Chwila (две главы)⁠⁠

I

Ненастным февралём, почти что в полночь, я стоял, подняв руки вверх перед одним человеком. Которого, наконец нашёл. Мысли его затуманены. Жизнь сломана. Его отчаянье завладело не мыслью о самоубийстве, а об убийстве. Я знал, что был крупной причиной всему этому. Месть; и ничего больше. Крепко сжав глаза, реальность не исчезала. Бездна его мушкета, уставленного на меня, сводила меня в помутнее и безнадёжный страх. Эта маленькая дырочка, эта бездна, меня преследовала; даже если бы я малость дрогнул. И как говорил Ницше: «Если долго всматриваться в бездну, то бездна всматривается в тебя». Я мысли философа разделил так: что бездна – это своего рода «страх неизведанного». И вот когда я внимательно всматривался в чёрное дуло мушкета, а не в глаза убийце, то я понимал одно, что за этой бездной в меня всматривается маленький кусок железа, который вот-вот застрянет у меня в мозгах. Бездна смотрела на меня, а я на неё. Краткая влюблённость, краткий взгляд. Бах. И нет…

— Что ты стоишь, влюблённый наблюдатель? Переживаешь, верно? А ведь скоро, совсем незадолго до того, как ты уйдёшь, вспомнишь всё. — говорил человек с мушкетом, стояв сзади меня; я чувствовал, как от его гнева дробь в оружие накаляется.

— Может быть, есть-таки новое для тебя оправдание? Тебе говорить уже ничего не надо. Просто молчи. — продолжал он.

— Что же может остановить мой язык? Иаков? Что же? Если ты про оружие, то это, как по мне, — слабость. — начал говорить ему я.

— Слабость? Ты уверен? Мушкет у меня в руке, мерзавец! Подумай несколько раз, чем что-то предъявлять человеку с убийцей в руке!

— А их двоя? — сказал я, спокойно, разворачиваясь к нему лицом, с поднятыми руками.

— Двоя. Двоя. — сказал тот с запинкой.

— Рука не дрогнет ли у тебя, убить собственного врага? Мм? — растянул я улыбку, чтобы его ввести в заблуждение.

— Что?.. Что ты сказал? — удивился тот, и переспросил. — Не дрогнет ли? Да она как дуб! Ровна и мощна! Не один ураган не расшатает её! — прикрикнул он, добавляя смысл того, что ему это будет в сладость.

— Слушай, Иаков, давай вспомним этот день? Сейчас 30-ое марта, 2003 года; ты должен запомнить эту цифру навсегда. Она будет важна для тебя. — улыбался я и говорил ему это.

— Думаешь, я забуду тот день, когда покончил с тем, кого ненавидел? Мои слова были бесполезны против тебя, — я не смог тебя остановить. Значит, тебя остановит пуля. Ты хоть понимаешь, сколько мне горя ты сделал? Сколько в жизни творилось…И всё это из-за тебя одного, сволочь! Из-за одного! — ещё больше он затряс мушкетом.

— От всего человеческого… — начал я, — прости меня.

— Думаешь, что я вот так тебя прощу? Хватит с меня… хватит так с меня драть то, что у меня каждый раз забирали.

Я моргнул глазами и тут же зажмурился, не зная зачем.

— А ещё ты и бред городишь, что если оружие остановит тебя, то это – слабость. Зачем ты вот в такие судные минуты говоришь? Просто зачем?

— Слово – мощное оружие. — сказал я, твёрдо.

— Если оно и мощное, то почему в мире не прекратились войны? Почему?

— Война это другое. Мораль, это как раз то, где слово и будет могучим оружием.

— Хватит разговоров! — крикнул он, — Развернись спиной ко мне, живо! Бестолковое животное, как же ты мне уже надоел, а… Какая же ты скотина… Ох, ну и сволочь же, а… Мерзкая туша. Бытие человека – разумное и величественное, но твоё… хуже «пустого». Господи, дай мне сил нажать на курок…

— Первое: — начал я, — Бога нет. Второе: это спусковой крючок.

Тут его лицо стало выражать гнев Посейдона, и он решительно нацелился мне в упор, а я не стал закрывать в последний момент глаза; я просто перетянул улыбку влево и смотрел прямо. Я слышал, как на втором этаже, в доме, около которого я сейчас нахожусь с Иаковым, были слышны крики; в этот момент мои зрачки расширились и я впал в беспамятство. С этого момента я не помнил уже ничего. Возможно, умер за секунду до выстрела, может быть это была безболезненная смерть. Я не знаю как это, но я слышал сейчас кое-что другое: я слышал, как наступает раскат грома.

II

Моё прошлое таинственно и окутано тайной; потому что, иногда забывал, кто я.

Вплоть с февраля 2003 года, я уже стал замечать след за следом колоссальные изменения в своей жизни: все были людьми, а я – призраком.

Призраком то ли самого себя, толи просто предрассудки какие-нибудь, чего-либо ужасающего. Однако работа полицейским мне никакого удовольствия не приносила; пошёл сюда не по собственной воле. Быт простого человека меня сводил просто с ума, к такому случаю, 15-ого февраля я уволился с работы. Мой стаж был ровно 5 лет. Коллеги не прекращали удивляться этому: думали, что я свихнулся, проблемы, дескать, в семье; но какая семья? Когда я один? Моя семья была: я и мой брат Януш.

Я — никто. И этому дал верное слово тому, что теперь, буду этим собственным значением в обществе восхищаться. Быть «никем», для меня означало неординарный смысл; это значило: никто — это повод построить и найти себя заново. Последующие пару или тройку недель этим и занимался. Словно новый смысл жизни искал, но, скажем так, играть в прятки, со смыслом жизни, для меня было трудной задачей. Где искать? Я не знал, но кто-то мне сказал, что смысл бытия — в нашей голове: просто нужно там покопаться хорошенько, и дать чётко себе определение.

Убийство моего брата меня потрясло до состояния «замкнутости». Я перестал выносить человеческое общество, коллективы, мероприятия, расследования по работе. Это всё стало для меня новой болью, новым ненужным мусором.

Что уж там мне делать в свои 30 лет? Просто жить дальше, насколько это возможно. Бедный Януш, мне так его жаль. Будь я убийцей в тот день, что его убил, я бы приложил оружие к горлу или к сердцу и нажал на курок; сообщая о том, какой я безмозглый, и какой я бессердечный.

Теряя один смысл, находишь новый и так раз за разом. Круговорот, вваливающийся в бездну, которая вскоре приведёт к смерти.

Сам не понимаю, какого это в своём теле ощутить девяносто пуль; лучше эту боль ощутить мёртвым, живым такого лучше не стоит. Раз с ним так случилось, значит, так было нужно.

Обретя после этого новый смысл, я сам начал разбираться в этой истории; ибо её тайны и были моим стимулом «найти смысл» и, что в завершении было, — «разгадать».

Единственной зацепкой этого случая было – троя людей. Которых словом «люди» и назвать трудно. Моя ненависть разрослась от того, что я не знал, кто они; но смягчил бы тогда, когда знал бы лично. Моя ненависть за брата разрасталась каждый раз всегда, когда думал о троице; даже сама цифра «3» уже о себе достаточно всё говорила.

Месть меня жадно глотала в своей пасти, но я должен был сам выбираться оттуда у неё, и идти путём истинным, который покажет мне здравый ум и рассуждения. Короче вот пришёл я однажды домой, после как раз того, как уволился. Был день 15-ого февраля, 3 часа дня. Дома меня ждало одно единственное существо, которое меня дополняло в чём-то… и это был мой бульдог, звали его Чеккер. По открытию моей стальной, дорогой двери он начинал гавкать и бежать ко мне, немного поскальзываясь на линолеуме от скользкого старта. Кроме него любить мне было некого. С братом были сироты. Отца 16 лет назад убили на задании, а мать сбила машина спустя 3 года после его кончины. Ужасно, конечно, а умер он, если не ошибаюсь… ох... 15 февраля….да….1987-ом году… Сегодня 16 лет; надо же…