украинской кухни. Заказывали всегда примерно одно и то же - ассорти солений, небольшой графинчик водки, ну и горячее. И меня каждый раз просто бесило, что через три минуты после заказа официант спешно приносит водку в графине, и не пррсто приносит, а, сука, ее налиаает в рюмки, говорит "закуски буквально через пять минут", и через, сука, минут десять, к уже теплой водке приносит соленья. В итоге раз на третий меня это заебло, и я решил этот идиотизм искоренить. И пришёл официант, и сделали мы заказ, и промолвил я человечьим голосом: "Только пожалуйста!!! Водку приносите с закусками, а не заранее, чтобы не грелась тут на столе!" И был я услышан. Смотрю - официант сразу же подходит к бару, говорит - 250 Серебра в графин, пожалуйста, 14-й стол". И уходит. Бармен сразу же наливает графинчик, ставит на стойку. Через 15 минут приходит официант с тарелкой закусок, захватывает с барной стойки уже тепленький графинчик, и приносит все нам, со словами :"Как и просили, одновременно с закуской! Приятного отдыха!" Ну не педераст?
Art by Wen Ah
Изображены - Лютик, Цири, Йеннифер, Трисс, Ламберт, Геральт, Весемир, Золтан
Самым распространенным в наше время словом для названия продукта, а так же процесса изготовления крепких спиртных напитков в домашних условиях являются «самогон» и «самогоноварение», эти слова вызывают ассоциации с запретом, нарушением закона, вонючим и мутным напитком и т. д., поэтому лично мне больше нравятся такие термины как «домашняя водка», «изготовление домашней водки», «винокурение».
Получение напитков высокого качества — это искусство. В идеале нужно понимать и чувствовать все процессы происходящие на каждом из этапов. Или же внимательно и досконально следовать рецептам полученным из проверенных достоверных источников. Например я черпаю знания на форуме http://forum.homedistiller.ru/ . Скажу сразу, что для получения ответа на тот или иной вопрос (а вопросов много), нужно перелопатить сотни страниц текста и споров, отделить зерна от плевел, вывести собственное мнение и в дальнейшем руководствоваться им.
Причины популярности винокурения просты — отвратительное качество и высокая стоимость магазинных напитков. Допустим вы любите виски, известной и популярной марки, он продается в миллионах магазинов по всему миру, я лично его видел в местечковом чисто дворовом магазинчике у дома в Шанхае и в кафе с русским названием в Урумчи стоит одна и та же самая бутылка, что и в магазинах моего родного Шымкента, а так-же на курортах Турции ну и во всех дютифри аэропортов. Это сколько же миллионов тонн его нужно выпускать чтобы он везде был в наличии в приличных количествах? Ну не верю я, что в таких объемах производства хотя бы примерно соблюдается традиционная технология, что выдержка несколько лет и бочки из какого-то дофигасотенлетнего супердуба редкой породы, а солод собирают девственницы на рассвете (шутка конечно, но вы понимаете о чем я). Думаю на самом деле это всё химия. Отсюда и качество, вкус и больная голова. К тому-же подделывают все кому не лень. В общем скажу так, употреблять лучше своё. Я дома много раз наливал мой виски и различные виды дорогого магазинного, своим гостям для сравнения и они признавали, что вкус и запах разный, но домашний продукт в подавляющем большинстве нравится больше. И самочувствие на следующий день от собственного напитка намного лучше, вплоть до «как будто не пил вообще».
Всех винокуров можно разделить на две основные группы: дистилляторы и ректификаторы. Дистилляторы это те, кто получает напиток путем обычной перегонки и в готовом продукте содержится вкус и запах исходного сырья. Ректификаторы получают максимально чистый с минимумом посторонних примесей и крепкий 9Х градусный спирт и потом изготавливают напитки из него. В общем это дело вкуса и лично я не ректификатор, поэтому написать по данному направлению ничего не буду.
В домашних условиях своими руками из натуральных продуктов зачастую со своего сада и огорода можно сделать абсолютно любой крепкий напиток: виски, коньяки, домашнюю водочку, настойки, ликёры, абсенты и т. д. Качество которых не будет уступать, а скорее всего превзойдет дорогие напитки из магазина.
Конечно-же для собственного производства вам понадобится желание, терпение, подходящее отапливаемое помещение с водой и канализацией, оборудование: которое можно сделать своими руками, заказать в мастерской где работают с нержавейкой или купить готовое.
Перегонка дело ответственное, так как вы кипятите в герметичном объеме жидкость, взорвавшиеся перегонные кубы не редкость. Имеется вероятность пожара, так как струя горячего спиртового пара горит не слабым таким факелом если поджечь особенно если гоните на открытом огне и у вас где-то нарушилась герметичность может случиться пожар. Будьте осторожны и старайтесь не заниматься этим под шафе (что для многих и для меня в том числе нереально :-), не оставляйте процесс без присмотра.
Изготовление крепких спиртных напитков в Казахстане и насколько мне известно России разрешено исключительно для собственного использования. Продавать их ни в коем случае нельзя!!!
В любом случае алкоголь, даже сделанный своими руками это яд, и не стоит им злоупотреблять, но так как многие из нас употребляют, то все таки лучше пить своё, а не казёнку.
Продолжение следует.
Тогда этот вызов для вас! Мы зашифровали звездных капитанов команд нового юмористического шоу, ваша задача — угадать, кто возглавил каждую из них.
Переходите по ссылке и проверьте свою юмористическую интуицию!
@webdragon заказывали пост?
От «беседы» в корчме до «пьянства» в кабаке
Алкогольные напитки на Руси употреблялись не только по определенным праздникам, то есть в определенные дни, но также продавались в специально существующих для этого частных питейных заведениях, называвшихся «корчмами». Корчмы имелись и у других славянских народов, и эта традиция сохранилась вплоть до XX в. У западных и южных славян корчмы были известны с XI столетия. В разных славянских языках используются схожие названия, например, «кръчма» в болгарском языке, «крчма» – в сербо-хорватском, «krčma» – в чешском, «karczma» – в польском.
Можно полагать, что славянская корчма была изначально местом продажи только спиртных напитков. По мнению известного болгарского языковеда Найдена Герова (1823–1900), слово «кръчма» в значении «лавка для продажи вина и ракии» засвидетельствовано в староболгарском языке уже в XI в. Этимологический словарь болгарского языка определяет слово «кръчма» как место продажи алкоголя и объясняет его возможное происхождение от староболгарского глагола «кρъκижтн», означающего «издавать звук». В новоболгарском же языке глагол «къркам» уже используется именно в значении «пить». В современном болгарском языке «кръчма» означает место продажи алкоголя и холодных закусок.
В Словакии, например, по данным информантов и литературным свидетельствам более позднего времени (XIX – начало XX в.), в корчме «продавались единственно алкогольные напитки, а продажа еды была редким исключением». В польских же корчмах кроме продажи алкоголя нередко предлагался и ночлег.
Описания русской корчмы достаточно скудны, но если судить по свидетельству венецианского путешественника Амброджо Контарини, посетившего Московское княжество в 1475 г., в русской корчме посетители не только пили, но и ели. Амброджо Контарини так описывал образ жизни русского народа: «…их жизнь протекает следующим образом: утром они стоят на базарах примерно до полудня, потом отправляются в таверны есть и пить после этого времени уже невозможно привлечь их к какому-нибудь делу».
Тем не менее, несмотря на разнообразие локальных традиций, можно предполагать, что славянская корчма изначально была местом продажи только спиртного, так как само слово «корчма» в разных славянских языках употреблялось и в значении «опьяняющий напиток».
По свидетельствам некоторых иностранцев, в Московском княжестве с середины XV в. существовали запреты на открытие питейных заведений. Так, если в записках венецианца Амброджо Контарини упоминается корчма, то в заметках Михалона Литвина указывается, что великий князь Московский Иван III (1462–1505) «обратил свой народ к трезвости», запретив везде питейные заведения. Очевидно, этот запрет относился к институту вольного кормчества, на смену которому приходила княжеская корчма.
Наследник Ивана III великий князь Василий Иванович (1505–1533) продолжил политику своего предшественника, сохранив запрет на свободное потребление спиртных напитков населением. На это имели право только приближенные, а по мнению В. Соловьева, и телохранители великого князя, для которых, по свидетельству иностранцев, была построена новая слобода, где разрешалась свободная продажа алкоголя. Михалон Литвин объясняет название новой слободы тем фактом, что ее строили литовские солдаты, и московский правитель назвал слободу Наливки «в укор нашему племени, склонному к пьянству (от слова “налей”)». В Московском же княжестве, по мнению Михалона Литвина, благодаря трезвеннической политике правителей «московитяне воздерживаются от пьянства и города изобилуют прилежными в разных родах мастерами».
По свидетельству Адама Олеария, новая часть города была построена Василием III специально для иноземных солдат: поляков, литовцев и немцев – и названа (по попойкам) Налейками, от слова «налей». «Это название появилось, потому что иноземцы более московитов занимались выпивками, и так как нельзя было надеяться, чтобы этот привычный и даже прирожденный порок можно было искоренить, то им дали полную свободу пить. Чтобы они, однако, дурным примером своим не заразили русских, то пьяной братии пришлось жить в одиночестве за рекою».
Политику трезвенности продолжил и сын Василия III – Иван IV, запретив после взятия Казани в 1552 г. продавать водку в Москве.
В правление Ивана Грозного в Московском государстве появилось новое питейное заведение, названное «кабак», в котором продавались хлебное вино, мед и пиво. По мнению историка В. Н. Татищева, который не указывает определенного года, первый кабак был построен в Москве для «опричнины», персональной гвардии Ивана Грозного. И. Прыжов также связывает постройку первого кабака с опричниной: «Воротившись из под Казани, – пишет И. Прыжов, – Иван IV запретил в Москве продавать водку, позволив пить ее одним опричникам и для их попоек построил “на Балчуге” (торг, базар) особый дом, называемый по татарски “кабак”».
И. Прыжов вводит более конкретную датировку появления первого кабака в Московском государстве, но при этом в его работе фигурируют две даты: «около 1555 г.» и «около 1552 г.».
Связь между появлением кабака и опричнины кажется вполне логичной. Вероятно, следуя примеру своего предшественника, Василия III, который позволял пить спиртное только своим приближенным и в строго отведенных для этого местах, Иван Грозный также создал для своей личной охраны заведение, где можно было пить, несмотря на всеобщий запрет. Однако если учитывать период существования опричнины (1565–1572), то появление первого московского кабака нужно отнести самое раннее к 1565 г.
Тем не менее 1555 г. как дата создания первого кабака в Москве, указанная И. Прыжовым, стала практически общепринятой. В этом контексте интересно отметить мнение исследователя В. Похлебкина, который без ссылки на исторические источники относит появление первого кабака к 1533 г., в то время как в энциклопедии о Москве фигурирует 1547 г.
Вышеизложенные данные о появлении кабака в России основаны на косвенных источниках. На данный момент мы не располагаем письменными свидетельствами о постройке самого первого кабака. Что же касается первого упоминания слова «кабак» в исторических текстах, то, по мнению М. Фасмера, впервые оно фигурирует в Таможенной Весьегонской грамоте от 4 августа 1563 г. Иными словами, именно Весьегонская таможенная грамота, включенная в Акты, собранные археографической комиссией Академии наук, и является в настоящее время первым оригинальным документом, свидетельствующим о существовании кабака в русском государстве второй половины XVI в.
Таможенная Весьегонская грамота устанавливала суммы собираемых с разных товаров пошлин в монастырском селе Веси Ёгонской и была послана архимандриту Симонова монастыря с братией в ответ на их челобитные. В первой челобитной архимандрит просил царя дать на откуп монастырским крестьянам таможенные пошлины их монастырского села Веси Ёгонской, где каждую неделю проводился большой торг, но таможенные сборы собирали уездные и посадские жители, отчего крестьянам монастырского села были одни убытки. Просьба архимандрита с братией была удовлетворена, но вскоре к царю поступила новая жалоба на то, что «по праздникам и по вся дни» приказчики князей Михаила Федоровича и Александра Ивановича Прозоровских «лавки ставили» и «кабаки держали» в вотчинах своих государей, «и торги чинили и всяким людям торговати в государевой своих вотчине давали, а в Весь Егонскую торговати их не пропускали, и их монастырскому Весьскому таможенному сбору недобор был великий». В ответ на представленную жалобу царская грамота запретила ставить лавки и держать кабаки в княжеских вотчинах, а торг было наказано организовать только в монастырском селе. Хотя Весьегонская грамота и подтверждает существование кабака до создания опричнины, вопрос о точной дате появления первого кабака в Русском государстве остается открытым.
По мнению И. Прыжова, «в московском кабаке велено было пить одному народу, то есть крестьянам и посадским, ибо им одним запрещено было приготовлять домашние питья». Однако известно, что в правление Ивана IV свободное посещение кабака было запрещено, так как, по словам Н. М. Карамзина, Иван Грозный «не терпел гнусного пьянства и только на Святой неделе и в Рождество Христово дозволял народу веселиться в кабаках, пьяных во всякое иное время отсылали в темницу». Судя по свидетельствам иностранцев, в царствование Ивана Грозного пьянство среди простого народа каралось самым суровым образом и законом было запрещено продавать водку в кабаках.
Вполне возможно, что уже в правление Ивана Грозного кабак стал казенным заведением и заменил русскую частную корчму, являясь в течение 150 лет практически единственным питейным заведением Российского государства, не считая постоялых дво- ров (мест для ночлега), которые существовали на Руси издавна и содержались обыкновенно частными лицами, бравшими с проезжающих и останавливающихся в них особую пошлину – «по-стоялое».
В историко-этимологическом словаре П. Я. Черных кабак определяется как откупное питейное заведение в Московском государстве и в старой России, где продаются и тут же распиваются спиртные и хмельные напитки. В других славянских языках это значение выражается иначе. В украинском это «шинок», в белорусском – «шынок» от немецкого слова «Schenke». Происхождение слова «кабак» пока еще остается неясным и спорным, но несомненно, что оно не русское и не славянское, а пришедшее с Востока или Юго-Востока. Возможно, что изначально значение этого слова (сначала с неустоявшимся произношением: кабак – капак – копак) было иным. Не исключено, что оно означало «место, где собираются гулящие и прочие люди для игры в зернь и в карты, подбадривая себя хмельными напитками и питьем табака». В тюркском языке «капак» означает «борьбу, состязание», а «кабак» – «мишень, цель». В осетинском же «qaбaqq» – это жердь с дощечкой, служащей для состязания в стрельбе в честь покойника. П. Я. Черных не исключает, что из русского языка слово «кабак» перешло в немецкий: «Kabacke» в значении «обветшалый дом». М. Фасмер не отвергает и противоположного мнения о том, что слово «кабак» перешло в русский язык из нижненемецкого диалекта. Связь же между словом «кабак» и чувашским «χupaχ», родственным тюркско-татарскому «кабак» в значении «тыква», «тыквенная бутылка», ставится М. Фасмером под сомнение.
По мнению историка В. Н. Татищева, «кабак» – слово татарское и «значит двор для постою», строившийся татарами только зимой. Сходна трактовка происхождения слова «кабак» и у И. Прыжова: «кабаком (слово татарское) у татар называлось сначала “село”, “имение” и “постоялый двор”, где кроме съестных припасов продавались и напитки, употребляемые татарами до 1389 года, когда, приняв магометанскую веру, они должны были отказаться от вина».
Собственно, в Московском государстве кабак взял на себя функции корчмы как места продажи спиртных напитков для простого населения, но, по мнению В. Н. Татищева, создание кабака «дало в народе многому нареканию и погибели причину».
Мнение, что кабак породил пьянство среди русского народа, становится расхожим в кругах русской интеллигенции XIX в. и в большей степени основывается на сопоставлении общественных нравов двух исторических эпох, водоразделом между которыми и является создание кабака. Другими словами, «корчма» начинает ассоциироваться с «доброй стариной», когда пьянства на Руси не было, а кабак становится символом разложения нравов. «Пьянства в домосковской Руси не было, – писал И. Прыжов, – не было его как порока, разъедающего народный организм. Около питья братски сходился человек с человеком, сходились мужчины и женщины, и, скрепленная весельем и любовью, двигалась вперед социальная жизнь народа, <...> и питейный дом (корчма) делался центром общественной жизни известного округа. Напитки, подкрепляя силы человека и сбирая около себя людей, оказывали самое благодетельное влияние на физическую и духовную природу человека»
Книга И. Прыжова послужила основой для дальнейшего противопоставления корчмы и кабака как двух разных типов заведений: «…везде питейные дома были в то же время и съест-ными домами. Такова была и древнеславянская корчма, где народ кормился. Теперь на Руси возникают дома, где можно только пить, а есть нельзя. Чудовищное появление таких питейных домов отзывается на всей последующей истории народа». Отметим, что и до появления кабака в России существуют указания на чрезмерное потребление спиртного русским народом. Так, Георг Перкамота, грек, находившийся на службе у великого князя Ивана III, отмечает, что русские в основном употребляют мед, которым «часто напиваются допьяна». Итальянский путешественник Амброджо Контарини считал русских «величайшими пьяницами», которые «этим похваляются, презирая непьющих» . Историк С. Соловьев повествует о том, что в России и в XV в. страсть к крепким напиткам продолжала господствовать: «…обеды сопровождались питьем, причем не соблюдалось умеренности: в летописи находим выражение – обедать и пить, где эти два слова необходимо связаны».
Мнение И. Прыжова о значении славянской корчмы в общественной жизни не только русского, но и других славянских государств стало основополагающим, а образ древнеславянской корчмы был идеализирован и приобрел романтическую окраску. И. Прыжов пишет: «И так корчмой называлось место, куда народ сходился для питья и еды, для бесед и попоек с песнями и музыкой. ... люди спокойно сбирались в вольные корчмы и рассуждали там о политике». Иностранные описания русской корчмы вносят некий нюанс в идиллическую картину, изображенную И. Прыжовым. По свидетельству Амброджо Контарини, образ жизни жителей Киева был таков: «…с утра и до трех часов они занимаются своими делами, затем отправляются в корчмы и остаются там до ночи; нередко, будучи пьяными, они устраивают там драки».
Тем не менее мнение, что московский кабак имел губительное влияние на общественные нравы, прочно укоренилось, и в конце XIX в. известный этнограф Н. Ф. Сумцов писал, что «корчма под влиянием разных неблагоприятных исторических условий экономической и нравственной жизни народа в одних местах выродилась под польско-немецким влиянием в шинок, в других под московским влиянием в кабак, то есть в темное и одностороннее учреждение, в такое место, где только пьют, причем в интерес шинкаря входит напоить посетителя кабака до потери сознания, чтобы он пил, пил, закладывал имущество, терял деньги и голову». В начале XX в. общественный и политический деятель Д. Н. Бородин в своей работе о кабаке, озаглавленной «Кабак и его прошлое», писал: «Ошибочно было бы смотреть на корчму как на прототип позднейшего кабака. ... до XII века включительно не было пьянства в России. С нашествием татар резко изменяются нравы, а обстоятельства, сопровождавшие монгольский период, были особенно благоприятны для распространения пьянства. Наступивший после этого московский период нашел крайне подготовленную почву для насаждения кабака. Широко открылись гостеприимные двери питейных домов и полился пьяный разгул по всей России!».
Нужно ли соглашаться с подобной постановкой вопроса? Существование питейных заведений, предназначенных исключительно для продажи спиртных напитков, не является русским нововведением, это раcпространенный принцип продажи алкоголя почти во всех странах Европы, где к XVI в. питейные заведения уже играли значительную роль в общественной жизни населения. Россия же данной исторической эпохи только начинала создавать сеть мест продажи алкогольных напитков. Российская специфика заключалась в том, что государство взяло под свой контроль строительство и распространение питейных заведений. Собственно, произошла замена частных корчм казенными питейными заведениями, и само государство начало организацию производства и торговли спиртными напитками.
В течение следующих двух столетий в России появятся новые виды питейных заведений, соответствующие растущим бытовым потребностям населения, не только по причине его количественного увеличения, а скорее из-за необходимости удовлетворить запросы разных социальных групп.
если было интересно выложу вторую часть с продолжением...