Если друг оказался вдруг⁠⁠

Глава 1: Я, как и вы, не такой, как все

Глава 2: Детский Ад

Глава 3: Все девочки верят сказочникам

Глава 4: Мамин бродяга. Бабушкин разведчик

Глава 5: Мой друг - генерал!

Глава 6: Киви жаждут моей смерти!

Глава 7: Легкий способ выбраться из френдзоны

Глава 8: Моё знакомство с шизофренией

Очнувшись, я обнаружил себя лежащим в больничной койке. Рядом со мной сидела плачущая мама, и, увидев, что я очнулся, очень обрадовалась и стала гладить мои щёки и что-то при этом бормотала. В мою руку была вставлена тонкая игла, которая служила проводником между мной и сосудом, вкачивающим внутрь меня лекарство. Мама заранее ограничила меня от резких движений, чуть касаясь меня рукой. Я огляделся вокруг, покачал головой и очень обрадовался, что этот кошмар закончился. Волны больше не били меня в лицо, а мои мысли собраны как прежде и не летели, следуя какой-то своей траектории, словно стрелы в ветреный день. Мне очень хотелось пить и казалось, что я истощён настолько, что не смогу разорвать свои слипшиеся губы, чтобы попросить об этом:

– Мам…воды… – отрывисто произнёс я.

Взяв прозрачный стакан с невысокой тумбочки, стоявшей по соседству с моей кроватью, она налила в него заветную жидкость. Я, испытывая трудности, оторвал голову от подушки, и мама, придерживая мой затылок рукой, наклонила стакан, чтобы я мог наконец-то попить. Я жадно глотал воду вместе с воздухом, потому что в таком положении пить представляет огромную трудность, и стакан через мгновенье опустел. Мама налила ещё кружку. Потом ещё. Когда я допивал третий стакан, в палату неожиданно зашёл Герман Викторович. Ну, вы помните его? Дружелюбный доктор, с которым мы собирали пазлы и рассматривали картинки. Я не узнал его сразу, из за накинутого на него сверху больничного халат. Доктор хоть и был в этот раз весьма суетлив, тем не менее улыбался мне и даже подмигнул. Он осмотрел меня, что-то записывая в своей зелёной тетради. Я помню её, это та самая тетрадь, которую он заполнял, когда я посетил его в прошлый раз. Сегодня доктор сам сделал ко мне визит, и я понимал почему. Герман Викторович показал моей маме какой-то сигнал, который он наверное думал, я не замечу, и мама покинула палату, перед этим спросив, не хочу ли я чего-нибудь вкусненького? Я отказался. Во рту стоял тошнотворный вкус, и аппетита совсем не было. Мама удивилась и сказала, что сама что-нибудь придумает.

После того как мама ушла, Герман Викторович принялся задавать мне вопросы о том, с чего это началось? Было ли похожее раньше, что я помню из последнего. Я долго не мог объяснить, или не хотел объяснять врачу мои мысли и переживания, но, обладая каким-то диковинным даром, врач смог меня разговорить, и я поведал ему всё до мельчайших подробностей. Также как рассказываю сейчас вам. Герман Викторович что-то записывал и, почти не отрываясь, задавал мне вопросы. Небольшая тетрадка была исписана полностью, после чего он спросил, боюсь ли я происходящего со мной? Честно сказать, я не боялся этого, ровным счётом до того момента, пока не услышал этот вопрос. Это так подозрительно. Я чувствовал, что в этом есть какая-то опасность, о которой мне бояться рассказать. Я догадывался, что болен. Раньше я с лёгкостью мог придумывать миллиарды фантазий и проживать их и безопасно носить их в своей голове. Однако в это раз, они как будто вырвались из меня. Они были злыми и пугающими. Я не мог их сдерживать, они, словно устроили бунт. Я уже не чувствовал, что я хозяин своего воображения. Словно сотни телевизионных каналов включились одновременно в моей голове и транслировали картинку и звук прямиком в мозг. Все вместе, на максимальной громкости, постоянно перебивая друг друга. Раньше я в любой момент мог отличить фантазию от реальности, но в этот день они словно переплелись в одно целое. И фантазии были не мои, они просто назло появлялись в моей голове, а я не мог на них повлиять. Я лишь обрывками пытался осознать происходящее, и опять утопал в бесконечном потоке бреда, вырвавшегося из моего сознания наружу.

Врач, выслушав меня, достал из своего чёрного дипломата знакомый мне реквизит, и предложил заново пройти тесты, попутно задавая мне вопросы. Постучавшись в дверь, наш тест прервала мама с вопросом, может ли она зайти? Врач кивнул головой и сказал, что мы уже закончили, а затем отозвал мою маму на пару слов. Они очень долго о чём-то беседовали. Чересчур долго, потому что я успел уснуть. Но, как только дверь палаты открылась, я снова открыл глаза. Мама села со мной рядом на кушетку, а врач, пододвинув стул напротив нас, сказал, что нам сейчас нужно очень серьёзно поговорить, и что я должен это знать, и они с мамой решили, что лучше узнать это от врача. Как оказалось, мои фантазии и это кратковременное помешательство на уроке – результат необратимых процессов в моём мозге, что я болен, и должен круглосуточно быть под наблюдением, принимая таблетки.

Герман Викторович успокаивал меня, обещая, что всё будет хорошо, и мы вместе постараемся не допустить подобного впредь. Постоянно повторяя, что современная медицина знает как бороться с недугом. Рассказывал о сотнях излеченных лично им пациентов. А мне до всего этого было плевать, потому что врач сказал мне, что моего друга Макса – не существует Что? Это плод моего воображения? Глупости! Я точно знаю, что Макс существует! Я видел его, я разговаривал с ним! Объяснения доктора начали меня раздражать, и он уже не казался мне таким дружелюбным. Как ты смеешь говорить, что моего друга не существует? Он есть! Доктор стал что-то объяснять мне про Тома Сойера, про то, что никто не видел меня играющим с кем-то другим, и ещё какую-то чушь, но я не слушал. Я закрыл глаза. Он говорит бред, и я просто не буду его слушать. Они все сговорились против меня. Они хотят, чтобы мне было плохо, чтобы я был один. Они завидуют. Мысли неслись одна за другой в моей голове. Я вспоминал Макса, как жал ему руку, разговаривал с ним. Я открыл глаза и обнаружил, что рядом сидит плачущая мама, а на краю кушетки лежит книга о «Приключениях Тома Сойера», которую доктор якобы просил почитать, чтобы по прошествии лет сравнить героя произведения с моим другом. Этого я делать, естественно, не собирался.