Как Крым стал Русским
Если вам стало интересно, более полное видео вы можете найти у нас на канале!)
Если вам стало интересно, более полное видео вы можете найти у нас на канале!)
Итак, переходим к печальному финалу жизни Николая Васильевича – и книге, которую он считал главной в своей жизни... и нет, это не "Мёртвые души".
«Первое впечатление этой почти страшной фигуры, прислонившейся к грубой глыбе камня, точно ударило. Большинство ждало образа, к которому привыкло… И вместо этого явно трагическая, мрачная фигура; голова, втянутая в плечи, огромный, почти безобразящий лицо нос и взгляд – тяжёлый, угрюмый, выдающий нечеловеческую скорбь…»
Это воспоминание об открытии памятника Гоголю – того, что теперь на Никитском бульваре, и с которого начинался позавчера наш рассказ. Тогда он стоял возле Арбатской площади, потом в Донском монастыре. Люди были ошарашены. Они увидели не то, чего ждали.
Вот нечто похожее от современника самого писателя:
«К моему изумлению, я нашёл в Гоголе (…) человека, стоявшего выше собственных творений, искушённого огнём страданий душевных и телесных, стремившегося к Богу всеми способностями и силами ума и сердца».
«Стоящий выше своих собственных творений» – как это? Мы привыкли к тому, что творения стоят выше автора. Автор может быть шалопаем, чинодралом, распутником, кем угодно, – а вот дал Бог талант и всё, – дух дышит, где хочет. Привычный нам парадокс. А вот когда наоборот… Это плохо или хорошо?
Книгу «Выбранные места из переписки с друзьями» Гоголь писал втайне и в спешке и возлагал не неё большие надежды. Дело в том, что незадолго до этого он впал в творческий кризис:
«Бог отъял на долгое время от меня способность творить. Я мучил себя, насиловал писать, страдал тяжким страданием, видя бессилие своё, и несколько раз уже причинял себе болезнь таким принуждением, и ничего не мог сделать, и все выходило принуждённо и дурно».
Ладно бы просто не получалось писать – не получалось сказать главное:
«Вовсе не губерния и не несколько уродливых помещиков есть предмет „Мёртвых душ“. Это пока ещё тайна, которая должна была вдруг, к изумлению всех раскрыться в последующих томах».
Что же за тайна? А очень просто: прежде он писал, как не надо жить в России, а теперь хотел написать о том, как надо. Второй том должен был стать тем самым «социалистическим реализмом», до которого оставалось ещё больше ста лет. Почему не получилось? Тоже просто. «Условия не сложились».
«Как не надо» – это всегда событие, «упала лошадь», на «как не надо» с удовольствием сбегается поглазеть толпа. А «как надо» – это неинтересно. «Все счастливые семьи похожи друг на друга» (а значит, неинтересны), но зато «каждая несчастливая семья несчастлива по-своему».
Чтобы возбудить хоть сколько-нибудь любопытства к добру, нужно поиграть в загадочность, не показывать его полностью. Не пытаться изобразить положительный идеал целиком и полностью, а только намекнуть на него. Так туфелька, на мгновенье показавшаяся из кружев юбки, не оскорбляет ничьих чувств, хоть и намекает на всё, что к ней прилагается.
Но Гоголю казалось, что все разделят его увлечённость, его искреннюю веру в добро, что люди увидят то, что он им показывает, и всё сразу поймут…
Вот показательный фрагмент из переписки Гоголя с Сергеем Тимофеевичем Аксаковым. Гоголь (на 18 лет моложе своего корреспондента) пишет ему:
«Мне чувствуется, что вы часто бываете неспокойны духом… Я посылаю вам совет. Отдайте один час вашего дня на заботу о себе; проживите этот час внутреннею сосредоточенною жизнью. На такое состояние может навести вас душевная книга. Я посылаю вам „Подражание Христу“ (Фомы Кемпийского). Читайте всякий день по одной главе, не больше… По прочтению предайтесь размышлению о прочитанном. Старайтесь проникнуть, как это всё может быть применено к жизни, среди светского шума и тревог… Всего лучше немедленно после чаю или кофею , чтобы и самый аппетит не отвлекал вас…»
Понятно, что наивная дотошность (по скольку да в какое время читать) происходит оттого, что Гоголь пытается донести свой опыт до товарища в наилучшем виде. Что называется, «в лучших чувствах». Аксаков реагирует хмуро:
«Я тогда читал Фому Кемпийского, когда вы ещё не родились… Я не порицаю никаких, ничьих убеждений, лишь бы они были искренни; но уж конечно ничьих и не приму… Терпеть не могу нравственных рецептов, ничего похожего на веру в талисманы. Вы ходите по лезвию ножа! Дрожу, чтоб не пострадал художник».
И хотя Аксаковым здесь не в последнюю очередь движут гордость и самолюбие, он оказался прав: художник «пострадал». Нравственные проповеди не проходят бесследно, однако вот что интересно: тем же самым увлекался Толстой. Почему это не вызвало отторжения? Не потому ли, что «рецепты» Толстого совпали с общественной модой, а «рецепты» Гоголя – нет?
Плетнёв, бывший покровитель, ревниво пишет Гоголю в письме:
«Твои друзья двоякие: одни искренне любят тебя за талант… Таков Жуковский, таковы Балабины, Смирнова и таков был Пушкин. Другие твои друзья — московская братия. (...) Они не только раскольники, ненавидящие истину и просвещение, но и промышленники, погрязшие в постройке домов, в покупках деревень и в разведении садов. Им – то веруешь ты… »
То есть с одной стороны – люди «прогрессивных взглядов», а с другой – консерваторы. Гоголь склонился к консерватизму, и «люди прогрессивных взглядов» (к коим причислял себя и Плетнёв) были этим оскорблены. Тогдашние либералы, так же, как и нынешние, были крайне ревнивы и нетерпимы к отступникам. Это испытал на себе Гоголь, это же впоследствии испытал Достоевский.
Забавная деталь: Плетнёва раздражает житейский реализм консерваторов, он говорит о «постройке домов, покупке деревень и разведении садов» так, будто это что-то стыдное. Точно так же наших нынешних либералов раздражает всякая реальная политика, направленная не на служение идее («за всё хорошее против всего плохого»), а на низменные, часто требующие компромисса задачи общественного и государственного строительства. Мечтать и прекраснодушествовать гораздо удобнее, когда не заботишься о том, как и откуда берутся средства на тот образ жизни, который сим высоким мечтам способствует...
Антагонистическое разделение образованного сословия на либералов-западников и консерваторов-государственников было тогда так же актуально, как и сейчас, хотя немножко по-другому окрашено. Причём либералы, как и сейчас, были намного риторически агрессивнее государственников: не чувствуя за собой силы трона и «установленных порядков», они ярились с запасом, заводили себя на эту агрессию, поэтому их голос всегда был слышнее.
Не только «либералы», многие от Гоголя отступились:
«Мы, надувая самих себя Гоголем, надували и его, и поистине я не знаю ни одного человека, который бы любил Гоголя, как друг, независимо от его таланта» (из письма Т. С. Аксакова к брату).
Гоголь был ошарашен таким приёмом и, как водится у рефлексирующих людей, задумался: а может, в этом и есть великая сермяжная правда? Может, все молодцы, а я дурак? Он рассылает знакомым и друзьям покаянные письма. Например, пишет Василию Андреевичу Жуковскому:
«Появление книги моей разразилось точно в виде какой - то оплеухи: оплеуха публике, оплеуха друзьям моим и, наконец, ещё сильнейшая оплеуха мне самому. После неё я очнулся, точно как будто после какого-то сна, чувствуя, как провинившийся школьник, что напроказил больше того, чем имел намерение. Я размахнулся в моей книге таким Хлестаковым, что не имею духу заглянуть в неё… Право, есть во мне что-то хлестаковское…»
Что же на самом деле случилось с Гоголем?
Действительно ли он «переродился»? Разумеется, нет. Некоторая склонность к наставительности и «исправлению вещей» всегда в нём была. Однокашники вспоминали, что он ещё подростком любил наставлять в храме мужиков, как им надо молиться, и поучал певчих, что те поют неправильно. Существует также замечательная история о том, как юный Гоголь имел продолжительную беседу о жизни с некоей крестьянкой (едва было не закончившуюся для него побоями), и таки убедил в своей правоте оппонентку. Так что дидактизм был у него в крови, но в творчество до поры до времени не выплёскивался – уравновешивался весёлым бесом. Что же случилось потом?
Потом Гоголь повзрослел, вступил в пору переосмысления жизненных ориентиров и ценностей, наступило то, что принято называть «кризис среднего возраста». В это время обычно обзаводятся семьёй, и она вбирает в себя, заземляет кризис. Но у Гоголя семьи не случилось – и кризис ударил в творчество. Не сумев выполнить поставленную перед собой задачу – показать счастливую жизнь во втором томе «Мёртвых душ» (литература не терпит счастливых семей), он попытался выполнить её напрямую, в публицистической книжке. Так поучения, предназначенные жене, детям и прислуге, стали достоянием широкой публики.
Плохо ли это? Ну, не знаю. Мне кажется, можно было бы куда терпимее к подобному отнестись. Даже с некоторым трепетом: всё-таки писатель говорит с нами без защитной маски, в буквальном смысле обнажает душу (а не принаряжает её, ведь обычно под выражением «обнажить душу» подразумевается именно обратное — позёрство и кокетство). Но нет – общество, когда видит в художнике ослабевание чисто художнического потенциала (импозантного, актёрского, притворюшного — «сделай нам красиво»), всегда чувствует себя обкраденным и, как любой обкраденный человек, становится сварливым и агрессивным.
Меня терзают смутные сомнения, что история гоголевских «Выбранных мест…» дошла до нас в искажённом свете. Скажем, когда наши историки литературы писали об этом, они мнения противников Гоголя выпячивали, а мнения его сторонников представляли вторым номером – скороговоркой и вскользь. Да и кто они такие? Скажем, Смирнова-Россет, писавшая, что Гоголь одарил Россию сокровищем и что даже «Мёртвые души» меркнут теперь в её глазах по сравнению с «Выбранными местами…»? Баба-дура, светская пустышка. (В другом случае пишем, что это была умнейшая женщина своего времени...)
В общем, перешумели либералы нелибералов.
Тут на них работает даже то, что первое издание «Выбранных мест…» было вполовину сокращено цензурой; обычно это засчитывается за доблесть, а тут наоборот: смотрите, сам кровавый режим признал неудачность книги! Книга оказалась меж двух жерновов: для режима она слишком «революционная» (хотя бы потому, что Гоголь сохранил юношескую страсть к исправлению богослужения), а для общественного мнения — слишком «охранительная». Мало кто из писателей попадал под такой двойной пресс.
Для Гоголя это было губительно: он страдал депрессивно-маниакальным психозом и от состояния возбуждённого, эйфорического, когда ему самому казалось, что он «одарил Россию сокровищем», легко переходил к чёрной депрессии, от которой, в конце концов, и умер.
Интересно, что вышло бы, если бы общество отнеслось к его книге, которая была так важна для него, с теми же умилением и снисходительностью, с которыми оно относилось к проповедям Толстого? Возможно ли было такое в принципе? Любопытно на такое общество и такую Россию хоть одним глазком взглянуть.
Говорят, караван движется со скоростью самого медленного верблюда. К обществу это правило вполне применимо. В среднем по больнице оно скорее глупо и капризно нежели мудро и терпеливо. Общество – это своенравный подросток, очень уверенный в себе и своей правоте и совершенно нетерпимый к мнению взрослых. Взрослые ужасны. Хуже взрослых ничего нет. Беда в том, что Гоголь учил: надо делать зарядку, чистить зубы и слушаться папу с мамой. А Толстой, тот учил так:
– Знаете ли вы, что взрослые не всегда правы?
– Да-а-а! – стонет в восторге публика. – Мы догадывались! Это прямо вот наши мысли! Нет, вы только посмотрите, какой он умный!
Известно: кто для нас наши мысли разжёвывает, тот для нас и главный мыслитель.
Гоголь последовательно попал в противофазу по всем волнующим современное ему «прогрессивное» общество вопросам. Общество начинало грезить эмансипацией женщин, а он проповедовал домострой. Общество готовилось возненавидеть Церковь, а он призывал к смирению и восславлял «скрепы». Поповский внук Белинский, узнав о такой неприятности, едва не упал со стула от злости:
«Неужели же в самом деле вы не знаете, что наше духовенство находится во всеобщем презрении у русского общества и русского народа ? Про кого русский народ рассказывает похабную сказку? Не есть ли поп на Руси для всех русских представитель обжорства, скупости, низкопоклонничества , бесстыдства? И будто всего этого вы не знаете?»
Конечно, он знал. Удивительно другое: как людям не приходит в голову, что если кто-нибудь, зная то же, что знают они, поступает иначе, это может означать, что он знает не только это, но и что-то ещё, что-то такое, чего они не знают?
Мне интересно, какими глазами прочёл бы книгу «Выбранные места из переписки с друзьями» тот счастливец, который не знал бы, что она знаменует собой «творческий и душевный кризис» Гоголя.
Главы «Страхи и ужасы России» и «Нужно любить Россию» адресованы павшим духом и растерянным согражданам: «Лучше в несколько раз больше смутиться от того, что внутри нас самих, нежели от того, что вне и вокруг нас».
Смысл искушения историческими ужасами Гоголь видит в обретении стойкости: «Посреди их многие воспитались таким воспитанием, какое не дадут никакие школы».
Понимая, что ясность и порядок в душе каждого гражданина – первое основание для общественного благополучия, Гоголь уделяет немало места «бытовым мелочам». С мудростью, терпением и подлинным знанием человека написаны главы «Чем может быть жена для мужа в простом домашнем быту» и «Русский помещик». Они представляют собой подробные инструкции: в первом случае — по воспитанию в себе дисциплины и скромности, вплоть до распределения семейных денег, а во втором — по организации жизни в поместье. И, несмотря на то, что минуло уже полтора века, практический смысл некоторых из них и по сей день актуален, ибо основания жизни не меняются. Меняется лишь отношение к ним, и то на время.
В заключение, в «Светлом воскресении», Гоголь пишет о том, что в первую очередь отдаляет каждого из нас от нравственного идеала Христа, – о гордости. Первая ее разновидность – гордость чистой совести, а вторая — гордость ума:
Взяв на себя ответственную и чрезвычайно трудную задачу — вдохновить и поддержать соотечественника, – Гоголь напоминает: Воскресение Христово обязательно воспразднуется:
Вот, собственно, за это и топтали ногами.
Почему, зачем? Да, наверное, люди никогда не будут жить так, как мечтал Гоголь. Но разве же это его беда, а не наша?
Потухший, раздавленный, Гоголь ищет спасения в религии, вновь принимается за второй том и вновь сжигает его. В приступе жестокой депрессии, как его мать когда-то, когда она переживала смерть мужа, он почти перестаёт есть и даже говорить с людьми и умирает от неведомой докторам болезни.
Обывательская легенда утверждает, что Гоголь был похоронен заживо, и, пожалуй, в некотором смысле так это и случилось.
Полистать журналы можно здесь
Подписаться с доставкой в почтовый ящик – на сайте Почты России
Купить – на Wldberries
Скачать несколько номеров бесплатно – здесь
За сотни лет своего существования Россия успела передраться со многими государствами Европы и Азии. Но особенно «тёплые отношения» у нашей страны сложились с тремя странами.
В принципе, дальше можно не читать. Но те, кто любит много буковок, скрольте вниз 🙂
На первый взгляд, странно видеть в этом списке Швецию. В представлении обывателя это тихая, миролюбивая страна, которая за последние лет 100 никак не проявила себя на ратном поприще. Это сейчас Швеция мирная страна. Но ещё лет 200 назад родина ABBA и H&M была воинственной державой, которая на протяжении сотен лет бодалась с Россией. Кoнфликты со шведами начались ещё во времена Руси. Шведское королевство вело активную экспансию на востоке, где ему активно противодействовала Новгородская республика.
«Бой Александра Невского с ярлом Биргером». Художник Алексей Кившенко.
Полноценные же русско-шведские вoйны начались в 15 веке. Яблоком раздора стали побережье Балтийского моря и территория современной Карелии. За последующие 300 лет между двумя странами произошло 10 вoйн.
За первые 200 лет вoeнныx конфликтов между Русским царством и Швецией чаша весов склонилась в пользу скандинавов. Они смогли оттеснить русских с побережья Балтийского моря. Сама же Швеция превратилась в настоящую супердержаву того времени. В Европе с суровыми потомками викингов могли сравниться разве что Англия и Франция. Однако Пётр I в ходе знаменитой Северной вoйны 1700 – 1721 годов подорвал гегемонию шведов.
«Битва при Нарве», художник А. Е. Коцебу.
Шведское королевство не смогло оправиться после тяжёлого поражения. Последующие 80 лет империя скандинавов хирела и уменьшалась в размерах. Последняя русско-шведская вoйна 1808 – 1809 годов лишила Швецию всей Финляндии и Аландских островов. Некогда грозная империя превратилась в захудалое королевство, которое перестало играть значимую роль на международной арене. Из 10 вoйн Россия выиграла ровно половину – 5. Швеция же довольствовалась лишь двумя викториями. Ещё трижды военные конфликты завершались вничью.
С Польшей у России всегда были непростые отношения. Причиной раздора стали земли бывшей Киевской Руси, которые после монгольских нашествий настолько были обескровлены, что стали лёгкой добычей соседей. Самыми крупными хищниками оказались Польша и Великое княжество Литовское, которые в 1569 году объединились в конфедеративное государство Речь Посполитая. Новоиспечённое государство почти целиком находилось на землях бывшей Руси. Поэтому Россия беспрестанно вoeвaла с Речью Посполитой за земли, которые она считала своими.
Картина "Стефан Чарнецкий во время русско-польской войны".
Первая вoйнa двух держав произошла в конце 16 века, а последняя – во второй половине 18 века. Итогом многолетнего противостояния стал полный и безоговорочный крах Речи Посполитой. Земли некогда могущественного государства были разделены между Россией, Австрией и Пруссией. В XIX веке большая часть Польского королевства оказалась в составе Российской империи. Это были крайне беспокойные подданные, которые восставали несколько раз.
В XX веке Польша обрела независимость. И вновь судьба свела русских и поляков на поле брани. В 1920 году Советская Россия, стремившаяся восстановить границы Российской империи, попыталась подчинить Польшу. Военная кампания завершилась крайне неудачно.
"Прорыв Первой Конной Армии в 1920 г. Польская кампания". Художник Стив Нун.
В 1939 году Германия и СССР условились разделить польское государство. Поэтому когда немцы вторглись в Польшу с запада, Красная Армия ударила с востока. СССР достались почти 50% польских территорий. А по итогам Второй мировой вoйны остальная Польша попала под советское влияние. Всего между Россией и Польшей произошли 6 полноценных вoйн.
Ещё четырежды поляки восставали, когда были в составе Российской империи. Итоговый счёт в пользу России: 3 раза русские одержали убедительную победу и 4 раза успешно подавили восстания на польских землях, которые входили в состав Российской империи.
Однако ни Польше, ни Швеции не сравниться с Турцией. С турками Россия вoeвaлa аж 12 раз! Русско-турецкое противостояние началось в конце XVI века. Причиной конфликта было столкновение интересов двух держав в Поволжье, Крыму и на Правобережной Укрaинe.
Но особо острым противостояние стало в XVIII веке. Бурно растущая Российская империя стремилась освоить Дикое поле, покорить Кавказ и захватить побережье Чёрного моря. Кроме того, Россия позиционировала себя как мировой центр православия. Этот статус обязывал русских самодержцев оказывать всяческую поддержку христианским народам, живших под гнётом Турции. Османская империя не могла оставить без ответа притязания России. Поэтому две державы рьяно воевали весь XVIII век.
В веке XIX противоречий между двумя империями ничуть меньше не стало. Поэтому ещё четырежды Россия и Турция сходились на поле брани. Последний раз две империи схлестнулись в начале XX века, когда Европа разделилась на два блока – Антанту и Центральные державы. Как нетрудно догадаться, Россия и Турция оказались в противоположных лагерях.
Итог противостояния, которое длилось аж 351 год, оказался в пользу русских. Россия выиграла 7 из 12 вoйн. Турция же лишь дважды праздновала викторию. Ещё 3 раза вoйны заканчивались вничью.
К сожалению, некоторые посты попадают в бан, либо просто теряются в мутном потоке милых кошечек и историй про «вывалившиеся яйца из трусов». Если не знаете, где искать мои публикации, вот мой канал в «телеге».
Читайте также:
Их есть у нас! Красивая карта, целых три уровня и много жителей, которых надо осчастливить быстрым интернетом. Для этого придется немножко подумать, но оно того стоит: ведь тем, кто дойдет до конца, выдадим красивую награду в профиль!
Палата представителей Нидерландов проголосовала за удовлетворение запроса России от 21 марта 1993 года о возвращении останков и склепа Петра I на историческую родину. Рассмотрение вопроса потребовало порядка 30 лет из-за позиции руководства Амстердамского исторического музея, на территории которого находится усыпальница последнего русского царя.
«Могила Петра Романова была популярным местом у туристов и гостей – не так много восточноевропейских лидеров захоронено в нашей стране. Однако если парламент принял решение, мы готовы его оперативно выполнить», – говорится в официальном пресс-релизе, опубликованном на сайте учреждения культуры.
Пётр I скончался в Амстердаме в 1698 году во время знаменитого «Великого посольства» – царь простудился во время рыбалки и заболел воспалением лёгких. Ближний круг российского самодержца принял решение не объявлять публично о кончине монарха.
«Александр Меньшиков лично подыскал двойника, который вернулся в Россию под видом Петра. Надо сказать, что кандидатуру он подобрал весьма удачно, так как новый-старый монарх начал реформы и превратил нашу страну в империю», – пишет известный российский историк Илья Ратьковский в своей монографии «Подлинная история Российской империи».
Процедура переноса останков последнего русского царя начнётся в конце мая, похороны планируются провести в сентябре 2024 года в некрополе Архангельского собора Московского Кремля.
Киклады – небольшой архипелаг, который находится в южной части Эгейского моря. Ныне это суверенная территория Греции. Но в 18 веке во время русско-турецкой войны 1769 – 1774 годов архипелаг, состоящий из 31 острова, стал трофеем Российской империи.
Новые владения неофициально назвали Архипелагским великим княжеством. Российские власти власти принялись энергично обустраивать новые территории. На главном острове архипелага Паросе были созданы органы управления, построены казарма, госпиталь, мельницы, склады и развёрнута артиллерийская батарея для защиты порта. В последующем российские власти построили школу для греческих мальчиков, из которых знаменитый граф Алексей Орлов в будущем хотел воспитать элиту греческого государства.
«Княжество» просуществовало совсем недолго. По условиям Кючук-Кайнарджийского мира Киклады были возвращены турецкому султану в 1774 году 🙁
Читайте также:
Эпичная история Дважды оскорбителя Его Императорского Величества. А началась она так. В 1766 году в Россию для преподавания физики и других точных наук будущему самодержцу Павлу I был выписан известный театральный антрепренер Майкл Джордж Медокс. Столь странная профессия для преподавателя объяснялась тем, что помимо театральной деятельности, Медокс развлекал публику механическими и физическими фокусами. Кроме того, особой страстью англичанина было создание различных механизмов, некоторые из которых, кстати, дошли до нашего времени.
Медокс был женат на немке, которая родила ему двенадцать детей – шесть мальчиков и столько же девочек. Всё своё время англичанин посвящал театру, увлечениям и сбору средств на содержание семьи. Ему удалось обеспечить детям приличное образование, однако времени на воспитание потомства уже не хватало.
Самым беспокойным отпрыском антрепренера оказался Роман Медокс (1795 – 1859 г.г.), прославившийся как дважды «оскорбитель Его Императорского Величества». По тем временам младшего Медокса ждал прекрасный старт. Он был вхож в приличное общество, обучен манерам и хорошо образован. Помимо русского языка Медокс прекрасно владел французским, немецким и английским языками. Однако, вместо занятий полезной деятельностью или увлечением науками, Роман имел просто неуёмную тягу к разгульному образу жизни, за что был нещадно бит своим родителем. Однако ничего не помогало, а жизнь семьи постоянно омрачалась очередными пьяными выходками. Закончилось всё тем, что Медокс был выставлен отцом семейства из дому.
Однако Роман не унывал и, спустя некоторое время, ему удалось подвизаться мелким чиновником при полиции. Служебная рутина быстро наскучила деятельному юноше. В погоне за новыми впечатлениями, Медокс определился унтер-офицером в армейский полк. В 1809 году, во время похода в Финляндию, он, при первой же возможности, благополучно исчез. Следы его деятельности обнаружились спустя три года в Тарутинском лагере. Медокс прибился к одному из полков Московского ополчения, но вскоре, также пропал из расположения, прикарманив 2 тысячи казённых рублей.
На эти деньги Медокс заказал у портного мундир поручика лейб-гвардии Конного полка, приобрёл амуницию и хорошего рысака. Самостоятельно справив документы на имя поручика лейб-гвардии Романа Михайловича Соковнина и подделав подорожную, авантюрист направился на Кавказ. В кармане Медокса находились написанные им самим требования и «инструкции» министра полиции генерала Балашова, дававшие ему крайне широкие и неопределённые полномочия.
Проезжая через очередной уездный город, Медокс вёл себя раскованно, как важная персона, обличённая государственной властью. Обладая, как и все авантюристы, артистизмом и даром убеждения, «лжепоручик» производил неизгладимое впечатление на провинциальных чиновников. Столичные манеры, светские тайны и новости делали его звездой любых приёмов. Пользуясь моментом, самозванец, подобно гоголевскому Хлестакову, выманивал у провинциалов по 200-300 рублей якобы на государственные нужды и двигался дальше.
Вид на крепость Георгиевск. Сахарная голова на заднем плане - Эльбрус.
Прибыв в столицу Кавказской губернии, крепость Георгиевск, Медокс, не откладывая в долгий ящик, нанёс визит губернатору Петру Карловичу Врангелю. Бравый гвардейский офицер предъявил предписание, которое уполномочивало его, для войны с Наполеоном, сформировать из преданных России кавказских князей отдельную горскую сотню. Попутно авантюрист подал губернатору финансовое требование, которое предписывало немедленно выдать Соковнину на приобретение экипировки 10 тыс. рублей ассигнациями и 2 тыс. рублей серебром.
Обличённый широкими полномочиями столичный гость был сразу принят во всех приличных домах. Медокс буквально очаровал местную публику своими обходительными манерами. Столичный гость любил появляться на светских раутах в модном сюртуке, с обёрнутой вокруг шеи шалью, с распущенными концами. По кавказским обычаям дорогого гостя задаривали подарками. Медокс оказался счастливым обладателем золотых часов, превосходной горской шашки, пары пистолетов, изысканной курительной трубки и роскошной енотовой шубы.
Тем временем, далёкие от романтики крючкотворы Казённой палаты, проверив поданное Соковниным требование о выдаче денег, пришли к выводу, что это подделка. Немедленно извещенный Врангель просто не мог этому поверить. Отчитав чиновников за чрезмерную бдительность, он лично поручился за Соковнина, утверждая, что имеет секретное предписание об оказании помощи эмиссару. Финансистам, скрепя сердце, пришлось выдать деньги, но о случившемся было отписано в Петербург.
В столице, узнав о том, что творится в Георгиевске, немедленно потребовали схватить самозванца. При аресте, с мундира Медокса были сорваны гвардейские знаки отличия, однако, при отправке по этапу, их на всякий случай бережно возвратили владельцу. Попутно выяснилось, что в документах, изъятых у авантюриста, было большое количество ошибок, подчисток и немыслимых печатей, но никто не осмеливался на них указать. Магия гвардейского мундира делала своё дело.
На следствии Медокс оправдывал свои действия патриотизмом и радением за Родину, примеряя на себя образы Минина и Пожарского. Дознание показало, что, завладев огромной суммой денег, авантюрист действительно практически всё потратил на создание кавказского ополчения. Большая часть средств ушла на «бакшиш» (подношения) местным князькам и покупку экипировки для горской сотни.
Когда о проделках авантюриста доложили Александру I, разгневанный самодержец распорядился применить к наглецу самые строгие меры. Медокс был заключён в Шлиссельбургскую крепость, где содержался в самых строгих условиях. Из тюрьмы ему удалось выйти спустя 14 лет, но лишь благодаря тому, что не хватало камер для арестованных декабристов.
Медокс был выслан под надзор полиции в Вятку, откуда вскоре утёк. Долгое время он куролесил по России. В ходе вояжа Медокс несколько раз арестовывался с фальшивыми документами, но сбегал из-под конвоя. Попутно он писал «предерзкие» письма самому Николаю I.
В жизни Медокса была ещё одна авантюра - развлекаясь, он отправил на имя самодержца донос о подготовке второго восстания декабристов, которое сам же и придумал. Власти, которые хорошо помнили первое восстание, отнеслись к информации крайне серьёзно. Вскоре Медокс был вновь пойман и оказался под следствием. Когда же выяснилось, что он просто «водил за нос» шефа жандармов Бенкендорфа и Николая I, ярости серьёзных людей не было предела. Медокс просидел ещё 22 года в казематах Шлиссельбургской и Петропавловской крепости и вышел на свободу только в 1856 году. Оставшиеся годы жизни он мирно доживал в имении одного из братьев.
Христосование императора Николая II с членами экипажа яхты Штандарт Ливадия. После 1909 г
Христосование императора Николая II
Александра Фёдоровна одаривает солдат фарфоровыми пасхальными яйцами
фото из журнала 1915 года. «В булочной. Выдача куличей по очереди» Москва
Казачья семья Уваровых в день празднования Пасхи. Станица Спокойная, 1913
Станица Новоминская Краснодарского Края
Полтава, 1910-е
в Карелии
Праздничные гуляния на Семеновском Плацу в Петербурге
Гуляния на Семеновском Плацу в Петербурге
Саров, 1903
Семья Осиповых за пасхальным столом
Пасха на фронте
Пасха на фронте 1917
95-й Красноярский полк празднует Пасху в 1915 году, Львов
1916
1910-е
В казарме. Катание яиц было, скорее, популярной детской забавой
Дети катают яйца. Москва
Офицеры второго Дроздовского полка празднуют Пасху. Крым, 1920 год. Уже после революции
Выспаться, провести генеральную уборку, посмотреть все новые сериалы и позаниматься спортом. Потом расстроиться, что время прошло зря. Есть альтернатива: сесть за руль и махнуть в путешествие. Как минимум, его вы всегда будете вспоминать с улыбкой. Собрали несколько нестандартных маршрутов.
В сентябре 1837 г. император Николай Павлович вместе с императрицей и цесаревичем прибыли в Севастополь, намереваясь ознакомиться с состоянием дел на Кавказе, Закавказье, а заодно и в Крыму. К этому времени в Петербурге уже была подготовлена реформа управления и нового устройства обширных южных районов Российской империи. Однако, нововведения встретили неожиданное противодействие со стороны должностных лиц на местах.
Так, командир Отдельного Кавказского корпуса и главноуправляющий гражданской частью и пограничными делами Грузии, Армянской области, Астраханской губернии и Кавказской области генерал от инфантерии Григорий Владимирович Розен всячески противился продавливаемой сверху реформе, считая, что планы грандиозных преобразований подготовлены без учёта местных реалий и требуют серьёзного пересмотра. При этом, сам того не ведая, генерал Розен разворошил осиное гнездо – предваряющий реформу титанический труд большого количества сановников получил высочайшее одобрение, а денежные премии, звания, титулы и ордена уже были вручены. Действия Розена были расценены многими как чистое вредительство, поэтому в заоблачных кулуарах появилось мнение, что неплохо бы избавиться неуживчивого генерала.
На Кавказ была послана инспекция во главе с отцом реформы сенатором Павлом Ганом и генерал-лейтенантом Илларионом Васильчиковым, по всей видимости, имевшая главной целью вскрыть злоупотребления и дискредитировать барона Розена.
Герой Отечественной войны 1812 г. генерал от инфантерии Г.В.Розен. Государственный эрмитаж. Мастерская Дж.Доу. Изображение из открытых источников.
Одновременно, флигель-адъютант Пётр Катенин положил на стол Николаю Павловичу рапорт своего брата полковника Павла Катенина, служившего ранее в Эриванском полку под началом князя Дадианова (зятя генерала Розена). Причиной отправки жалобы послужил личный конфликт между Павлом Катениным (тоже далеко не подарком) и Дадиановым. Причём последний, пожаловался на «дурное поведение» подчинённого своему тестю барону Розену, а тот сослал Катенина служить в Кизляр. В поданных на имя императора документах описывались многочисленные хозяйственные злоупотребления полкового командира. Николай Павлович, сторонник насаждения жёсткой армейской дисциплины, читал и только хватался за голову.
В качестве небольшого отступления здесь будет уместно сказать несколько слов о командире Эриванского полка полковнике Александре Леоновиче Дадианове. Он был выходцем из симбирской ветви грузинского княжеского рода Дадиановых. В 16 лет князь начал службу подпрапорщиком лейб-гвардии Преображенского полка. В 1821 г. был назначен адъютантом к генералу Паскевичу, с которым участвовал в войнах против Персии и Турции на Кавказе.
За время службы Дадианов зарекомендовал себя как блестящий офицер и бесстрашный солдат. Князь был награждён за боевые отличия при осаде Сардар-Абада золотой шпагой, при взятии Эривани – орденом святой Анны 3-й степени, при взятии Карса – орденом святой Анны 2-й степени. Алмазные знаки к ордену Дадианов заработал уже за взятие Ахалциха.
В 1829 г. Дадианов был отправлен в Петербург с донесением о взятии Эрзурума и разгроме турецкой армии. В столице к князю отнеслись весьма благосклонно, он был произведён в полковники, пожалован флигель-адъютантом к императору и, в неполные 29 лет, получил под начало Эриванский полк.
Столь быстрая карьера, по всей видимости, вскружила голову Дадианову. Прибыв на новое место службы, князь был буквально ослеплён возможностями, которые открыла перед ним полновластная должность на окраине империи, далеко от столичного надзора и строгостей гвардейских частей российской армии. Как впоследствии установила комиссия 1837 г., Дадианов направил все ресурсы полка на личное обогащение. Конечно, корни злоупотреблений уходили во времена прежнего командира, но именно Дадианов поставил незаконную хозяйственную деятельность на широкую ногу.
По приказу командира полка солдаты и рекруты выгонялись рубить лес и косить траву, а добытые таким образом дрова и сено сбывались на рынках Тифлиса. Вместо постройки казармы князь на казённые деньги оборудовал мельницу и отписал её в своё владение. Две сотни рекрутов без обуви и обмундирования вовсе не обучались военному делу, а пасли стада овец, волов и верблюдов принадлежащих князю Дадианову. Солдатские жёны также были определены на работы, а при малейшей провинности женщин нещадно секли розгами.
«…занимаясь поставкою провианта и постройкою разных в казну строений, от всех хозяйственных оборотов [Дадианов] имел важные денежные выгоды, никогда не употребляя наемных рабочих, а одних нижних чинов вверенного ему полка, не производя им часто никакой платы, или плату не согласную с утвержденными сметами. Таковое незаконное употребление нижних чинов, сопряженное с большим для них трудом, лишило полковника Дадианова заняться нравственным и фронтовым образованием полка, который в сих отношениях находится в весьма слабом состоянии…»
Как ни странно, все эти вопиющие подробности были не известны командованию в Тифлисе. Да и кто бы дерзнул доложить наверх о злоупотреблениях – удачная женитьба в 1836 г. на дочери генерала Розена возводила князя в ранг неприкасаемых. Однако, вечно такое продолжаться не могло и информация о безобразиях в полку попала на стол к Николаю Павловичу.
Судя по всему, император прибыл на Кавказ с уже готовым планом мер по отношению к барону Розену и князю Дадианову. Как писал впоследствии Николай Павлович:
«…Розен исполнен благих намерений; но его непомерная слабость причина большей части зол; ибо хорошо делают те только, кои из собственного подвига что-то делают, взыскивать же он не умеет. Однако надо ему отдать справедливость, что на него лично никто не жалуется, но все говорят про его слабость…»
Дадианов здесь сыграл роль инструмента, с помощью которого отстранили от дел неуживчивого генерала.
Всё шло своим чередом и ничего не предвещало грозы, когда император изъявил желание провести смотр Эриванского полка. Смотр, так смотр, и ничего не подозревающий командир прибыл с полком в Тифлис.
11 октября 1837 г. Эриванский полк был выстроен на Мадатовской площади в ожидании Его Высочества. После проведения смотра, падкий на позёрство Николай Павлович, подозвал к себе Розена и Дадианова. Император хмуро посмотрел в глаза князю, после чего публично, громко и с расстановкой стал выговаривать ему своё крайнее неудовольствие.
Обернувшись к генерал-губернатору Тифлиса Михаилу Брайко, император распорядился снять с Дадианова эполеты полковника, флигель-адъютантские аксельбанты и ордена. Однако Брайко, находясь в страшном волнении, слишком долго и церемонно отстёгивал знаки отличия. Тогда, раздражённый Николай Павлович, приказал сорвать регалии, что было выполнено генерал-адъютантом Алексеем Орловым, который «всегда готовый в таких случаях сыграть роль палача, подбежал и начал рвать так, что клочья полетели в разные стороны». К месту экзекуции подлетела фельдъегерская тройка, куда быстро затолкали поникшего, оборванного и обесчещенного князя Дадианова. После чего арестант под конвоем был препровождён в Бобруйскую крепость.
Интересно, что вся эта история развернулась на глазах супруги Дадианова и её матери, Елизаветы Дмитриевны Розен, приглашённых на смотр в качестве почётных гостей. Обе дамы были настолько впечатлены развернувшимся действом, что попадали в обморок. Сам барон Розен «почернел и изменился до неузнаваемости». Тем не менее, Николай Павлович решил подсластить горькую пилюлю, пожаловав флигель-адъютантское звание старшему сыну генерала – поручику Александру Розену. Хотя всем было понятно, что после такого публичного унижения отставка командующего Отдельным Кавказским корпусом не за горами. Барон Розен был уволен с должности по собственному прошению 30 ноября 1837 г.
Обозлённый император сразу же отписался светлейшему князю генерал-адъютанту Ивану Фёдоровичу Паскевичу:
«Общая зараза своекорыстия, что всего страшнее, достигла и военную часть до невероятной степени, даже до того, что я вынужден был сделать неслыханный пример на собственном моём флигель-адъютанте. Мерзавец сей, командир Эриванского полка кн. Дадиан, обратил полк себе в аренду, и столь нагло, что публично держал стада верблюдов, свиней, пчельни, винокуренный завод, на 60 т. пуд сена захваченный у жителей сенокос, употребляя на всё солдат; в полку при внезапном осмотре найдено 534 рекрута, с прибытия в полк неодетых, необутых, частью босых, которые все были у него на работе, то есть ужас! За то я показал, как за неслыханные мерзости неслыханно и взыскиваю…»
Следственное дело по злоупотреблениям Дадианова продолжалось до 1840 г. Решением военного суда полковника приговорили к лишению чинов, орденов, княжеского и дворянского достоинств и отданию в рядовые. Император, ознакомившись с приговором, смягчил наказание, определив князю в качестве места пребывания город Вятку. По ходатайству генерала Розена вскоре ему было дозволено воссоединиться с семьёй и безотлучно жить в Москве. В 1856 г. император Александр II, по случаю коронации, возвратил Дадианову чин полковника в отставке, ордена, дворянство и княжеский титул.
P.S. Остался последний вопрос: Что же стало с реформой Закавказья? Как и предсказывал барон Розен, она полностью провалилась. Отец преобразований сенатор Павел Васильевич Ган был отправлен в отставку. Как впоследствии говорил Николай Павлович: «вижу, что Ган всегда меня обманывал; я всегда убеждён был в одном: что он человек с отличнейшими дарованиями, но заносчивый хитрец, недостойный доверия…»