Заточённая царевна...
В Питере шаверма и мосты, в Казани эчпочмаки и казан. А что в других городах?
Мы постарались сделать каждый город, с которого начинается еженедельный заед в нашей новой игре, по-настоящему уникальным. Оценить можно на странице совместной игры Torero и Пикабу.
Реклама АО «Кордиант», ИНН 7601001509
Всё как всегда
Автор: Stickydot. Источник: https://bogleech.com/creepy/creepy15-SameAsItEverWas
«Это не мой прекрасный дом. Это не моя красавица-жена». Это слова из песни «Once in A Lifetime». Пожалуй, большинство людей знает группу Talking Heads именно по ней, и сейчас эта песня актуальна для меня, как никогда. Это не мой дом, и да, это – не моя жена.
Это было видно невооружённым глазом, но они продолжали водить меня за нос. Моя жена – метр восемьдесят три ростом, у неё коротко стриженые волосы и красивые зелёные глаза. А сейчас напротив меня за столом сидит… швабра. Швабра, щётка которой выкрашена в чёрный цвет, с приклеенными к ней маленькими игрушечными глазками. И к ней тянутся длинные нити, уходящие в потолок. Когда она изображает, будто ходит по дому, то просто подпрыгивает, а когда говорит, то делает это визгливым голоском, который совсем не похож на её обычный бархатистый голос – так мог бы говорить кукловод в маппет-шоу. Обри и Лиза, кажется, не замечают ничего необычного, но им обоим всего по два года, и я списываю это на детскую глупость.
И это не мой дом. В моём настоящем доме стены выкрашены настоящей краской, как в доме любого нормального человека, а не размалёваны, как страничка в книжке-раскраске. К тому же, вся мебель жёсткая, даже кровать. Вчера я разрезал подушку и обнаружил, что это, на самом деле, кусок слоёного картона.
Понятия не имею, чьих это рук дело, но с меня хватит. Чёрт побери, да я уже три дня не могу выйти из дома – моя проклятая «жена»-швабра бросается наперерез к двери и говорит, что хочет проводить со мной больше времени. Мне не удалось выскользнуть наружу даже ночью, потому что окна, похоже, заколочены, хотя я и не нашёл никаких гвоздей. Если это не прекратится в ближайшее время, я сделаю всё возможное, чтобы вытащить отсюда себя и детей.
-----
Сегодня я ударил свою «жену». Я не хотел, она сама напросилась. Она лежала на диване и делала вид, будто смотрит что-то на нашем вырезанном из картона телевизоре. Я подошёл и прямо спросил её – за что она так со мной поступает? «В чём дело, милый?» ‑ спросила она. Чёрт побери, она отлично понимала, в чём дело. Я схватил её за ручку и начал трясти, крича ей в лицо. Это был просто бессвязный крик, без слов. А потом я оттолкнул её. Она отлетела назад и упала на пол. Швабра-«жена» начала плакать, а я бросился к выходу.
Входная дверь была не заперта, я распахнул её и бросился вперёд. И оказался в спальне. Это длится уже чересчур долго для простого кошмара. Теперь моя «жена»-швабра не разговаривает со мной, а дети, кажется, боятся, что папа обидит и их тоже. Я бы никогда не поднял на них руку.
-----
Вчера подменили и Обри, её место заняла маленькая метёлка для пыли. У неё тот же голос, что и у моей «жены», только она притворяется, будто говорит, как маленький ребёнок. А раньше Обри говорила полными предложениями. Я игнорирую её и стараюсь не спускать глаз с Лизы. Не хочу, чтобы забрали и её.
«Жена» делает вид, будто разделывает курицу на кухне – то есть скачет вверх-вниз перед разделочной доской, на которой лежат нож и кусок сырого мяса. Кажется, у меня появилась идея.
-----
Я обрезал ей нити. «Жене», не «Обри». Даже если всё это – какой-то кошмарный сон или галлюцинация, я не хочу навредить детям. Она упала на пол, из обрезанных нитей потекла какая-то белая жидкость, похожая на молоко, а имитировавший её голос пронзительно закричал. Дом содрогнулся, и я упал на колени. Лиза схватилась за «Обри», и их обеих начало поднимать в воздух. Я схватил их и изо всех сил потянул на себя, но то, что управляло нитями, было слишком сильным. Я мог только смотреть, как Лизу и метёлочку-«Обри» втягивает в потолок. Я схватил останки «жены»-швабры, взобрался на стул и начал стучать ею о потолок, крича, чтобы они вернули моих детей, но безрезультатно.
Теперь я остался один в этом картонном доме. Я перебрал все варианты – инопланетяне, социальный эксперимент, который проводит правительство, безумие – но что толку? Что бы ни играло со мной, оно меня бросило. Еда закончилась два дня назад, я грызу картон. Может быть, моя настоящая семья находится в другом картонном домике? Жаль, что я убил «жену»-швабру. Да, это не моя настоящая красавица-жена, но даже с ней было лучше, чем остаться здесь в полном одиночестве.
25 лет заточения в доме у собственной матери
Бедолага Бланш Моннье родилась в 1849 году в обедневшей французской семье кичившейся своими славными предками. Девушка получила прекрасное домашнее образование и к 16 годам прослыла в округе писаной красавицей.
От женихов не было отбоя, но каждому претенденту на руку дочери, ее жестокосердная мать отвечала категоричным отказом. Со стороны могло показаться, что она завидует красоте дочери и самое главное ее молодости.
В 27 лет «старая дева» Бланш влюбилась в красавца адвоката и, понимая, что скорей всего судьба дала ее последний шанс устроить свою судьбу решила бороться за свою любовь. Мать, оценив настрой дочери, решилась на преступление. Она обманом заманила Бланш на чердак и заперла в крохотном чулане, где помимо старого матраса больше ничего не было. Обитатели дома знали, что их толстые стены не пропускают наружу ни одного звука.
Луиза и Марсель, сестра и брат Бланш стали соучастниками жуткого преступления. Соседям женщина сказала, что дочь то ли умерла, то ли уехала в неизвестном направлении. Ее искал только жених адвокат, но через 10 лет он скоропостижно скончался и о Бланш все забыли.
Прошло двадцать пять лет, пока однажды в конце мая 1901 года на стол парижского прокурора не легла анонимка. В письме сообщалось, что в доме вдовы Моннье на протяжении 25 лет насильно удерживается ее дочь Бланш.
Прокурор приказал полиции провести обыск в указанном в письме доме.
На требование полицейских открыть, в жутком доме никто не ответил, после чего стражи порядка выбив дверь, вошли внутрь. Всех поразил тошнотворный запах, шедший с чердака. Обнаружив дверку в каморку, полиция ломом выломала ее и отшатнулась от жуткого зрелища. Среди гор объедков и засохших экскрементов лежала, голая истощенная женщина с гривой спутанных волос. У нее был абсолютно безумный взгляд, а с краешка губы свисала слюна. По кровати, полу и стенам бегали тысячи тараканов.
Сдерживая дыхание, полицейские завернули Бланш в теплый плед и увезли в больницу. В доме нашли преступницу мать и ее соучастника сына. Они были абсолютно спокойны и невозмутимы. Тем временем вокруг дома стала собираться толпа, которая требовала выдать им на расправу старую ведьму и ее ублюдка.
Преступница странным образом умерла в тюрьме спустя 15 дней после ареста. Сына и соучастника преступления Марселя Моннье судебная комиссия признала душевнобольным и отправила на принудительное лечение.
Бланш так и не оправилась от ужасов своей 25-летней пытки, женщина скончалась в 1913 году в психиатрической клинике в Блуа.
В Бельгии освободили сообщницу педофила и серийного убийцы Марка Дютру
В Бельгии досрочно выпустили на свободу Мишель Мартин — супругу и сообщницу педофила и серийного убийцы Марка Дютру (Marc Dutroux), известного как «чудовище из Шарлеруа», пишет Midi Libre. По информации газеты, она покинет тюрьму 28 августа. 62-летняя Мартин провела за решеткой 16 из 30 лет, полученных за помощь в похищении и изнасиловании шести несовершеннолетних девочек, четыре из которых погибли.
С середины июня 1995 года сотрудники полиции в Бельгии зафиксировали серию похищений детей. В июне того года пропали две восьмилетние девочки Жюли Лежен и Мелисса Руссо. Уже в августе пропала 17-летняя Эн Маршал и 19-летняя Эфье Ламбрекс. Через год, в 1996 году, были похищены 12-летняя Сабина Дарденн и 14-летняя Летиция Делез. Похищал девочек Дютру, ему помогала его жена Мартин, следившая за жертвами, и наркодилер Мишель Лельевр, которого преступник заживо замуровал в своём погребе. Иногда педофил насиловал жертв в присутствии своей супруги. Мартин и Дютру поженились в 1989-м году, когда он находился за решеткой. В 2003 году пара развелась.
Напомним, 26 апреля 1989 г. - Марк Дютру осужден за изнасилование пяти девочек в 1985 и 1986 годах.8 апреля 1992 г. - Дютру благодаря тогдашнему министру юстиции Мельхиору Ватле досрочно освобожден из тюрьмы, где он отбывал 13,5-летний срок. 24 июня 1995 г. - в Льеже похищены восьмилетние девочки Жюли Лежен и Мелисса Руссо. 22 августа 1995 г. - в Остенде похищены 17-летний Ан Маршал и 19-летний Ифье Ламбрекс.25 ноября 1995 г. - 43-летний Бернар Вайнштейн был убит Дютру (предположительно в этот день).
13 декабря 1995 г. - Следуя советам свидетелей и матери Дютру, начальник охраны Рене Мишо обыскивает дом Дютру в Марсинелле. Слышны детские голоса, но Мишо думает, что они исходят извне. 28 мая 1996 года самая известная на весь мир бельгийская девочка-подросток по имени Сабина ДардЕнн была похищена одним из самых известных педофилов и серийных убийц страны Марком Дютру. Похищение произошло, когда девочка ехала на велосипеде в школу в городке Каин в Турне, Бельгия. История Сабины очень похожа на испытание Наташи Кампуш из Австрии - обе девочки направлялись в школу без сопровождения взрослых и обеих затащили в фургон. Несмотря на то, что Сабине было всего двенадцать, она сопротивлялась Дютру и заваливала его вопросами и требованиями. Но Дютру убедил ее, что он ее единственный союзник и что ее родители отказались платить выкуп, чтобы спасти ее от похитителей, которые объявили, что убьют ее. Конечно, это был блеф, потому что похитителей не было, это было абсолютно фиктивно, и единственным человеком, который угрожал ей, был сам Дютру.
Дютру держал Сабину в подвале своего дома в тайном помещении за фальшивой стеной с мая по август 1996 года. Крошечного пространства хватало только на матрац и подобие унитаза. Периодически похититель забирал Сабину на верхний этаж и насиловал, после чего снова запирал в подвале. Сабина, плакавшая в кишащем насекомыми подвале, мечтала умереть...
- "Я ненавижу слово "жертва", – признается Сабина. – Люди постоянно говорят обо мне: "Ах, да, это жертва такого-то...". Но у меня есть имя. Я – Сабина Дэрденн. Да, я не такая, как все, но это потому, что у каждого из нас есть свое прошлое".
Сабина привлекательная девушка: стройная блондинка, любит носить джинсы и свитера, как и многие европейки. "Я выбираю жизнь" – так назвала она книгу о своих мучениях (Оригинальное название: J'avais 12 ans, j'ai pris mon vélo et je suis partie à l'école"/"Мне было 12 лет, я села на велосипед и поехала в школу" ). Произведение было переведено на 14 языков и издано в 30 странах. Во Франции книга стала бестселлером. В Бельгии, где хорошо помнят процесс по делу "чудовища из Шарлеруа", автора узнают на улицах и просят автограф. Но Дэрденн этому не рада: "Это похоже на ночной кошмар. Я не певица, не замужем за Бредом Питтом. Зачем они просят у меня автограф или говорят, что понимают все мои переживания? Они идиоты!".
Книгу Сабина написала, чтобы ей перестали задавать вопросы, которыми замучили после освобождения. "Меня спас мой сильный характер, – считает Дэрденн. – Если бы я была другой, более слабой, может быть, я бы уже давно умерла от одной мысли о том, что со мной случилось. Но даже тогда, в подвале я предпринимала попытки защитить себя, пусть они ни к чему и не приводили". С самого начала она пыталась осложнить жизнь своему мучителю, доводила его своими жалобами, требовала привести друзей, постоянно говорила о том, как ей скучно с ним.
Марк Дютру похитил еще одну девочку, Летицию Делхез – чтобы, как он утверждал потом в суде, Сабина прекратила свои жалобы. Как раз на этом похищении его и поймали: полиция выследила и арестовала маньяка. Дютру показал, где держит похищенных детей. 08.09.1996: Летиция Делез, которой тогда было 14 лет, исчезла после выхода из общественного бассейна в Бертрикс в провинции Люксембург 9 августа. Свидетель вспомнил неряшливый белый фургон, издававший ужасный шум двигателя, и снял частичный регистрационный номер. Фургон принадлежал Дютру, которого полиция быстро обнаружила ранее судимым за изнасилование. Когда девочки вылезли из дыры, в которой их держали, они так обрадовались освобождению, что поблагодарили своего мучителя, а Сабина даже поцеловала его в щеку. От воспоминания об этом ее до сих пор передергивает. Две пленницы семьи Дютру были найдены живыми в подвале одного из заброшенных домов недалеко от Шарлеруа на юго-западе Бельгии.
Также известны обстоятельства обнаружения тел четырёх жертв педофила и его жены. Две восьмилетние девочки умерли от голода в подвале одного из домов и были обнаружены там же. А тела двух более взрослых пленниц со следами насильственной смерти были закопаны в саду. В 2016 году преступник поделился с прессой ещё одним жутким замыслом. Марк Дютру, приговорённый к пожизненному сроку, говорил о создании подземной шахты для содержания малолетних пленниц:
— Моя идея состояла в том, чтобы проводить массовые похищения детей, а затем создать в шахте своего рода подземный город, где им всем было бы хорошо и превалировали гармония и безопасность, — цитирует слова педофила бельгийский еженедельник Soir Mag.
Сабина избегает в своей книге слова "изнасилование". "Оно расстраивает меня, хотя верно отражает то, что происходило, – рассуждает Дэрденн. – Но я хотела описать все так, чтобы было понятно, что это происходит с ребенком, и чтобы ребенок, если он прочитает мою книгу, понял все". Не любит она и психоаналитиков: "Они давят на меня. Хотят, чтобы я отвечала на все их вопросы. Хотят, чтобы я рассказывала им, что вижу на их дурацких картинках. А я задаю им свой вопрос, на который они не могут ответить: что я здесь вообще делаю?".
После освобождения Сабина так и не смогла сблизиться со своей семьей. Родителям и сестрам не удалось помочь ей – зато почти всем членам семьи пришлось пройти после случившегося курс психотерапии. Она молчала восемь лет. И только осенью 2004 г. во время суда над Дютру разрешила зачитать письма, которые писала родителям из заточения – насильник по неизвестным причинам их не уничтожил. Девочка писала о физической боли, которая преследовала ее все 80 дней пребывания в подвале, но страшнее всего звучат описания ее душевных страданий. Дютру обманывал ее, говоря, что родители все знают и одобряют его. Это побуждало девочку умолять родителей в своих письмах о прощении.
Мать Сабины, которая умерла год назад, никогда не читала этих писем. Ее дочь не позволяла ей делать этого. Когда Сабине исполнилось 18, родители развелись. "Я жалею об одном, – говорит Дэрденн. – О том, что мама никогда не прочитает мою книгу. Жалею, что мы расстались с ней тяжело".
Сабина пока не хочет заводить семью, хотя ее подруга по несчастью Летиция родила ребенка. О личном Дэрденн говорить не любит, но описала в книге свою первую любовь, которая стала первым шагом в обретении нормальной жизни. "Я знаю, что мы, я и Летиция, все равно будем иметь сложности в общении. Мы не доверяем людям, тем более мужчинам, и вообще тем, кто не прошел через то, что случилось с нами".
В будущем она планирует стать полицейским: "Я с детства была окружена полицейскими. Я видела, как они помогают людям, защищают их. Потом, после того, что случилось со мной, полицейские тоже были вокруг меня. Их мир привлек меня". И еще кое-что: "Когда я стану полицейским, я смогу арестовывать всех этих уродов, я смогу мстить! Если мне попадется кто-нибудь вроде Дютру, с каким удовольствием я надену на него наручники!"
Дом, расположенный по адресу Route de Philippeville 128 в Марсинелле, который чаще всего упоминается в СМИ, вскоре конфисковал муниципалитет Шарлеруа из-за того, что там произошло, и из-за плохого состояния дома. В бельгийской процедуре принудительной покупки владелец имеет последнее право посетить дом. Поэтому Дютру посетил этот дом 10 сентября 2009 года под усиленной охраной полиции. Снос этого дома начался только спустя 18 лет после ареста преступника - 6 июня 2022 г. На его месте будет разбит сад памяти с мемориалом.
В октябре 2019 г. Марк Дютру подал заявление на обследование у психиатра, чтобы иметь возможность досрочно выйти на свободу в условиях 2021 года. Как и в случае с Фритцлем, коллегия из трёх психиатров должна была прийти к выводу, что опасность его повторного совершения преступления невелика. В мае 2020 года слушание по делу Дютру об условно-досрочном освобождении было отложено из -за пандемии COVID-19. Чем всё в итоге обернулось для пожизненно осуждённого, можно только догадываться. Дютру, которому сейчас 65 лет, был приговорен к пожизненному заключению в 2004 году за похищение, неоднократное изнасилование и пытки шести девочек-подростков, которых он держал в своем подвале, по делу, которое потрясло Бельгию и международное сообщество в 1990-х годах. Он имел право на досрочное освобождение с 2013 года и просил освободить его с помощью электронного браслета в том же году , но ходатайство было отклонено судом, который заявил, что в то время у него «нет перспектив» реинтегрироваться в общество. К тому же, согласно законодательству Бельгии, Марк Дютру приговорен к пожизненному заключению, которое считается равным 30 годам, но может быть задержан еще на десять лет по усмотрению правительства. Приговор восходит к его первому аресту в 1996 году, а это означает, что он все еще может находиться в тюрьме до 2036 года.
Бывшая жена Дютру Мишель Мартин и его сообщник Мишель Лельевр также были осуждены и заключены в тюрьму за содействие Дютру, но с тех пор были освобождены условно-досрочно. Решение об освобождении Лельевра прошлой осенью вызвало негативную реакцию общественности, что привело к протестам в Брюсселе , а также онлайн-преследованиям и физическому нападению на Лельевра, на которого набросились и избили возле его дома через несколько дней после освобождения.
Джон Фаулз «Коллекционер»
«Коллекционер» – самый известный и знаковый для творчества роман Джона Фаулза. Несмотря на небольшой объём, книга имеет чёткую и лаконичную структуру. Автор сумел произвести большое впечатление несмотря на то, что сюжет был мне немного знаком.
В романе две основные части. Первая – это монолог, своеобразный поток сознания главного героя, Фредерика Клегга, который является коллекционером бабочек, человеком не совсем адекватным. У него было довольно тяжёлое детство, что, вероятно, и привело к определённым нарушениям психики. Фредерику трудно адаптироваться в современном обществе – оно его просто раздражает. Единственный человек, который хоть немного его понимал, – это дядя, вдохновивший его на путь коллекционирования.
Однажды главный герой выигрывает очень большие деньги на скачках. Его окружение и даже родственники, были настроены скептически, считая, что он этих денег не заслуживает и не сможет ими нормально распорядиться. Однако самое важное начинается дальше, когда он похищает Миранду – понравившуюся ему девушку. Коллекционер пытается логично обосновать и объяснить свой поступок. К данному преступлению он готовился довольно долго: следил за своей жертвой, вычислял её маршрут и даже купил трейлер и домик с большим подвалом за городом. При этом Фредерик до последнего внушал себе, что всё это лишь в теории, а на практике он на такое не способен. Так почему же молодой человек пошел на такое странное и страшное деяние? На это у него есть своя версия: якобы это всё для того, чтобы освободить Миранду от этого ужасного и порочного мира, в котором нет места такому прекрасному и чистому существу. И конечно же в процессе этого «спасения» она узнает похитителя получше и влюбится в него. В благородстве своей миссии он и пытается всё время убедить бедную девушку. Миранда пытается подстроиться под подобные взаимоотношения, чтобы сделать своё существование комфортнее и, наконец, выйти из заключения.
Читая рассказ Фредерика, можно легко обмануться в его намерениях: кажется, что он действительно хочет изменить мир к лучшему, что действительно любит девушку. На самом деле это совсем не любовь: ему плевать на её чувства и эмоции, для него главное обладать ею, иметь в коллекции. Ряд поступков выдают его ненормальность. Коллекционер всё время пытается быть максимально порядочным и правильным, что уже само по себе выглядит неправильным. Его истинная натура начинает более заметно проявляться к концу повествования: принудил девушку позировать для интимной фотосессии и до последнего игнорировал её болезнь. При этом он сам искренне верит в свою доброту и непогрешимость.
Вторая часть романа представляет собой дневник Миранды. Она с самого начала понимает, что попала в страшную ловушку. Её поведение –это своеобразная защитная реакция, попытка повлиять на похитителя. Всё безрезультатно. На страницах её дневника остро чувствуется отчаяние и безысходность.
Основное достижение книги в том, что показана вся логика сумасшедшего человека, для которого девушка лишь предмет зависимости и экспонат коллекции. После смерти Миранды Фредерик читает дневник и осознаёт, что она его презирала и ненавидела. Похититель глубоко разочарован и оправдывает себя тем, что сама девушка не смогла оценить его добродетели. Значит нужно найти другую…
Итог: Роман пугает своей реалистичностью. Мы понимаем, что дальше будет только хуже. Благодаря открытому финалу, можно лишь догадываться сколько ещё жертв соберет Фредерик в свою коллекцию.
Гексамерон
День первый
- Как только подъедем, сразу в дом, ясно? – сказал Игорь, не сводя глаз с грунтовой дороги. – Ни шагу в сторону. Я серьёзно.
- А то что? – хмыкнул Кир, втиснутый на заднее сидение к троим девчонкам. – Выбежит твой дед и зарядит мне из ружья солью в жопу за то, что ворую яблоки?
Кто-то из девушек засмеялся. Игорь – нет. Он знал, что полудикие кривые яблони за домом не раздеты октябрём – они умерли. И дед тоже. Пережил их года на два.
Интересно, кстати, в доме осталась соль? В суматохе сборов Игорь впопыхах забыл о куче маленьких важных вещей, вроде запаса сигарет, например – благо, хотя бы зажигалка у него всегда была с собой. И ещё вот о соли. Нет, ну правда, какая, нафиг, соль? Он тогда думал о чём угодно, но не о ней.
Игорь заглушил двигатель перед покосившимся, чёрным от времени бревенчатым домом. Ничем не огороженный двор зарос бурьяном и дудкой. Подъезжая, ребята видели по всей деревне одно и то же: косматую полынь, сорные травы по пояс, разросшийся в колючие джунгли шиповник. В детстве, когда родители отправляли Игоря сюда на лето, в некоторых из этих покинутых ныне домов жили круглый год, в другие приезжали как на дачу. Теперь здесь, кажется, даже не пели птицы.
- Да уж, - сказал Матвей, выходя из пассажирской двери, и недовольно сморщил нос. – Тишина как на кладбище.
Четверо, набившиеся на заднее сидение, как сельди в бочку, сейчас пытались со смехом и пыхтением выбраться на волю. Взвизгнула и захохотала Марго – не иначе Кир, пользуясь моментом, пощупал её за зад. Когда Матвей наотрез отказался ехать сзади – он вообще не терпел тесноты, даже в метро в час пик не совался, – Кир, конечно, вполсердца обозвал его педиком, но сам явно был не против поприжиматься к юным женским телам.
Начал накрапывать мелкий дождь. Они похватали из багажника вещи и сгрудились под козырьком террасы. Сражаясь с заржавевшим навесным замком, Игорь ещё раз оглядел всех, кто решился поехать с ним. Матвей с его толстыми очками и вечным саркастичным изгибом бровей. Небритый Кир в кожанке и старой застиранной футболке с КиШом. Марго – блестящие волосы, крашеные в чёрный, каблучища (знала же, куда они едут! зачем?!), фальшивые ресницы до небес. Вероника, их родная, а потому не подлежащая буллингу серая мышка, шмыгает красным носом – наверняка всю дорогу плакала, впрочем, как и всегда.
А ещё Мила. Деловитая, собранная, в практичном рыжем свитере с горлом, с пушистым русым каре и чудны́ми, чу́дными глазами – сине-серо-зелёными с золотыми крапинками возле зрачка.
Как же Игорь был рад, что она тоже с ними.
Дверь наконец покорилась, и он пропустил всех вперёд. Мила, идущая последней, задержалась на пороге и положила руку Игорю на плечо.
- Нас заметили, да?
Игорь кивнул.
Он не стал говорить остальным – не хватало им ещё паники и истерик. Но он видел.
Мила поджала губы.
- Значит, мне не показалось.
Игорь промолчал о том, что и сам надеялся, что ему просто померещилось от нервов.
Закрыв за собой дверь, он щёлкнул в темноте сеней замком, запираясь изнутри.
В доме пахло плесенью и пылью – ещё бы, сколько сюда не ступала нога человека? Год? Два? Дядя с тётей вроде хотели приехать посмотреть, не осталось ли от деда чего-нибудь ценного, и продать участок, но, видимо, решили, что овчинка не стоит выделки. Воровать тут тоже давно уже было некому, так что все дедовы пожитки остались на своих местах. Нехитрая посуда, драные ватные куртки, стёганые одеяла старше Игоря раза в два… Он даже отыскал дедушкин запас махорки, и облегчение от этой находки было до стыдного огромным – сигарет у Игоря в кармане осталось всего полпачки, а бросать прямо сейчас он не был готов.
Соль и та нашлась, правда, от влажности слипшаяся в огромный серый комок, который приходилось крошить ножом.
Остаток дня они пытались обустроиться на новом месте. Мила рылась в шкафу с отсыревшим постельным бельём, Ника тревожно пересчитывала пакеты гречки и макарон. Марго попыталась открыть наглухо разбухшее окно, чтобы проветрить, но только сломала ноготь и потом полчаса выла раненой волчицей. Поделом: Игорь с самого начала предупредил, чтоб на улицу носа не казали! От Матвея пользы было ноль, он мозгами работал куда лучше, чем руками, зато Кир хотя бы помог Игорю натаскать дров из сеней.
В доме было две комнатки, чердак, подпол – им повезло, что именно там, а не во дворе, дед устроил колодец, – и большая кухня с обеденным столом, в которую вела входная дверь из сеней. Чуть ли не половину кухни занимала побелённая русская печь, растопить которую у Игоря не было никакой надежды. К счастью, дед под конец жизни тоже ленился делать это для себя одного, и рядом с белой громадиной, как приблудный котёнок под боком у мамы-кошки, притулилась закопчёная буржуйка. С этой управится даже городской житель, но и дров она жрёт ого-го…
А дров у них было не сказать чтобы много. Да и еды, если честно, тоже.
В конце лета Игорь увидел среди наводнивших интернет мемов про «одноразовые» маски, которые носятся по три месяца, туалетную бумагу и чумных докторов шутку о том, что пора «косплеить Бокаччо» – самоизолироваться на даче в кругу друзей с шашлыками и очешуительными историями. Тогда это было смешно, а потом… Потом всё стало происходить как-то слишком быстро, и то, что зародилось как полусерьёзное желание переждать пандемийную истерию вне города, за считаные недели превратилось в бегство. Никто из них не был готов как следует. Не сложил аптечку – Игорь захватил с собой только пенталгин и какие-то антибиотики, завалявшиеся дома; не купил сахар, спички и спальный мешок.
Игорь не знал, насколько ясно это осознают остальные, но он сам не обманывал себя с самого начала: устроить долговременное убежище им не удастся.
На самом деле, это и не планировалось. Они думали, что вся опасность – в городах, где сотни тысяч живут, сбившись в кучу. Что северные леса с их чистым воздухом, как, кажется, говаривала даже Ванга, станут спасением.
Наивные.
В окру́ге ведь наверняка были другие деревни. Посёлки. Дачи. С чего Игорь взял, что мелкие населённые пункты ещё не заражены?
Впрочем, уже неважно. Теперь они здесь, и деваться некуда.
Слава богу, им хотя бы хватило ума запастись фонариками и свечками. Электричества здесь не было и в лучшие времена; летом, белыми ночами, это как-то особо не мешало, а вот сейчас, в середине осени… Когда начало всерьёз темнеть, все потихоньку подтянулись в кухню, где Игорь наконец сумел сладить с буржуйкой. Пламя уютно потрескивало в раскалённых железных боках, мерцая за открытой дверцей, и на стенах вырастали длинные, гротескные тени, на которые почему-то было неуютно смотреть.
Кир с грохотом ссыпал на пол последнюю на сегодня охапку дров и пнул стоящую у печки картонную коробку. Ничем не скреплённые клапаны приоткрылись, показывая дряхлые обтрёпанные книжные обложки.
- А это ещё что? – спросил Кир. – Александрийская, мать её, библиотека?
Матвей закатил глаза.
- Ага. Либерия Ивана Грозного.
- Дед использовал их на растопку, - пояснил Игорь, вытаскивая из коробки выцветшую газету. – Привёз откуда-то, из райцентра, что ли. Там библиотека закрылась и списала целую кучу книг и прочей макулатуры, их чуть ли не на вес за копейки продавали, как картошку. У деда таких коробок было штук десять, наверное. Эта вот, похоже, одна осталась, он её до последнего берёг, потому что я кое-какие книжки из неё читал, когда ещё приезжал…
Он оторвал кусок газеты и попытался неумело свернуть себе самокрутку, но махорка рассыпалась. Со второго раза, впрочем, получилось лучше.
- О, так у нас тут настоящий Брэдбери, - равнодушно заметил Матвей. – Будем жечь книги.
Засмеялась только Марго, но Игорю что-то не верилось, что она реально поняла шутку.
- Кто где будет спать? – бодро спросила Мила.
В итоге она, Матвей и Ника устроились в меньшей из комнат – спать всем в разных было бы слишком холодно. Кир и Марго вдвоём удалились на чердак, на мешки с полусгнившим сеном, накрытые покрывалом, а Игорь остался на топчане в кухне – не хотелось оставлять печку без присмотра. Он разогнал всех по кроватям сразу, как они поужинали макаронами с тушёнкой, и погасил фонарик – запас батареек у них тоже был не бесконечный, – а сам ещё долго лежал, укутавшись в два одеяла, не в силах закрыть глаза.
Утром его разбудил хохот из сортира.
Проморгавшись, Игорь понял, что уже светло. Он заснул только под утро, и даже не потому, что Кир у себя на чердаке пялил Марго так, что с потолка сыпалась пыль. Старый дом, потревоженный гостями, жаловался и стонал, скрипели, качаясь на ветру, мёртвые яблони, и Игорю казалось, что по двору ходят. Нет, даже не ходят – бродят, подволакивая ноги, или ползают, если их нет вовсе, и в темноте белеют начавшие тухнуть бессмысленные глаза…
Хохот раздался снова. Значит, не приснилось.
- Как, уже психоз? – пробормотал Матвей, наливая себе чаю. – Как-то рановато. Доброе утро.
- Доброе, - согласился Игорь, садясь.
Дверь сортира хлопнула, и в кухню из сеней ворвалась Марго с какой-то газетой в руках. Ах да, дед же не признавал нормальной туалетной бумаги…
- Короче, слушайте кору, - объявила Марго. – «Буратино спрашивает у Пьеро: «Ты уже спал с Мальвиной?» - «Ага.» - «И как?» - «Ну, ты здесь не единственное бревно!»
Она едва смогла дочитать, потому что не выдержала и первая рассмеялась к концу. Кир, спустившийся с чердака, посмотрел на неё очень и очень красноречиво.
- Погодите, вот ещё, - заявила Марго, листая газету. – «Мужик с похмела просыпается: это моя рука... это её рука... это моя нога... это её нога... это мой член... это ЕЁ член?!»
- Хорош хернёй страдать, - сказал Кир. – Я знал, что ты тупая, но не…
Его прервал далёкий вой из леса, обступившего деревню с трёх сторон. Нечеловеческий. Голодный.
Все разом замолчали и застыли, не дыша.
- Ч-что это?! – испуганно пискнула Ника, как раз входившая в кухню и замершая на пороге.
- Что-что! Собака Баскервилей на болотах! – огрызнулся Матвей. – Сама-то как думаешь?!
- Волки, - равнодушно сказал Игорь, сворачивая самокрутку.
Они все знали, что это не волки.
- И ч-что нам делать?! – у Ники, кажется, начиналась паническая атака.
Игорь закурил.
- Есть, - сказал он. – Спать. Пить чай. Мыть посуду. Читать книжки, пока я их ещё все не пожёг.
- И пересказывать их друг другу. Реально, настоящий Брэдбери, - заметил Матвей. – Затвердим по книге наизусть, чтобы сохранить их для человечества после конца света.
Смешная шутка. Как будто он, самый умный в компании, не понимает, что с вероятностью в кучу процентов никакого человечества больше не будет.
Минуту или две они сидели в молчании. Потом Мила тихо сказала:
- Марго, почитай ещё.
И Марго, бледная даже под слоем штукатурки, который зачем-то намазала на лицо, подрагивающим голосом стала читать им несмешные бородатые анекдоты из двадцатилетних газет. А остальные слушали. Что ещё им оставалось делать?
День без интернета, сводок новостей, музыки и прочего мусора, помогающего убить время, тянулся без конца. Девчонки в гостиной читали друг другу вслух статьи и стихи из найденных старых журналов, Марго пилила и красила ногти, Матвей брезгливо выудил какую-то книжку из коробки с растопкой. Игорь сам не помнил, что делал – наверное, маялся от скуки до тех самых пор, пока все не расползлись по норкам с наступлением темноты.
Только когда все уснули, он вытащил из потайного ящика в кухонном столе потрёпанную старую тетрадь. Свой дневник.
Ему повезло, что он нашёл его первым – если бы Кир наложил на него лапу, то непременно устроил бы чтение по ролям. Тетрадка ждала хозяина всё в той же коробке у печки. Игорь начал писать в ней ещё мальчишкой, от нечего делать – у деда не то что телика, но даже радио не было, да и других детей в деревню привозили что-то нечасто. Правда, дневник он вёл не очень прилежно, так что сорока восьми листов хватило на несколько лет, и парочка даже осталась чистыми. Игорь бездумно листал покоробившиеся от влажности страницы: вот он отсчитывает дни до того, как родители наконец вернутся и заберут его в город, вот в щенячьем восторге описывает какую-то девчонку, на пару дней прикатившую проведать бабку через два двора. Надо же, он даже пытался что-то рисовать. Когда был мелким – волков, похожих на корявых собак, которые не напугали бы даже Пашку. Как стал постарше – анимешных девчонок с такими сиськами, что удивительно, как их хозяйки не падают плашмя лицом вниз…
В столе отыскался огрызок карандаша, и Игорь, не удержавшись, приписал над одним волком, воющим на луну: «Одна ошибка, и ты ошибся». Позволил себе улыбнуться.
Вот дурачок. Ему помирать скоро, а он над тупыми мемами ржёт.
Он убрал дневник обратно и пошёл спать.
- А что, кроме махровой фэнтезятины здесь ничего нет? – недовольно спросил Матвей.
Игорь, возившийся с печкой, не стал отвлекаться, чтоб на него посмотреть.
- Не знаю, - отозвался он и взглянул на книгу у себя в руке. – Ну, вот, например, есть справочник по органической химии, - он кинул его в топку. – То есть был.
- Ему бы всё равно не подошло, - сказал Кир. – Он же гуманитарий.
- Очень смешно, - хмыкнул Матвей. – А тебя ещё не выгнали из школы к тому классу, где объясняют, что гуманитарий – это не просто тот, кто не умеет складывать циферки?
- Да знаю, знаю, - ухмыльнулся Кир. – Кафедра классической филологии, все дела… «Лингва латина нон пенис канина», да?
- Эта фраза, кстати, грамматически некорректна, - спокойно заметил Матвей.
- А что ты сейчас читаешь, Мэтт? – спросила Мила. Сегодня была её очередь готовить обед, и она сидела рядом, оттирая дно кастрюли. – Тебе не нравится?
- Какую-то мистическую херню про студента с синдромом отличника, который переучился настолько, что у него кукуха улетела в район Марса, и он пришёл на зачёт по латыни и вместо того, чтобы отвечать текст по билету, взял и призвал демона. Демон обрушил крышу, естественно, кровь, кишки, мольбы и стоны, десятки погибших. Может, в чём-то и занятно, но финал слит, как токсичные отходы в городское водохранилище. Типа, автор вроде как пытается оставить неоднозначность насчёт того, был демон или нет – мол, здание университета и так было старое, могло рухнуть само по себе, все дела, а гэгэ просто в удачный момент умом тронулся. И всё бы ничего, но в последней сцене этого гэгэ находят мёртвым под завалом, разорванным чудовищными когтями. Вот объясните мне, зачем?
- Да уж, - сочувственно кивнула Мила. – Как во второсортных ужастиках.
- Да ладно, - беззлобно возразил Игорь. – А вдруг это было, ну, как гипноз? Говорят же, что если человеку внушить, что его сейчас прижгут сигаретой, и коснуться его руки хоть пальцем, у него будет ожог. Был даже вроде рассказ такой… у кого-то из фантастов…
- У Шекли, - подсказал Матвей. – «Призрак-5». Но блин, это в реальности так не работает!
- Год назад ты про любой сценарий зомби-апокалипсиса сказал бы, что это так не работает, - фыркнул Кир.
- Сказал бы, - согласился Матвей. – И был бы прав.
Он бросил книгу, которую читал, на верх коробки.
- Эту следующей сожги. Она всё равно ни о чём.
На четвёртый день Ника наконец сломалась.
Она забаррикадировалась в маленькой комнате, той самой, где был люк в подвал, и, судя по звукам, рыдала в голос, забившись в самый дальний от двери угол.
- Никусь, ну ты чего?! – с широкими недоумёнными глазами вопрошала Марго, барабаня в дверь кулачками. В ответ ей неслись только всхлипы.
Мила бесцеремонно распотрошила Никину сумочку, неосторожно оставленную на кухне; отыскала среди вываленного на стол барахла упаковку из-под таблеток – пустую. Грязно выругалась.
- Ей же их каждый день нужно пить. Она что, не взяла с собой запас?!
- Хватит истерить, выходи! – крикнул Кир.
- Нет! – донеслось из-за двери. – Ни за что!
Нике явно не хватало воздуха, она захлёбывалась слезами, и приходилось напрягать слух, чтобы разобрать, что она там лопочет.
- А что, если… - выговорила Ника, - что, если среди вас уже есть заражённый?! А мы здесь все сидим! Вместе!! Запертые!! В одном доме!!!
- А вдруг этот заражённый – ты?! – спросил Кир.
Ника резко умолкла, и из комнаты снова зазвучал рыдающий, тоненький жалобный вой. Мила, бросив в Кира убийственный взгляд, плечом оттеснила его от двери.
Матвей нагнулся и поднял с пола раскрытую книгу, брошенную корешком вверх.
- Ну и какой умник дал ей почитать «Маску Красной смерти»?
Вопли за стеной постепенно утихли, перейдя в усталый, безнадёжный плач.
- А вдруг кто-то из нас и правда?.. – прошептала Марго.
- Чушь, - отрезал Матвей. – Терминальная стадия развивается за пять-семь дней, но симптомы были бы видны сразу.
Мила снова тихонько постучала в дверь – тщетно.
- Да оставьте её в покое, - проворчал Кир. – К обеду проголодается и сама вылезет.
Ника не вылезла ни к обеду, ни к ужину.
В вечерних сумерках Игорь с Киром, проведя совместную атаку на дверь, сумели сдвинуть кровать, служившую баррикадой.
Ники не было.
В комнате стояла мёртвая тишь. Окна были нетронуты. Ничто не двигалось – только мерно качался маятник настенных часов, которые Игорь исправно заводил, чтобы знать время, когда разрядятся смартфоны.
Он вдруг понял, что упустил момент, когда плач за стеной прекратился. Час назад? Два? Три?
Люк, ведущий в подвал, стоял открытым настежь. Как и крышка колодца.
В подвале Ники не было тоже.
Кир и Игорь вылезли из подпола, не говоря друг другу ни слова. Не сговариваясь, они с остальными ребятами решили постараться подольше растянуть воду, которую вчера натаскали в бак на кухне.
Той ночью Игорь впервые по-настоящему услышал шаги снаружи.
Неупокоенным мертвякам, движимым одним из двух основных инстинктов всего живого, понадобилось четыре дня, чтобы их найти. Вернее, четыре ночи: солнечный свет почему-то был им не по душе. Игорь не знал, что за чутьё их привело – звериный нюх? Единый разум вроде сознания пчелиного роя? Может, они методично обходили каждый дом в деревне, пока наконец не наткнулись на тот, внутри которого бьются живые сердца?
Он слышал, как шуршит их одежда, превратившаяся в лохмотья, как они порыкивают и стонут себе под нос. Как, бестолково кружа вокруг дома, трутся о стену плечом, не в силах постичь концепцию двери и найти вход.
Ничего. Ещё найдут. Это вопрос времени, а времени у них полно.
Игорь укрылся одеялом с головой и уснул. Кажется, он постепенно начинал привыкать.
Что будет, то будет. Какой смысл бояться?
Буржуйка жрала как не в себя. Игорь уже перетаскал все дрова из сеней и теперь прикидывал, какую мебель пустить под топор в первую очередь. Коробка с книгами опустела почти на две трети. Дедов рваный ватник оказался внуку вполне впору. Но ему всё равно постоянно было холодно.
И это ещё только октябрь.
Может, и к лучшему, что им не придётся переживать здесь настоящую зиму?
Днём на улице было тихо – только хрипло каркали какие-то птицы, стариковскими суставами скрипели деревья и брызгал на стёкла мелкий, унылый дождь. Никто не заговаривал о Нике. Её сумочку Игорь сжёг, а одежду поделили Марго и Мила: чтобы хоть как-то согреться, им приходилось одеваться как капуста.
Разговоры не клеились. Кир мрачно сидел у окна в гостиной и хлебал какую-то дрянь прямо из бутылки – а ведь Игорь говорил не брать алкоголь, как бы этот дурак не начал буянить… Марго, прячась от реальности, спала уже где-то часов восемнадцать, Матвей разгадывал кроссворды в старых газетах, Мила выбрала себе самую толстую книжку из тех, что ещё остались в живых.
Игорь пытался писать в дневник, но слова не шли. То ли разучился выводить слова от руки – не делал этого, кажется, с са́мой школы, – то ли мыслей было так много, что они застревали в дверях. В какой-то момент он поймал себя на том, что начал письмо маме и Пашке. Включил телефон, выключенный, чтоб сохранить зарядку: нет сети. Ну и хорошо. Что бы он им сказал? «Простите»? «Прощайте»?
Бутылка Кира, видимо, иссякла, и, заскучав, он пришёл в их Александрийскую библиотеку. Долго копался в том немногом, что осталось в коробке, выудил какую-то книгу; качнувшись, с размаху бухнулся задом на пол. Полистал свою находку, несколько минут, кажется, даже реально читал, а потом выговорил заплетающимся языком:
- М-да, заебись сказочка!
По-хорошему, не надо было бы ему отвечать, но Игорь слишком устал от молчания.
- Что там? – спросил он.
- Какие-то ёбаные стихи без рифмы, - сказал Кир. – Про то, как два брата-акробата пособачились, и один вырезал весь клан другого, кроме одного мелкого пиздюка. Того он в рабство взял. Но пиздюк из-за всей этой кровавой бани оказался проклят ненавистью или что-то типа того, так что у него руки росли из жопы. Он за что ни брался, всё ломал. Скажут ему с ребёнком сидеть – ребёнок кони двинет, скажут дом сторожить – дом сгорит. Попытался убить себя, потому что какой смысл так жить, но даже это не вышло, вот же ж лох, блин. Ну и в общем его погнали со двора ссаными тряпками, потому что кому нахер такой раб сдался. И он значит идёт по лесу и видит – девчонка на лыжах бежит. Он её и трахнул, в сугробе прям. А она оказалась его сестра. Пошла и прыгнула с обрыва. Короче… Посмотрел он на всё это дерьмо и взял себя зарезал. На сей раз получилось почему-то. И типа, его собака зато смогла согреться, попив тёплой крови и поев парного мясца. Вот так, тут, блин, и сказочке конец, а кто слушал, тот пиздец.
- Да уж, - сказал Игорь.
- Что «да уж»? – вскинул голову Кир. – Что «да уж»?! Всё, млять, как в жизни! Можешь страдать сколько угодно, всем насрать, можешь хоть сдохнуть, а всякие суки только и ждут, чтобы тобой попользоваться и выкинуть!
Он бросил книгу через всю комнату, встал – получилось не с первой попытки – и, тяжело и злобно топая, ушёл к себе наверх.
Игорь не пошёл следом. Правильно, пусть проспится. Он сходил за книгой, бросил её обратно в коробку и стал наливать воду в таз, чтобы мыть посуду.
Мила, бесшумно возникшая рядом, встала с Игорем плечом к плечу и принялась помогать споласкивать чашки, хотя сегодня и не была её очередь. Некоторые люди умеют утешать без всяких слов.
На улице темнело, из леса ползли холодные тени, но Игорь усилием воли заставлял себя слушать и слышать только тёплый, домашний треск дров в печи, пышущей жаром.
Утром Кир спустился с чердака и буднично сказал:
- Я убил эту суку. Можете пойти посмотреть.
Игорь с остальными кинулись наверх, едва не сбивая друг друга с ног на лестнице, и нашли Марго лежащей с подушкой на лице. Она уже совсем остыла.
Пока Мила тормошила подругу, пытаясь разбудить, Игорь вспоминал основы сердечно-лёгочной реанимации, а Матвей просто стоял в стороне и смотрел взглядом, равнодушно говорящим «все там будем», Кир повесился в гостиной. Они нашли его чуть позже, свисающим на собственном ремне с потолочной балки.
Матвей помог Игорю снять его и оттащить оба тела в сени. Хоронить ребят по-людски не было ни времени – даже днём находиться на улице было слишком опасно, – ни сил, так что они просто выволокли их наружу и столкнули с крыльца.
«It’s the circle of life,» - вспомнилось Игорю из хорошего старого мультика, и он криво усмехнулся самому себе. Здесь будет кому подобрать падаль.
Тушёнка кончилась ещё вчера, но никто даже не заикнулся о том, чтобы пополнить свой рацион белком.
Он возился с замком в тёмных сенях, когда Матвей вдруг сказал:
- Не запирай пока.
Игорь взглянул на него через плечо, не понимая.
- Я ухожу, - просто сообщил Матвей.
- С ума сошёл?! – Мила, возникшая на пороге кухни, была тёмным силуэтом на фоне освещённого проёма. – Куда ты пойдёшь?
- Не знаю, - спокойно признался Матвей. – Игорёк ведь говорил, что тут рядом железная дорога. Может, по ней в город ходят военные составы.
- Не дойдёшь, - хмуро припечатал Игорь. – Сожрут.
- Может быть. А может и нет, - Матвей пожал плечами. – Днём они вялые. Ночью найду, где спрятаться. Они медленнее человека и уж точно глупее. Шанс есть.
Минуту все помолчали. Да, шанс, наверное, есть всегда, но…
- В любом случае я не хочу оставаться здесь до тех пор, когда мы начнём драться за то, в каком порядке друг друга жрать, - сказал Матвей. – Простите, ребята. Но лучше уж так.
Игорь не стал тратить силы на спор.
Матвей собрал самое необходимое в небольшой городской рюкзак, и Игорь открыл ему дверь.
Они с Милой остались вдвоём. Если честно, где-то там, в глубине души, Игорь давно подозревал, что так всё и будет.
Он начерпал воды с донышка бака на кухне и поставил чайник. Когда тот засвистел, сделал себе и Миле по большой кружке чая. В буржуйке уютно потрескивали ножки и спинка порубленного на дрова стула.
Мила обхватила чашку руками, грея пальцы. Игорь достал из заначки последнюю пачку печенек. На вкус они были как картон.
Говорить было не о чем.
Враз опустевший дом казался гулкой, тёмной пещерой. Такой же тихий, как тогда, когда в нём не было совсем никого, и, кажется, от этой тишины становилось даже холоднее, чем от того, что шесть человек больше не греют воздух своим дыханием.
За окном смеркалось, и бурьян во дворе снова зашуршал, потревоженный чьей-то неровной, неживой походкой. Слава богу, не с той стороны, куда выходили кухонные окна.
Со стороны крыльца. Там, где лежали свежие, вкусные Кир и Марго.
Игорь даже не вздрогнул, когда с улицы донеслись чавканье и возня. Звуки борьбы за самые лакомые куски. Хруст хрящей и хлюпанье по-звериному разрываемого мяса.
Интересно, далеко ли ушёл Матвей?
- Нет, ну правда, глупо как, - словно прочитав его мысли, вдруг заговорила Мила. – Мэтт же умный парень, зачем?! Это, знаешь, как вот в этой книжке, которую я читаю… Там про параллельный мир, в котором прорвалась ткань мироздания или что-то типа того, и в этот прорыв начало просачиваться такое Ничто, абсолютная пустота, которая в малых дозах искажает всё, чего касается. А мир был, знаешь, такой… Ну, типа утопической версии античного общества, только без рабов. Науки, искусства, уровень жизни на запредельной высоте… И из-за этого Ничего люди стали потихоньку превращаться в чудовищ и начали всё разрушать. Просто потому, что им это было прикольно.
Игорь слушал её и отхлёбывал чай, не чувствуя вкуса. Он привык пить сладкий – вот кто мешал ему взять из города сахар?
Зомби во дворе глодали кости его друзей.
- И, в общем, один из героев, прекрасный скульптор… Он ещё не успел чудовищем стать, но взял молот и пошёл и разбил все свои скульптуры, на которые потратил целую жизнь. Представляешь? Просто потому, что «лучше уж сам». Там описано, как он часами из мрамора каждый пальчик вытачивал, каждый ноготок, каждый локон. Как ваял бюсты дам в прозрачных вуалях. Из камня! А потом взял – и вдребезги… Я бы не смогла.
Мила невесело улыбнулась.
- Знаешь, сказала бы, что это как ребёнка своего убить. Но этот скульптор, он потом взял кинжал и пошёл знаешь куда? К дочери в спальню. Потому что понял, что дочка – его самое, чтоб её, совершенное творение. И что да, опять-таки «лучше уж сам».
Она замолчала. Её губы дрожали.
- Так глупо, правда? Если и так ясно, чем всё кончится, то какая вообще разница, сам или не сам?
Игорь, морщась, допил чай. Отставил кружку.
- Ты правда не понимаешь? – сказал он.
Крыльцо заскрипело под тяжестью мёртвых тел. Может, зомби всё-таки чуют запахи и смогли вынюхать, откуда им скинули свежего мяса?
Стул в буржуйке догорал, и коробка с книгами почти опустела. Игорь уже сжёг связки женских журналов и жёлтых газет. Сжёг учебник латыни для медиков (издание второе, дополненное, под редакцией Матвея Орлова). Сжёг томик рассказов Эдгара По, на обложке которого перемазанный грязью юноша судорожно сжимал в руках шкатулку с зубами, и сборник жутковатых карельских сказок. Остались только книжка Милы и его, Игоря, дневник.
Он коснулся растрепанной тетрадки и попытался вспомнить, как чувствовал себя в детстве. Давно, когда этот дом ещё не покосился, как пьяный, из печалей в будущем было только неумолимо грядущее первое сентября, и никто не видел и в страшном сне, что то, что случилось в этом году, взаправду может случиться.
Потенциальный конец человечества. Чумное поветрие.
Пандемия смертельной нейроинфекции.
Даже сейчас, когда всё уже произошло, эпидемия казалась сном. Сценарием очередного фильма-катастрофы про вирус со смертностью почти в девяносто процентов, от которого никак не могут найти вакцину. Про закрытые аэропорты, костюмы биологической защиты, про скептиков, кричащих, что паника раздута ради наживы фармацевтов. Про опустевший – все забились по своим норам – город, сплошь обклеенный памятками о том, как распознать болезнь.
«Регулярно мойте руки. Использование одноразовых масок обязательно. Соблюдайте социальную дистанцию. Первый и главный симптом: невероятно реалистичные галлюцинации».
Новая болезнь обводила иммунитет вокруг пальца, и от неё даже не поднималась температура. Она проникала прямо в мозг и разрушала его за неделю.
«Терминальная стадия развивается за пять-семь дней после возникновения первых симптомов. ВАЖНО! Больной становится заразным в первый же день заболевания!»
Исследования показали, что видения могут быть разными, но один мотив неизменно повторяется у каждого пациента в любой точке мира. Мозг человека эволюционно недалеко ушёл от того, каким был тысячи лет назад; он ещё слишком хорошо помнит время, когда мы все были добычей.
Галлюцинации, рождённые нейроинфекцией, идеально вписаны в мир больного. Для него они выглядят, звучат, пахнут как настоящие вещи. Они даже осязаемы: мозг, моделирующий нашу личную реальность, безупречно обманывает сам себя.
И среди них обязательно есть хищник.
(Продолжение в комментариях)