Годное чтиво

Виктор Романович придирчиво осмотрел сервированный стол, разгладил ладонью морщинку на белоснежной скатерти и шелчком пальца сбил с нее соринку. Сполна насладившись натюрмортом, он кивнул, дав самому себе добро на начало праздничного ужина, и водрузил на стол бутылку красного вина – будто бы воткнул знамя в крышу штаба побежденного врага. Вино было дорогое, но Виктор Романович решил не экономить на алкоголе, ведь сегодня был знаменательный день – ровно двадцать лет назад он разочаровался в жизни.

В тот день не произошло ничего неординарного – ему не изменила жена, не предали друзья и даже дом не сгорел. Проснувшись утром, он просто выглянул в окно и решил, что вся жизнь предельно понятна и ничего интересного в ней уже не будет. Такие мысли часто приходят в головы людям, но, как правило, не задерживаются в них надолго. В голове же Виктора Романовича она поселилась навсегда. Каждое последующее утро он просыпался с этой мыслью. Более того, он даже засыпал с ней и неоднократно обдумывал в течение дня.

Однажды он даже решил взять себя в руки и выбросить эту мысль из головы. Для этого он взял отпуск и отправился к морю. Подойдя к воде, он осмотрел горизонт, оглянулся на счастливые лица отдыхающих и... уехал в горы. Прибыв на место, он даже не стал выходить из автомобиля – опустив боковое стекло, Виктор Романович осмотрел изрезанную линию скал на фоне синего неба, перевел взгляд на праздно шатающихся по улицам поселка туристов, покосился на стрелку уровня топлива на приборной панели и... отправился в планетарий. Затем он посетил аквапарк, парикмахерскую, ярмарку мёда, бассейн и музей космонавтики. Когда отпуск закончился, он вернулся домой и принял мысль о неинтересности жизни, как факт.

Справедливо рассудив, что хоть он в ней и разочаровался, но это не повод ее заканчивать, он принялся жить дальше. Когда интерес к жизни пропадает, вместе с ним исчезает и умение оценивать правильность и неправильность своих поступков, поэтому Виктор Романович стал подглядывать за своими знакомыми и пытаться жить по тем же принципам, что и они. К слову, это привело к некоторому результату – он обзавелся семьёй и даже детьми, завел собаку и купил небольшой домик в дачном кооперативе, получил повышение на работе и даже приобрёл газонокосилку. Стоит ли говорить о том, что всё это он делал лишь с одной целью – чтобы быть «как все» и не выделяться среди людей своим «недугом». На самом деле ничего из этого списка не приносило ему ни малейшей радости.

Единственный день в году, который он ждал с нетерпением, наступил как раз сегодня. День потери интереса к жизни он всегда отмечал с размахом и даже каким-то гипертрофированным аристократическим пафосом. В этот день он отправлял жену с детьми к родителям, а сам накрывал на стол, покупал бутылку дорогого вина, надевал белую рубашку с галстуком и, включив классическую музыку, принимался праздновать. Нет, всё это не доставляло ему никакого удовольствия, просто этот день был единственным мостиком, который связывал его нынешнее существование с той, еще интересной прошлой жизнью. Это был своего рода обряд, поминки по времени, когда он ещё чувствовал себя живым.

Виктор Романович поднял бокал с вином и протянул его перед собой. С другого края стола взмыл в воздух такой же бокал и звонко ударился о первый. Со стороны это выглядело, как минимум, странно, но на самом деле в этом не было ничего неординарного. Дело в том, что когда Виктор Романович купил этот домик, хитрые риелторы не стали посвящать своего клиента в его историю и не обмолвились ни единым словом о том, что предыдущий хозяин повесился прямо на этой кухне, в которой сейчас отмечал свой праздник Виктор Романович. При жизни бывший хозяин был воспитанным человеком, поэтому и после смерти старался не надоедать своим присутствием новым жильцам, но, наверное, мёртвые люди обладают неким чутьём, которое и привлекло его внимание к Виктору Романовичу – вроде бы живому человеку, а вроде бы и не совсем. Несколько лет бывший хозяин просто наблюдал за ним, а однажды, в один из дней потери интереса к жизни, решил познакомиться. Так и завязалась их дружба, если это так можно было назвать. Общались они раз в году и этого хватало обоим.

– А табачок в сигаретах как? Лучше стал?
– Табак – дерьмо, – выпустив клуб дыма, констатировал Виктор Романович.
– Эх, всё бы отдал за одну затяжечку, – вздохнул мертвый хозяин дома.
– Вообще никаких запахов не чувствуешь?
– Ни запахов, ни цветов, ни вкуса, ничего...
– Серьезно? Даже цветов не видишь?
– Всё серое и размазанное. Еще и подрагивает, как будто на ветру колышется. А звуки – будто из трубы какой-то канализационной.

Виктор Романович пожал плечами, как бы говоря: «Ну так ты ж мертвый, чего ты хотел?»
– А ты всё так же страдаешь? – после небольшой паузы спросил мертвый.
– Я? Страдаю? Да брось.
– Ну, не знаю... Быть живым и не радоваться жизни – разве это не страдание?
– Страдаешь ты, а мне просто плевать.
– Плевать... – с обидой в голосе повторил мертвый, – дурак ты, Витя, вот ты кто. Живой дурак.

Виктор Романович смерил пустое пространство перед собой равнодушно-снисходительным взглядом и решил, что этого вполне достаточно для ответа.
– Захотел – чайку ароматного заварил, – не унимался мёртвый, – тортик вкусный нарезал, сидишь себе, попиваешь – красота же! А захотел – вина выпил или, к примеру, взял удочку и к речке. Всё что хочешь!
– Так я не хочу, – снова пожал плечами Виктор Романович.
– Так я тоже думал, что не хотел! Взял и вздёрнулся. Думаешь, лучше мне стало?
– Так я и вешаться тоже не хочу. Нет у меня к этому делу никакого интереса.
– Что, вообще ничего не интересно?
– Вообще, – выдохнул Виктор Романович ещё одно облачко дыма и размазал окурок по пепельнице.

Помолчали.
– А у тебя там как? Планируешь в этом доме вечно сидеть?
– Понятия не имею.
– И никто с тобой ни разу не связывался за это время?
– Никто, – вздохнул мёртвый.
– Свяжутся, заберут, – уверенно кивнул Виктор Романович.
– А ты откуда знаешь?
– Да надоел ты мне своими нравоучениями. Позвоню кому следует, тут же из дома этого тебя выпулят.
По лицу Виктора Романовича пробежало даже некоторое подобие улыбки, мертвый же лишь негромко хмыкнул.
– Скорее бы...
– Что, вообще ничего не интересно?
– Вообще, – повторил бывший хозяин ответ Виктора Романовича. – Слушай, а это же мысль. Может, ты в церковь какую-нибудь сходишь? Поговоришь там с кем-нибудь? Кто знает, вдруг это как-то поспособствует?
– Еще чего, – отмахнулся Виктор Романович.
– Ну серьёзно! Тебе же только твоя жизнь неинтересна, а чужой можно и помочь.
– Да плевать, – ответил Виктор Романович, но на следующий день всё же отправился в храм.

Священник, выслушав историю, сказал, что лично ничем помочь не может и остаётся лишь уповать на волю Всевышнего, а для надежности можно попробовать молиться за упокой души погибшего. Виктор Романович почесал подбородок, произнес свое любимое: «Да плевать» и ушел домой. Но все же раздобыл где-то книжечку с молитвами и иногда, пару раз в месяц, шепотом почитывал её, когда никто из домашних не видел.

Через год, накрыв праздничный стол и откупорив бутылку, он постучал ее горлышком по кромке бокала, как бы спрашивая: «Наливать или ты уже в аду?». Когда из угла кухни раздался тяжкий вздох, Виктор Романович молча кивнул, наполнил бокал до краёв, а затем, поднявшись из-за стола, отправил книжечку в самый дальний угол шкафа, где её не было видно. Отметив праздник, двое решили на этот раз испробовать народные средства. Со следующего утра Виктор Романович начал закупать зеркала, свечи и прочую необходимую атрибутику, а так же тащить из леса какие-то палочки и корешки. Домашние с удивлением взирали на то, как дом потихоньку превращается в жилище знахаря, но особо не возражали – наиграется и успокоится. Впрочем, так и произошло.

Когда пришло время очередного праздника и Виктор Романович привычным движением откупорил бутылку вина, он снова услышал горестный вздох бывшего хозяина дома. Правда, на этот раз он прозвучал не из угла кухни, как обычно, а из открытого окна. Оказалось, что народные методы работают, но недостаточно эффективно. Мертвому хозяину пришлось целый год обитать снаружи дома, так как зайти внутрь он не мог, как и отойти от места своего самоубийства. Собрав все обереги и талисманы в большую картонную коробку, он вынес их в сарай и задвинул в самый дальний угол. Мертвый снова поселился в доме, а двое принялись обсуждать очередной план по выживанию «засидевшегося» мёртвого хозяина дома и отправки его по месту назначения.

Так прошло шесть лет. За это время Виктор Романович изучил техники и методы избавления от духов умерших нескольких африканских, южноамериканских и азиатских племен, прочитал кучу книг, пересмотрел десятки фильмов и переговорил с сотней специалистов, увлекающихся темой оккультизма. Большая часть информации, которую он получил, была по его словам: «дичью дичайшей», но на седьмой год, отмечая свой излюбленный праздник, Виктор Романович не обнаружил в своем доме бывшего хозяина. Всю ночь он тщетно постукивал пальцем по бокалу и разглядывал углы кухни, обвешанные амулетами и оберегами со всего мира.

Под утро, осушив бутылку, он разочарованно крякнул, произнёс своё любимое: «Да плевать» и отправился спать. Но ему не спалось. Виктор Романович ворочался в постели и пытался понять, какой именно метод помог избавить бывшего хозяина от мучений. А ещё он думал о том, что знания, полученные за эти годы, он просто обязан использовать во благо и помочь как можно большему количеству таких же страдальцев обрести покой. А уже вечером следующего дня он сидел перед экраном компьютера, размещая на всех сайтах объявление следующего содержания:

«Изгоню духов, избавлю от полтергейстов, очищу дом от призраков и проч. Быстро, эффективно. Выезд на дом. Гарантия 100%. Приемлемые цены».

Это был год, в котором Виктор Романович последний раз в жизни праздновал День потери интереса к жизни. Со следующего года на эту дату стал приходиться День обретения. Теперь он стал отмечать этот праздник не в одиночку, а со своей семьёй. Виктор Романович покупал торт, накрывал на стол и весь вечер вместе с женой и детьми обсуждал – куда они отправятся в отпуск в этом году – на море или в горы, и чем займут следующие выходные – поедут в аквапарк или всё же в планетарий.

А из угла кухни с грустной улыбкой за счастливой семьёй наблюдал мёртвый хозяин дома, который одним своим молчанием в нужное время смог вернуть человеку интерес к жизни. Он очень надеялся, что ему это зачтётся.

©ЧеширКо

– А у вас, домовых, вообще, принято сострадать своим близким?
– Что делать?
– Я так и думал.
Кот ещё сильнее растянулся на полу и горестно вздохнул.
– Я просто не расслышал, – виноватым тоном произнес Домовой и тут же поймал себя на мысли о том, что Кот обладает редким талантом – он умеет вселять чувство вины одним своим печальным видом, даже когда виниться, в общем-то, и не из-за чего.
– Или не хотел расслышать, – безучастно вымолвил Кот, отрешённо уставившись в одну точку.

Чувство вины Домового тут же сменилось чувством стыда. Ему даже захотелось извиниться перед своим другом за то, что он не расслышал его вопроса, но, собрав волю в кулак и тряхнув головой, он сбросил с себя кошачьи чары.
– Да потому что ты бубнишь себе там что-то под нос, а я потом виноватый!
– Простите меня за то, что у меня нет сил разговаривать громко, – обиженно прижал уши Кот. – И еще заранее простите, если я вдруг внезапно умру от этой жары, ведь своей смертью я доставлю вам кучу неприятностей.

Произнеся эту фразу, Кот прижался головой к кафелю на полу и прикрыл глаза. А Домовой снова принялся бороться с чувством вины. Это давалось ему с трудом, поэтому он не придумал ничего лучше, как произнести:
– А мне, может быть, тоже жарко.
Кот приоткрыл один глаз, снова закрыл его и, перевернувшись на другой бок, заговорил таким тоном, будто бы перед ним был не его друг – Домовой, а нашкодивший котенок двух месяцев от роду, которого нужно было отчитать за проступок:
– Тебе не может быть жарко, ты – дух бесплотный, а я очень даже плотный кот, к тому же, покрытый прекрасной, но все же жаркой шерстью. Мой хрупкий организм не предназначен для такой жары.
– А для чего же он предназначен?
– Для ласки, вкусной еды и развлечений. По-моему, это очевидно. Так что давай придумывать, как справляться с этой жарой.

– Погоди, – нахмурился Домовой, – я прекрасно помню, как ты осенью ныл по поводу дождей и холода, и ещё хотел, чтобы вместо ноября был еще один июль. Вот твой июль, – он протянул руку, указывая на окно, в которое заглядывал кусочек неба без единого облачка, – что тебе снова не так?
– Не было такого.
– Было!
– Не было.
– Было! У меня всё записано!
– Ой, ну было и было. Это что-то меняет?
– Ну... Нет, не меняет.
– Вот и всё. План есть?
– Какой план?
– По борьбе с моим перегреванием.

Домовой на несколько секунд задумался.
– Может, тебя водой облить?
Кот одарил Домового таким презрительным взглядом, что тот даже вздрогнул, всей своей сущностью осознав всю вселенскую глупость своего необдуманного предложения.
– Я тебе что... этот что ли... – Кот попытался быстро придумать какой-нибудь острый ответ, который был бы одновременно и жёстким, и смешным, но, как обычно, у него ничего не вышло, – Я что, огурец что ли?
– Почему огурец? – не понял Домовой.
– Потому что огурцы поливают водой, – закатив глаза, принялся объяснять Кот. – Ну включай уже соображалку свою. Мне каждое слово нужно тебе разжёвывать? Ещё какие предложения?

– Можно ещё... – неуверенно произнес Домовой.
– Смелее!
– Можно ещё побрить тебя налысо.
Предыдущий презрительный взгляд Кота показался ироничным прищуром по сравнению с этим испепеляющим всполохом, которым Кот на этот раз опалил Домового.
– По-твоему я похож на этого... как его... на кого-нибудь другого?
Домовой немного растерялся от такой постановки вопроса, но решил не злить друга, переспрашивая.
– Нет, совсем не похож.
– Вот и оставь тогда свое предложение для него.
– Для кого?
– Для кого-нибудь другого, пустая твоя голова! Ты посмотри, что выдумал! Побрить налысо! Совсем уже это... ум закончился!

Кот очень быстро раздражался, но и так же быстро забывал об обиде, поэтому, снова прикрыв глаза, спокойно произнес:
– Ещё какие планы?
Домовой пребывал в полной растерянности. У него изначально не было никаких планов по спасению Кота от перегрева, так как он всю свою жизнь вполне справедливо считал, что жара, наряду с лишним весом, бессонницей и камешком в ботинке – проблемы сугубо индивидуальные, с которыми каждый должен справляться самостоятельно. Но Кот умудрился в считанные мгновения вовлечь его в свои переживания настолько, что Домовой сам не заметил, как стал раздумывать над проблемой своего друга.

– Я больше не знаю способов борьбы с жарой, – после нескольких минут размышлений пожал Домовой плечами, – разве что – спрятаться в тени.

Казалось, что Кот ждал этого предложения, так как в этот раз ему не пришлось выдумывать остроумный ответ, а вместо этого он выдал подготовленный заранее:
– Я всю жизнь нахожусь в тени твоей несообразительности и эгоизма, мой лапотный друг! – пафосно изрек он. – Запомни, если проблема не имеет решения, то всегда есть выход, который облегчает её вдвое.
– И какой же?
– А такой, с которого мы и начали нашу беседу. Поэтому я повторю свой вопрос, на который не получил ответа. У вас, домовых, принято сострадать своим близким?
– Как и у всех...
– Да или нет?
– Ну, конечно, принято.

На этот раз Кот выдавил из себя печально-снисходительно-обреченный взгляд, который Домовому показался ещё более тяжелым, чем два предыдущих презрительных взгляда. Ему как-то сразу стало очень неудобно.

– Так почему же ты, видя, как я страдаю, не сострадаешь мне? – на выдохе промолвил Кот.
– А как?
– Ну вот, а говоришь, что у вас это принято. Эгоисты вы, домовые. Не то что мы – коты. Ложись рядом.

Домовой спрыгнул с холодильника и растянулся на полу рядом с Котом.
– Теперь я начну страдать, а ты всячески сострадай, понял?
Домовой не успел ничего ответить, так как Кот тут же приступил к страданиям:
– Ну и жара...
Он повернулся к другу и вытаращил глаза, давая тому понять, что уже пора.
– Ага, жара страшная, – согласился Домовой и бросил на Кота вопросительный взгляд, как бы спрашивая – правильно ли он сострадает? Кот в ответ утвердительно кивнул.
– Фух... Когда уже дождь?
– Ага, скорее бы.
– Так ведь и растаять можно.
– Растечься по всему полу.
– Вечером, может, посвежеет?
– Обязательно посвежеет.
– Скорее бы уже вечер.
– Ага, скорее бы уже.
– Ну и жара...
– Очень жаркая жара... А у тебя же ещё и шерсть.
– Очень жаркая шерсть. Но красивая.
– Безусловно красивая.
– Но жара...
– Да, жара...

Не прошло и получаса, как Кот уснул. То ли полоска солнечного света, в которой он возлежал, ленясь подвинуться, укоротилась и перестала нагревать его хрупкий страдающий организм, то ли это загадочное сострадание, действительно, заработало.

©ЧеширКо

Всё началось с порезанного пальца. У Толика была глупая привычка – он любил валяться в постели перед телевизором и есть яблоки. Глупость заключалась не в самом поедании фруктов, а в том, что он не представлял этого занятия без ножа. Сначала Толик аккуратно счищал с яблока всю кожуру, затем разделял его надвое и вырезал сердцевину, и только после этого, придирчиво осмотрев фрукт со всех сторон, отправлял его в рот. С другой стороны – у кого из нас нет странностей? Эта, по крайней мере, не самая ужасная странность из тех, о которых мне приходилось слышать.

Так вот. Всё началось с порезанного пальца. Лезвие ножа скользнуло по гладкой кожуре и рассекло кожу прямо посередине второй фаланги указательного пальца. Толик и подумать не мог, что из этого места может вытечь столько крови. Впрочем, об этом могли знать лишь те, кто уже резал пальцы в этих местах. Толик был не из их числа, поэтому некоторое время он просто отрешённо смотрел на свой палец, из которого на белую простынь капала кровь. Опомнился он лишь тогда, когда постельное белье стало превращаться в репродукцию картины в стиле ташизма.

Обработав рану, он перевязал палец и снова улёгся на кровать, предварительно стянув с неё простынь и, скомкав, отбросив в угол. Стирка подождет, подумал Толик – и так слишком много событий для начала дня. Есть яблоки перехотелось, поэтому он решил поспать. Как известно, сон – лекарство от всех болезней.

Но поспать ему не дали. Только лишь он стал проваливаться в липкую пустоту дрёмы, как кто-то сильно ударил его по щеке. Открыв глаза, он увидел перед собой полупрозрачный силуэт, похожий на человеческий, дымчатые края которого будто бы заворачивались внутрь и всасывались куда-то в область груди этого существа, а затем со спины снова растекались по очертанию силуэта. Толик впервые в жизни видел такое зрелище, поэтому не успел даже испугаться. Существо же, заметив, что Толик открыл глаза, всосалось само в себя и исчезло.

Толик мог бы предположить, что ему это приснилось, если бы не ноющая щека, поэтому он не стал ничего предполагать, а вместо этого, наспех одевшись, вышел на улицу. Вернулся он поздно ночью, засидевшись с друзьями в кабаке. Толика тошнило и мутило от большого количества выпитого алкоголя, а голова, казалось, была готова разорваться на части от любого прикосновения. Чтобы избежать разрыва, Толик нашел в шкафу свой старый шарф, смочил его холодной водой и перевязал голову, крепко стянув его на лбу. Стало немного легче и Толик повалился на кровать. Перетерпев «вертолётную атаку», он стал погружаться в спасительный сон, но снова неудачно. Чьи-то ледяные пальцы обхватили его голову и потянули куда-то вбок. Толик вскрикнул и упал с кровати. Первое, что он увидел перед собой, ему захотелось тут же забыть, но такие картинки память обычно хранит очень долго, так как они выбиваются из привычного понимания жизни человека.

Прямо перед ним на полу стояло существо, ещё более страшное, чем утреннее самовсасывающееся нечто. Это было небольшого роста, сантиметров шестьдесят, не больше. Лысое, без единого волоска на теле, бледное и худое, но зато с такими длинными руками и пальцами, что существу постоянно приходилось делать какие-то жуткие рывки плечами, чтобы подтянуть руки к себе. Благо, гнулись они во все стороны, что немного облегчало и так незавидную жизнь монстра.

На этот раз Толик успел испугаться, но существо не стало надоедать ему своим присутствием и просто провалилось в пол. Тело исчезло сразу, а руки еще несколько мгновений волоклись по полу, как шнур питания, затягивающийся в пылесос при нажатии соответствующей кнопки. Наконец, исчезли и они.

Конечно же, Толик перехотел спать и всю ночь просидел на кухне со включенным светом. Ночь прошла тихо и спокойно. Как и следующая. И еще одна. И только на четвертую ночь Толик понял, что практически не спал всё это время. Спать ему, конечно же, хотелось, но появления монстров как раз в момент засыпания, недвусмысленно намекали ему на то, что сон и его видения как-то связаны, вследствие чего Толик в рекордные сроки приобрел страх перед сном, что не подействовало на него положительно. Под глазами образовались мешки, пальцы рук стали трястись, а в висках постоянно стучало. Все попытки поспать не приводили к успеху – стоило ему лишь немного «поплыть» с закрытыми глазами, как он тут же вскакивал и начинал оглядываться по сторонам.

Толик понимал, что долго это продолжаться не может, поэтому решил действовать наверняка. Закупившись в аптеке снотворным, он внимательно прочел инструкцию, выдавил из блистера четыре таблетки вместо двух положенных и, приняв их, улегся на кровать. Сначала ничего не происходило, но минут через двадцать Толика вырубило. Впрочем, ненадолго. Сильнейший удар в живот заставил его сложиться вдвое, а затем, когда он снова оказался на полу, Толика вырвало. Когда он поднял голову, он уже не удивился, увидев перед собой ещё одного гостя – на этот раз к нему пожаловала женщина в длинном белом платье. Пожалуй, её можно было бы назвать наименее жуткой из всех его видений, если бы не голова, повернутая на сто восемьдесят градусов и, будто бы нарисованное ребенком лицо – с одним глазом посередине, а другим где-то в области уха, зубами, больше похожими на надпись «www», и носом в виде двух черных несиметричных точек.

Толик и так чувствовал себя не очень, но, повернув голову, и увидев у стены двоих предыдущих посетителей – Самовсасывающегося и Рукошлангового, ему стало совсем нехорошо. В другой ситуации Толик вряд ли бы решился заговорить с такими существами, но сейчас, после нескольких бессонных ночей, после их изощренных издевательств, стоя на коленях перед содержимым своего желудка, ему вдруг стало всё равно. И даже больше – Толик разозлился.

– Да что вам от меня нужно, твари?!

Существа молчали и, судя по всему, даже не обиделись на Толика за такое нелестное обращение.

– Оставьте меня в покое, сволочи! Что я вам сделал?

И снова тишина. Лишь Рукошланговый дернул плечом.

– Дайте мне поспать, демоны, – прошептал Толик, молитвенно сложив руки, – Дайте поспать, а потом что хотите делайте.

Существа переглянулись. После недолгого молчания заговорил Самовсасыващийся. Голос его звучал соответствующе. Это довольно сложно описать, но я попробую. Будто бы звук его голоса, лишь коснувшись ушей Толика, тут же всасывался обратно, в существо его породившее, создавая ощущение, что никакого голоса и не было вовсе. Впрочем, это не такая уж и важная подробность. Вряд ли вам когда-нибудь предстоит с ним встретиться.

– Вы хотите спать? – спросил Самовсасывающийся.
– Да! Да!!! Я хочу спать! – закричал Толик и стукнул кулаком по полу, разбрызгав пролитое.

Существа снова переглянулись. Казалось, что они были немного растеряны.

– Кажется, произошло недоразумение, – произнесла женщина с нарисованным лицом, – давайте разберёмся...

***

Толик сидел на краю кровати и смеялся, запрокинув голову назад. Когда приступ смеха утих, он вытер с лица набежавшие слёзы и посмотрел на существ, которые всё так же стояли на своих местах.
– Как вам такое в головы могло прийти? Ну с чего бы мне заканчивать жизнь самоубийством? – спросил Толик.
– Вы поймите нас правильно, – забубнил Рукошланговый, подергивая плечами, – квартира однокомнатная, нас здесь трое... Ну, не считая вас. Нам и так тесно, а еще ваша душонка осталась бы здесь на веки вечные. Нет, нам такого счастья не нужно.
– Я когда увидел, что вы на кровати лежите, вся простынь в крови, а на полу нож, мне самому плохо стало, – кивнул Самовсасывающийся. – Ну, думаю, приехали...
– Да порезался я случайно!
– А потом ещё повеситься хотели на шарфе. Еле успел из петли вас вытащить.
– Ну вы же видели, что у меня просто голова болела.
– И что теперь, сразу вешаться? – пожал плечами Рукошланговый.
– А таблеток зачем наглотались? Ещё скажите, что не с целью самоубийства, – спросила женщина.
– Снотворное это было! – развел руками Толик. – Просто хотел уснуть, а вы мне не давали!
– То есть, вы точно не планируете самоубиваться?
– Да точно, точно, – улыбнулся Толик.
– Вы уж постарайтесь как-нибудь без этого обойтись. Сами видите – четверым здесь совсем места не останется.
– Хорошо, обещаю вам, что никогда. Можно теперь поспать?
– Да, конечно. Спокойной ночи.

Существа тут же исчезли привычными способами. Самовсасывающийся самовсосался, Рукошланговый провалился в пол, а женщина с нарисованным лицом растворилась в узоре на обоях. Толик со вздохом опрокинулся на кровать и тут же стал погружаться в глубокий и спокойный сон. Последней мыслью в голове Толика перед тем, как отключиться, была мысль о том, что все же неспроста эта квартира так долго продавалась, несмотря на заниженную цену. Впрочем, её обитатели больше не доставляли ему неудобств, а Толик перестал чистить яблоки ножом, а также есть несвежую еду, включать электроприборы в розетки мокрыми руками и даже мыть окна, высовываясь наружу. Ведь одно дело – жить в однушке одному, а совсем другое – вчетвером.

©ЧеширКо

Продолжение:...

Незаметно подкрался сочельник, а за ним и рождество. Я сидел один в прохладном и грязном номере мотеля, с тоской пролистывая фотографии Дейва, размышляя, вспоминает ли он меня, пытается ли искать… В углу возле двери валялись мои ботинки, истоптанные настолько, что отвалившуюся подошву я приматывал изолентой. На столе передо мной стояла банка бобов, немного хлеба и пара мелких зеленых яблок на десерт – вот и весь рождественский ужин. Меня так подмывало украсть что-либо в том магазине: банку рыбных консервов или сдобную булочку спрятать за пазуху, но я боялся, что вляпаюсь в очередные неприятности – что мое положение здесь может стать ещё хуже… до меня только сейчас дошло, что хуже быть просто не может. Прекращение приема лекарств тому причина или же виноват тот удар головой об асфальт, но моя память ухудшается с каждым днем. Мне становится всё труднее сосредоточится даже на одной простой задаче, и руки вновь начали трястись, как у старика.

Разглядывая свой скромный ужин, я понимаю, что это лишь вопрос времени, когда я останусь на улице. Никому и даром не понадобился такой работник, как я – всем нужен сметливый и шустрый трудяга, а я плох по всем возможным фронтам. С трудом закончив с одним нехитрым делом, мне приходится искать коллег, чтобы те ткнули меня носом на следующую задачу, а иначе мне никак про неё не вспомнить и не дойти своим умом.

Я воображаю себе, что напротив меня за столом сидит мой психолог.

Закидывая ногу на ногу, она задает мне знакомый вопрос:

– Скажите, Рик, вас ещё посещают мысли о суициде?

Отрешенно глядя перед собой в пустоту комнаты, я едва слышно отвечаю:

– Не может быть, чтобы все мои старания оказались напрасными.

Мой психолог устало поглядывает на меня поверх узких очков.

– Я должен её найти, – тихо говорю я вслух.

Мой воображаемый психолог смотрит на золотые часики на своей руке и исчезает.

Вновь оставшись один, я опускаю взгляд на банку бобов и шепчу им:

– Это лишь часть моего пути, а в конце меня будет ждать Дженни. Нужно лишь немного потерпеть, нужно продолжать поиски, несмотря ни на что.

Следующий день я начинаю с поиска портала, завтракаю на ходу и запиваю еду таблетками. С мрачными мыслями я ходил по городу, не желая замечать ничего вокруг. Улицы и магазины были украшены разноцветными гирляндами, а снег, выпавший прошлой ночью, казалось, закутал деревья и кустарники в теплые белоснежные меха; отовсюду доносился детский смех и веселые голоса прохожих. А мне было тошно – у меня кончилось обезболивающее около четырех дней назад, и в аптеке я сделал выбор в пользу других крайне важных лекарств.

Ковыляя вперед, я пытался выудить из памяти какие-то моменты былой жизни, не полагаясь на записи в своем дневнике. Пелена забвения подступала всё ближе, беспощадно заволакивая теперь уже и вторую мою жизнь, подаренную мне врачами…

Странное ощущение прервало ход моих мыслей, заставив внезапно остановиться посреди людной улицы. Его сигналы долетали до меня точно далекие звуки песни, принесенные сюда порывами ветра, а я стоял на месте и никак не мог понять откуда они исходят. Прохожие шли мимо меня, а странное чувство играло со мной какую-то шутку, подсказывая направление то в одну, то в другую сторону, доносясь то сверху, то снизу из-под ног. Я медленно двинулся вперед и чувство пропало, обернулся на здание, которое миновал и направился к нему. Огромное многоэтажное здание, выкрашенное в приятный песочный цвет, возвышалось надо мной рядом с другими такими же похожими на него, но именно в этом сейчас таилось то, в чем я нуждался больше всего.

Неспешно минуя этаж за этажом, я настороженно прислушивался, силясь понять, куда именно меня притягивает. Знай, на каком из этажей спрятан портал, я бы воспользовался лифтом, но лишь преодолев пятнадцать этажей, ко мне в голову пришла идея, что исследовать это здание можно было бы и сверху вниз – спускаться ведь всегда легче. В здании около сорока этажей, но идти к лифту я не спешил – портал мерещился мне за каждым углом и я, с трудом передвигая ноги, упорно двигался вперед. У меня с собой были все необходимые мне вещи – каждое утро, выходя из дома, я был уверен, что обнаружу портал, и кто бы мог подумать, что этот день и вправду настанет.

Я вытащил из рюкзака молоток и спрятал его рукоять к себе в рукав, чтобы не привлечь им ничье внимание и иметь возможность вытащить его в любой момент. Меня всего трясло и мне было плевать на то, кто может меня увидеть – я должен был выбраться отсюда, из этого мира, и как можно скорее. Если выпадет возможность прикончить другого Рика в этот же вечер я, вне сомнения, ею воспользуюсь. Я делал один шаг за другим, и мне было абсолютно всё равно – окажется ли мой портал в жилой квартире, будут ли сидеть в соседней комнате женщины и дети в то время, когда я буду пробивать к ним себе проход. Пока жильцы этого дома и его параллельного двойника будут сбиты с толку моим внезапным появлением, я удеру оттуда как можно скорее.

Преодолев тридцать этажей, я мог только подивиться своим способностям, выглядывая в окно на людей внизу – я не мог поверить глазам, что заметил портал с такого большого расстояния.

Наконец мне удалось понять куда меня влечет, и я начал морально готовить себя ко взлому чужой квартиры. Поднявшись на тридцать второй этаж, я перевел дух и, остановившись у нужной двери, позвонил в звонок.

Мне открыла высокая брюнетка. Молоток скользнул вниз по рукаву, и я, ухватив покрепче рукоять, что есть сил ударил им по натянутой цепочке на двери. Девушка коротко вскрикнула и попятилась назад, прижимая ладони к лицу. Я ловко высвободил разомкнувшееся звено на цепи и, открыв дверь, быстро скользнул в её квартиру.

– Пожалуйста, мэм, выслушайте меня. – Меня била крупная дрожь. – Я не причиню вам вреда, я сейчас же уйду, но позвольте мне прежде кое-что сделать. – Хозяйка квартиры покосилась на молоток. – Проходите в комнату, – указал я ей на проход налево. – Вы в доме одна?

Прижимая пальцы к губам, девушка закивала и попятилась к двери, на которую я ей показал.

Комнатка была маленькая: стол да стул у стены напротив двери, высокий бельевой шкафчик у окна, в дальнем углу узкая кровать.

– Садитесь на кровать, чтобы я вас видел, – приказал я хозяйке. Не хватало ещё, чтобы меня сковородой по голове огрели, пока я тут крушу её стену.

Девушка послушалась. Симпатичная девушка – стройная, длинноногая, в нелепых розовых тапках и коротком светлом халате.

Прислонив трость к стене, я подошел к столу, закрыл работающий ноутбук и подошел к девушке, протягивая его ей. Брюнетка тотчас спряталась за ним, поглядывая на меня из-за его короткого края. Я на миг замер разглядывая её глаза – странные глаза, радужки белёсые почти белые с тонкой темной каймой, никогда таких раньше не видел.

Вернувшись к столу, я сдвинул его в сторону двери, снял со стены фотографию горного пейзажа в дешевой пластмассовой рамке и положил её на стол, стараясь не упускать из виду хозяйку квартиры.

Портал ждал меня прямо за этой стеной, и я принялся лупить по ней молотком, срывая обои с голубыми цветочками. Брюнетка испуганно наблюдала за мной, выглядывая из-за своего ноутбука.

Шпаклевка летела кусками во все стороны. Тьма, проглядывавшая сквозь дыры, оставленные молотком, подгоняла меня, и я спешил в её объятья. Расширив пролом настолько чтобы можно было пролезть, я, прихватив трость, ринулся туда, но по ту сторону портала меня ожидала отвесная стена, а далеко внизу, по занесенному снегом тротуару, сновали переходы, казавшиеся отсюда крошечными, как муравьи. В колючем морозном воздухе порхал снежок, укрывая собой огромный зимний город. Едва успев схватиться за края проделанной мною дыры, я рванул назад и отскочил подальше от портала.

Силы разом оставили меня. Хлопнувшись спиной о стену рядом, я сполз по ней на пол.

Спустя какое-то время брюнетка, поглядывая на черный портал, спросила меня:

– Что там?

Я стянул шапку с головы, кинул её на пол и закрыл лицо руками.

– Ничего, – только и мог я сказать. – Там ничего нет… – Запустив пальцы в свои волосы, я дергал за них. – Я – идиот. Идиот! – Я едва сдержался, чтобы заплакать. Незнакомка так и сидела на краю кровати, выглядывая из-за ноутбука. Я поднял на неё глаза. – Я ведь даже не проверил, даже на секунду не задумался, что эта стена может оказаться наружной!

Я не мог придумать, что делать дальше – понимал, что лучше всего сейчас попытаться сбежать, но не мог найти в себе сил подняться с пола, усыпанного кусками шпаклевки и рваными обоями. Идею, попытаться каким-либо образом спуститься вниз через этот портал, я даже не рассматривал.

Прошло ещё сколько-то времени, и брюнетка поднялась с кровати и подошла ко мне.

Я сидел на полу, поджав ноги, опираясь спиной на стену и медленно моргал, глядя в никуда.

Остановившись в паре шагов от портала, девушка спросила шепотом:

– А можно туда заглянуть? – Я слабо кивнул. – Это не опасно?

Я неловко поднялся на колени и достал из кармана телефон. Брюнетка молча наблюдала за мной. Включив видеозапись на телефоне, я дотянулся до портала и высунул телефон наружу. Поводив им по сторонам, я вытянул руку назад и не глядя протянул телефон девушке.

Не было больше смысла прятаться и что-то скрывать. Я плюхнулся на пол и просто ждал, что будет со мной дальше – не было сил бежать, не было желания лгать.

Девушка включила видеоролик на моем телефоне и уставилась на экран. Просмотрев его ещё один раз, она попятилась к окну. Я поглядывал на неё, ничего не предпринимая. Девушка отдернула занавеску и выглянула в окно, затем вновь взглянула на экран и изумленно уставилась на меня. Должно быть, её удивило, что в мире по ту сторону портала кружил огромными хлопьями снег, в то время как за её окном было безоблачное небо, хотя… мне трудно было сказать, что именно с момента моего появления здесь её поразило больше всего.

Незнакомка, пристально глядя на меня, приблизилась и протянула мне мой телефон. Как только тот оказался у меня, она шагнула к порталу и придерживаясь обеими руками за края пролома в стене, осторожно выглянула наружу.

Часть её головы исчезла во тьме, но не прошло и пары секунд, как брюнетка отпрянула назад и уставилась на меня круглыми глазами.

– Это поразительно, – прошептала она. – А что это такое?

– Я не знаю, – тихо пробормотал я, медленно моргая.

– Откуда вы узнали, что оно здесь?

– Я не знаю, – повторился я, беспомощно глядя на неё.

Брюнетка стояла в стороне, нервно перебирая пальцами.

– Кто вы такой?

Не зная, как ответить и на этот вопрос, я начал бессвязно рассказывать, как обстояли мои дела. Девушка не перебивала и почти не менялась в лице, долгое время она молчала.

Подойдя чуть ближе, она нагнулась и спросила меня:

– Бог ты мой, когда вы ели в последний раз?

– Утром, – негромко отозвался я.

– Это меньше всего походит на правду, – она протянула мне руку. – Не нужно сидеть на полу. Пойдемте на кухню.

Девушка помогла мне подняться на ноги и потянула за собой.

Кухня была чистенькая и уютная, явно нерассчитанная на большую компанию. Незнакомка предложила сесть за стол, а сама принялась разыскивать в полупустом холодильнике еду.

Выглянув из-за дверцы холодильника, она сказала:

– Есть пару яиц и немного бекона.

Искренне недоумевая, я задал ей вопрос:

– Вы не вызовите полицию?

Убрав короткую прядь волос за ухо, брюнетка улыбнулась.

– Я не хочу вызывать полицию, – сказала она, и достала из холодильника еду. – Эта штука в стене ведь скоро исчезнет?

– Не могу сказать, когда это случится. Первый обнаруженный мною портал оставался на своем месте около двух месяцев, а другой исчез на следующий день.

– Но он исчезнет? – переспросила брюнетка. Я кивнул. – Вот поэтому я и не хочу привлекать внимание, – сказала она, раскладывая ломтики бекона на разогретую сковороду. – Пресса, полиция – все сбегутся сюда. Мою квартиру опечатают и когда вернут обратно неизвестно, если вообще когда-нибудь вернут.

Я с удивленно разглядывал её, поражаясь её спокойствию.

– А как вы думаете, – продолжала она, добавляя сырые яйца к бекону, – та черная штука давно находится в той стене?

Я только пожал плечами и честно ответил, что не знаю.

– Но она не опасна? – вскинула бровь девушка. – Или этого вы тоже не знаете? Если не уверены, будете сами в той комнате спать.

– О чем это вы?.. – встревожился я.

– Вам ведь некуда идти, – продолжила она, выкладывая готовое блюдо на тарелку и опуская её передо мной на стол.

Девушка села напротив меня и взяла зеленое яблоко из корзинки.

– Я вас не понимаю, – сказал я, не решаясь приниматься за еду, которую для меня приготовили.

– Вы ищите порталы, правильно? Ищите проход в другой мир, и этот в моей квартире вам не подходит? – Вертя яблоко в руках, брюнетка продолжала: – Обнаружив такой проход, вы уйдете, и портал в той комнате тоже рано или поздно исчезнет.

– Вы предлагаете мне остаться, – недоумевал я, – но ведь вы даже не знаете меня.

Девушка придвинулась ближе.

– Если пообещаете, что покажите другой найденный вами портал, то можете остаться.

Отказать ей в её любопытстве было бы бессмысленно – выйди я за порог этой квартиры, она найдет способ узнать, что находится за проломленной стеной в её комнате, или же уведомит о портале общественность. У меня не было повода ей доверять, но то же касается и её самой – позволить незнакомцу ночевать в её доме вряд ли можно назвать хорошей затеей.

– Меня зовут Соня, – улыбается девушка, но в этой обаятельной улыбке кроется нечто, сулящее одни неприятности.

Весь этот день и весь вечер я провожу, беседуя с ней: рассказываю обо всем, что случилось со мной. Соня тоже повествует о себе, но её рассказ умещается всего в двух строках: работает бухгалтером в мелкой конторке, полгода назад подала на развод. Чтобы поддержать разговор, она рассказывает мне о грудах документации на её рабочем столе и мечтах об отпуске за пределами родного дивана.

Соня вновь и вновь высовывается во тьму портала, разглядывая другой мир за стеной, а я молча наблюдаю за ней, сидя на краю её кровати.

– Я хочу видеть это своими глазами, – говорит она с блеском в глазах. – Пообещай, что не уйдешь без меня.

– Это было бы нечестно с моей стороны, я ведь теперь твой должник.

– Хотелось бы взглянуть, кто сейчас живет в моей квартире в том мире. А ты как думаешь?

Я лениво отвечаю:

– Предположительно твой двойник.

Видя её изумление, я нехотя выкладываю ей ту часть истории, из-за которой, собственно, я и оказался здесь.

– Ты видел своего двойника? – взволнованным шепотом спрашивает Соня.

– И не одного, – смущенно хвастаюсь я. – Я ищу портал для того, чтобы его убить.

На следующий день оставшиеся вещи из моего номера в мотеле переезжают к ней в квартиру. Соня предлагает мне тратить время на поиски портала, обещая, что все мои расходы возьмет на себя. Она выясняет про лекарства, в которых я нуждаюсь, покупает мне новую одежду и хорошую обувь, а я только и могу ходить за ней следом по магазинам, потупив глаза.

– Ты обязательно купишь какую-нибудь дешевую ерунду, – говорит Соня, улыбаясь. – Ты слишком скромный, чтобы потратить мои деньги на хорошую одежду для себя. – Я молчу, рассеяно поглядывая на неё, а она продолжает хлопотать вокруг меня: – С качественной одеждой ты не замерзнешь и не простудишься; не мне тебе говорить какой сейчас на улице холод!

По возвращению домой Соня убегает на кухню, готовить нам ужин, а я сижу в гостевой комнате на диване и не могу поверить, что всё это взаправду со мной происходит. Я не мог себе позволить даже на минуту расслабиться, ведь всякий раз, когда со мной случается хоть что-то хорошее, оно непременно оборачивается для меня одними лишь несчастьями. Сидя на диване с книгой в руках, я не мог отделаться от мысли, что этот «подарок судьбы» – очаровательная Соня, ухаживающая за мной, как мать за собственным ребенком, втянет меня в ещё большие неприятности.

Ковыляя по улицам в поисках портала, я то и дело оборачивался, ожидая заметить людей, преследующих меня. Наверняка Соня рассказала обо мне кому и вряд ли поверила моим обещаниям, что я не уйду без неё. Возвращаясь домой чуть раньше обещанного, я ожидал увидеть в её комнате других людей, изучающих обнаруженный мною портал. Но время шло и ничего не происходило – всякий раз Соня ждала меня после моей «прогулки» по городу и, улыбаясь, предлагала на ужин новые, приготовленные ею, блюда.

С каждым следующим днём, проведенным в квартире Сони, мне становилось всё лучше; у меня были нужные мне лекарства, а с хорошим питанием появились силы исследовать город почти так же хорошо, как я это делал в начале своего пути. Мне слабо верилось, что я обнаружу в Рисверте иной портал кроме уже обнаруженного, но о своих догадках я Соне не сообщал. Живя с ней под одной крышей, я вновь почувствовал себя человеком – я разговаривал и, впервые за долгое время, смеялся. У меня появился собеседник, появился хороший друг. В выходные дни Соня нередко гуляла со мной по заснеженному городу, и мы с ней болтали без умолку, прямо как с той девушкой из гипермаркета, где я работал, чьё имя, как и у Дженни, начинается на букву «Д».

Со временем я обошел практически весь город и оставались одни окраины. Помня свой предыдущий опыт, я бросил пить обезболивающие, рассчитывая, что вновь смогу обнаружить портал с большого расстояния. Разумеется, я не был точно уверен, что дело было именно в обезболивающих, но я не хотел рисковать – время идет и именно оно разделяет меня с Дженни.

Возвращаясь домой с тяжелой головой, я растягиваюсь на диване, а Соня только тяжело вздыхает и садится возле меня.

Она чистит яблоко, делит его напополам и протягивает часть мне.

– Скажи я своему бывшему мужу, как люди умеют любить, он бы ни за что мне не поверил, – улыбается она и откусывает от своей половины яблока. – Да и сама я не верю в то, что вижу.

А я молчу – меньше всего мне хочется говорить с ней о Дженни, и я спрашиваю:

– Что нового на работе?

Соня дует губы и начинает жаловаться на низкую зарплату и на то, что уже давно хочет сменить профессию.

Утренний автобус увозит меня на промзону, где я околачиваюсь целый день. Фотографирую темные клубы дыма из труб огромных заводов, фотографирую занесенные снегом улочки, и оставляю заметки в своем дневнике о каждой фотографии, чтобы помнить, где именно та была сделана. Я не знал, понадобится мне эта информация или нет, но теперь у меня было достаточно свободного времени, и я старался записывать всё, что мне может пригодиться впредь.

Я искал под стенами заброшенных складов, искал в городских парках, и слонялся вдоль офисных зданий, хотя и знал – даже обнаружив там портал, проникнуть туда и уйти незамеченным у меня не будет возможности.

Возвращаясь домой, я нахожу Соню на кухне, стряпающей для нас на ужин какой-то полезный салат. Я делюсь с ней догадками, которые следовало ей сообщить уже давно:

– Я не уверен, что найду в Рисверте другой портал.

– Почему нет? – удивляется Соня, развязывая фартук.

У меня не было внятного ответа на этот вопрос, и всё, что я мог ей сказать – это то, что я понапрасну трачу её деньги.

– Мне следовало бы уехать, – говорю я, – найти работу и жильё в другом городе. Я бы позвонил тебе, обнаружь я там портал. Верь мне – я выполню своё обещание.

– Дело не в деньгах, Рик, – добродушно улыбается Соня. – Твоё присутствие здесь, в моём доме, нисколько не затрудняет меня. И вот что я тебе скажу, – Соня садится за стол напротив меня и опускает свою теплую ладонь на мою руку. – Ты можешь оставаться здесь столько времени, сколько потребуется, можешь обойти этот город снова через месяц или два. Сейчас здесь портала нет, но вдруг появится ещё один…

А у меня в голове звучит заевшая фраза – молния не бьет дважды в одно и то же место. Странное ощущение издевается надо мной – портал в соседней комнате зовет меня к себе и действует мне на нервы; большой лакомый кусок, который мне никак не достать. Я не знаю, как спуститься туда, и как в случае неудачи вернуться назад.

Тем временем Соня продолжает:

– Пойми меня, Рик, во сколько бы мне не обошлось твоё пребывание здесь, за одну лишь прогулку по другому миру я бы отдала в миллион раз больше.

– Неужели тебе не страшно? – спрашиваю я её, пожалуй, чересчур резко. – Я за одну такую «прогулку» потерял всё. – Соня смущенно смотрит на меня. – Я остался ни с чем…

– Ты был один, – тихо говорит она, – теперь нас двое и вместе мы что-нибудь придумаем, случись нам потеряться в другом мире.

Соню поднимается с места и, меняя тему разговора, начинает сервировать стол к ужину.

Мои мысли были далеко отсюда, но я спрашиваю её, чтобы хоть немного поучаствовать в разговоре:

– Ты и впрямь сменила работу?

– Ага, – улыбается Соня, – пару дней назад устроилась работать консультантом в ювелирный магазин. Я ведь говорила тебе? Я, наверное, всем своим подружкам уже не по одному разу об этом рассказала, даже не помню, кому говорила, а кому нет, – хихикнула она. – Пора обращаться к врачам, чтобы и мне таблетки для улучшения памяти прописали… Кстати, а как звали того нейрохирурга, который тебя тогда подлатал?

Её вопрос выдернул меня из моих размышлений и поставил в ступор. Я не мог вспомнить ни лица, ни имени, и даже должность бы не вспомнил не упомяни она её в вопросе.

– Я не помню, – пробормотал я, напрягая память.

– Да ты сотню раз про него говорил…

– Я вычитал имя в дневнике, – перебил я её, – без своих записей я бы ничего этого не вспомнил.

– Ты постоянно читаешь свой дневник, – напомнила Соня. – Думала, ты уже наизусть его знаешь.

Я лишь покачал головой.

Соня опустилась на стул и, заглянув мне в глаза, тихо сказала:

– Тебе стало гораздо хуже без обезболивающего. Почему ты не пьешь его? – Я угрюмо молчал. – Не только твоё самочувствие, но и память из-за этого страдает.

– Мне просто трудней соображать, когда голова ноет, вот и все, – недовольно пробурчал я.

– Ты теряешь память, – настаивала Соня, – то, о чем ты рассказывал мне всего пару дней назад, ты не можешь вспомнить, даже когда я напоминаю тебе об этом. Как ты собираешься подменить собственного двойника и изображать счастливого семьянина? Ты не тем занимаешься, Рик…

– И чем мне по-твоему заниматься? – фыркнул я.

– Я даже представить себе не могу более могущественного человека, который бы занимался такой ерундой, – медленно проговорила Соня. – Ты способен менять не только судьбы людей, но и судьбы миров. Только представь – ты купишь книгу в одном магазине и придя в другой мир выдашь её за свою. Ты можешь стать богат, – её голос перешел на шепот, – возьми любое изобретение, любой фильм, любую идею. Это ведь даже не присвоение, а просвещение...

Эта её идея долгое время не давала мне спать по ночам. Звучало вполне неплохо – разбогатеть без особых усилий и вложений, вот только урок, который мне преподал предыдущий портал, я усвоил отлично, и без крайней необходимости заглядывать в иной другой мир я не стану.

Гуляя по городу в очередной раз, я внезапно осознал насколько хорошо мне стало сейчас. Я пытался вспомнить, когда до встречи с Соней я выходил на улицы города сытым и тепло одетым, вспоминал, как боялся за собственное существование, каким одиноким я был тогда.

Впервые мне было дело до мира вокруг меня. Близилась весна, но снег на улицах не собирался таять, а я, свернув в сомнительный район, поймал себя на том, что любуюсь окружением: выцветшая краска на домах облупилась, обнажая серый бетон, ветер гонял по тротуару мятые листы газеты и мелкий мусор, а стены окружавших меня обветшалых зданий были исписаны вульгарными граффити, но во всем этом я видел нечто красивое и особенное. Я гадал, как выглядит этот же район в другом мире, и улыбался, представляя перед собой чистые и ухоженные улочки. Впервые за всю мою новую жизнь я почувствовал себя по-настоящему живым.

Портал в комнате Сони исчез несколько дней назад, и я надеялся вновь обнаружить его на улицах этого города.

Я разглядывал плакаты, приклеенные поверх облупившейся краски, читая надписи: предложения работы и жилья перемежались с концертами известных певцов, музыкальных групп, а я спрашивал себя – известны ли эти люди в моем мире – узнали ли они о том, каким талантом обладают? Как сложилась их судьба? Возможно в моем мире они слесари и уборщики… я стал уборщиком, когда мой двойник занимает должность гендиректора. Вот только он не обладает моей способностью. Соня говорила о том, каким могуществом я обладаю, и сейчас я впервые всерьез об этом задумался. О том, какие возможности мне дает эта способность, я догадывался ранее, когда намеревался сообщить о себе людям, но смотрел на это лишь с одной стороны и видел только вред, способный разрушить жизни других и мою собственную. Ведь попроси я покровительства у людей, как они не применут использовать мою способность для собственных корыстных целей, а учитывая, что я человек доверчивый – мною легко будет манипулировать, и я даже не буду догадываться, что из-за меня страдают невинные люди.

По сравнению с этим идея Сони кажется мне вполне невинной – позаимствовать из чужого мира идею и выдать её за свою. Сам автор идеи от этого никак не пострадает, так как останется в другом мире, а вот люди получат возможность пользоваться принесенным мной даром. Размышляя над тем, какие книги или полезные вещи лучше всего с собой прихватить в другой мир, чтобы наверняка не ошибиться, я вдруг уловил слабые сигналы, доносящиеся от портала где-то вдалеке.

Я неспешно шел, повинуясь зову, и в полной мере наслаждался этим моментом, ведь теперь мне не нужно было торопиться, не нужно было бежать сломя голову, боясь, что портал передо мною закроется. Если проход в другой мир окажется в неподходящем месте, то Соня позволит мне остаться у неё и найти другой. На мне миг мне даже стало грустно расставаться с Соней и с моей беззаботной жизнью, которую я вел, живя рядом с ней. Я знал, что наши пути с ней скоро разойдутся, и мне вновь предстоит выживать в одиночестве, предстоит голодать и бороться за собственную жизнь. Прыгать из одного мира в другой, возвращаясь к ней сюда, было бы слишком рискованно.

Моё ощущение привело меня к шлагбауму, за которым находилась подземная парковка. Осмотревшись по сторонам, я обошел препятствие и направился внутрь. Сигналы исходили откуда-то из-под потолка в самом дальнем углу огромного помещения, вот только что-то было не так. Я стоял, запрокинув голову, вглядываясь в полумрак под потолком и не мог понять куда именно меня притягивает. Постояв так около минуты в полной тишине безлюдной парковки, до меня вдруг дошло, что сигналы исходят с другой стороны стены. Выйдя на улицу, я направился наверх, и свернув направо за угол, принялся искать здесь свой портал. Меня постигло разочарование – портал находился посреди людной улицы. Из окон многоэтажных домов хорошо просматривается стена, скрывавшая его, к тому же две полосы движения не дадут пешеходу перебежать здесь дорогу в неположенном месте, так что у меня не будет возможности остаться незамеченным, начни я тут пробивать себе проход.

И всё-таки я не мог не удивиться тому, в каком странном месте решил от меня спрятаться портал. Вся стена многоэтажного здания, под которым располагалась парковка, была заклеена плакатами и объявлениями; рекламные предложения приклеены поверх предложений о работе, объявления об утере вещей и съема жилья перекрывают улыбающиеся лица людей, уведомляющих случайного зрителя о давно прошедшем концерте. Я остановился перед проходом в иной мир – пусть у меня не было возможности туда попасть, но я не мог пройти мимо, не прикоснувшись к нему. Толстый слой бумаги слабо продавился внутрь. Невольно обернувшись на идущих мимо людей, меня воодушевил тот факт, что лишь я один знаю секрет, скрытый под этой бумажной корой.

Сунув руку в карман, я вытащил телефон и позвонил Соне.

Её взволнованный голосок на том конце спрашивает меня:

– У тебя что-то случилось?

Её голос, её забота обо мне возвращает улыбку на моё лицо. Я никогда не звоню ей в рабочее время, чтобы просто поболтать, она думает, что со мной приключилась беда и я спешу её в этом разубедить:

– Я нашел его.

Одна простая фраза, а сколько в себе таит…

– Ты ведь не уйдешь без меня?

– Всё не так просто, – отвечаю я, – портал находится посреди улицы. Я попробую наведаться сюда ближе к вечеру, когда людей будет поменьше.

– Хорошо, – говорит Соня, – я присоединюсь к тебе вечером. – На заднем фоне громко разговаривают люди, и она шепчет в трубку: – Потом поговорим.

Я не собирался её отговаривать. В мыслях всплыли её слова про то, что вдвоем не так страшно потеряться в чужом мире. И всё-таки мне было тревожно за Соню.

Уходя с улицы в сторону дома, я уже знал, что мне нужно было делать. Вернувшись в квартиру Сони, я не торопясь собрал все свои вещи, на тот случай, если нам всё же случится застрять в другом мире. Следующей моей остановкой был магазин канцелярии, где я купил пару больших плакатов с фотографией какой-то известной певицы, тюбик хорошего клея и канцелярский нож – я намеревался выбраться на ту сторону в другой мир и заклеить за собой проход. Второй плакат предполагался для Сони, чтобы та, вернувшись назад, закрыла за собой проход.

Я был весь на взводе и просто не мог оставаться дома, сидеть на диване, дожидаясь вечера. Неспешно направляясь в сторону обнаруженного портала, я словно впервые разглядывал город перед собой. Пытался вспомнить, ходил ли я по этим же улицам в том другом Рисверте или нет. Все улицы и дома перемешались между собой в моей памяти, и только сделанные мною фотографии были подсказками и единственными доказательствами, что все случившееся со мной произошло в действительности. Сидя на лавочке в парке, переводя дух, я углубился в свой дневник, в очередной раз с горечью осознав, что, если бы Соня вписала между строк пару выдуманных фактов обо мне, я бы безоговорочно в них поверил. Листая страницы дневника, я натыкаюсь на запись о том, что когда-то создал блог и хотел размещать там фотографии из разных миров вперемешку, чтобы посмотреть на реакцию людей. У меня на коленях лежит фотоаппарат, память которого почти до отказа заполнена снимками двух разных миров, и случись мне забыть его здесь, на лавочке, нашедший эти фотографии будет ломать над ними голову до конца своих дней...

Итак, продолжение... Сегодня у нас воскресение, и завтра нас с вами ждут свои дела и заботы, а потому продолжение и окончание моего рассказа вы сможете найти в комментариях под этим постом.

Жанр: Фантастика, Драма, Триллер.

Продолжение:...

Одним вечером, когда мы возвращались с очередной прогулки,  Джессика завела со мной странный диалог, что-то вроде – а нравится ли она мне? Я сразу понял, куда она клонит, и жутко расстроился из-за этого – в моих мыслях непрестанно фигурировала Дженни, а Джессика лишь заполняла пустоту в моей душе.

Мы сидели на остановке в ожидании автобуса, которой отвез бы нас в сторону её дома, а Джессика всё ждала моего ответа. Перед глазами у меня стояла Дженни, лежащая на больничной койке. «Пообещай мне, что найдешь другую, – вновь шепчут мне её бледные губы, – пообещай, что назовешь вашего ребенка, так, как мы с тобой хотели…»

– Слушай, Джесс, – я поднял на девушку глаза, – взгляни на меня. – Я снял шапку и отвернулся от неё, демонстрируя ей свой затылок со шрамами и рубцами, откуда местами росли редкие волоски. – Я – инвалид. Да, сейчас я нормальный, но ты подумай, каким я могу стать через пять-десять лет. У меня и сейчас большие проблемы со здоровьем, но симптомы могут резко ухудшится в любой момент.

– Но ты мне нравишься, Рик, – умоляюще взглянула на меня Джесс. – Нравишься такой, какой есть!

– Ты просто не видела меня в беспамятстве, – обреченно покачал я головой, – когда я никого не узнавал, даже когда видел этого человека уже не один раз. Пока я пью таблетки, и прежние симптомы отступили, я практически нормальный, но всегда ли так будет?

Джессика растеряно поглядывала на меня, явно не зная, что ей на это сказать.

– Ты даже не знаешь наверняка! – скривила она губы. – Ты ведь сам говоришь, что идешь на поправку. Может ты и станешь слабоумным, но это может случиться только на старости лет! Скажи прямо, ты не хочешь встречаться со мной или просто не можешь?

– Я не хочу испортить тебе жизнь, – проигнорировал я её слова. – Ты красивая девочка, Джесс, ты ещё найдешь себе парня по душе…

Она меня даже не дослушала, а просто вскочила и ушла дальше по улице. Какое-то время я смотрел ей вслед. Вернувшись домой, я пытался выбросить из головы весь наш диалог.

Как я и предполагал, она и её коллеги из того бутика с одеждой с этого дня смотрели на меня как на полное ничтожество, теперь, благодаря Джессике, они добавили в свой список знаний обо мне то, что я ещё и импотент. А иначе какой резон такому, как я, отказывать такой симпатичной девушке. Нужно было не отвергать её намеки, а пойти тем вечером с ней. Нужно было затащить её в койку и сделать с ней всё, что только может сделать мужчина с женщиной, возможно тогда мы оба были бы счастливее сейчас, а потом я бросил бы её здесь одну, а сам сбежал к своей Дженни. Я поступил с ней как мужчина, а нужно было вести себя как последний подлец.

Близилось рождество, и справлять его я скорее всего буду один. Дейл с друзьями будет пить и веселиться, а мне пить нельзя.

Я хромал по заснеженным улицам, повесив нос; мне не было дела до гирлянд и украшений, которыми украсили город, не было дела до людей. Я слепо искал что-то, но не мог найти. Неловко наступив на больную ногу, я поскользнулся на тонком ледке, и даже трость не помогла мне устоять на ногах; я упал на спину и ударился головой об замерзший асфальт. Что-то произошло, и я никак не мог подняться на ноги. Я услышал смех позади. Группа подростков прошла мимо меня, пнув мою трость в сторону. Я крутился на спине, как черепаха, пытаясь перевернуться на живот, но у меня не получалось. Мою голову охватила боль, которой я прежде не знал. В ушах завис тонкий звон, перекрывший весь прочий шум. Я не слышал больше машин, не слышал рождественской мелодии, игравшей из рупора на столбе. Ветки деревьев надо мной расплывались перед глазами, золотистые огоньки гирлянд, украшавшие их, плясали где-то в вышине, словно мириады далеких звезд.

Какой-то мужчина помог мне подняться на ноги, а его спутница принесла мою трость. Перед глазами замелькали чёрные пятна; я не смог разглядеть их лиц.

– У вас всё хорошо? Может вызвать скорую помощь? – донесся до меня мужской голос сквозь шум в ушах.

– Всё хорошо, спасибо, – невнятно пробормотал я и высвободился из его рук.

Я зашаркал к скамейке, стоявшей неподалеку и, вытянув из кармана таблетки обезболивающего, проглотил сразу две. Голова с каждой минутой болела всё сильнее.

Нужно было идти домой, но я никак не мог встать со скамьи. Я сидел так десять минут, двадцать. Совершив над собой невероятное усилие, я поднялся на ноги. Ну уж нет, я не слягу в койку, только не сейчас. Сейчас я должен искать Дженни, пока ещё не стало слишком поздно. Медленно ковыляя в сторону дома, я решил, что если хорошенько высплюсь, то головная боль как-нибудь сама пройдет. Вот только на утро стало гораздо хуже, к тому же я сильно ушиб спину. Проглотив две таблетки обезболивающего, я отправился на работу.

На следующей день мне стало немного легче, и я даже решился вновь идти исследовать город. Дейл, с тоской глядя на меня, сказал, что лучше бы я шел сейчас в больницу, чтобы не пришлось прохожим для меня медиков вызывать.

Плохое самочувствие не должно помешать мне обнаружить портал, и я, сверяясь с навигатором на телефоне, наверстывал позавчерашний маршрут, но ноги то и дело уводили меня в сторону – я сворачивал не туда или возвращался на места, где уже был. Я старался не думать о том, к каким последствиям могло привести то падение на тротуар, я вообще старался поменьше думать и тупо следовать по намеченному маршруту.

Блуждал так весь день до поздней ночи, но всё бестолку. Под конец дня мои ноги сами несли меня в неизвестном направлении, а я и не сопротивлялся. Я помнил, что именно так я и обнаружил предыдущий портал, и надеялся на очередную удачу.

Заглянув в навигатор на телефоне, я понял, что забрел в неизвестный район, куда должен был прийти ещё не скоро. Я думал, некий инстинкт выведет меня к порталу, но надежда была напрасной; я поковылял домой. У меня не оставалось сил даже на разговоры с Дейлом – я просто хотел спать. Бредя по незнакомой улице в толпе прохожих, я молился, чтобы автобус не попал вечером в пробку, и я как следует выспался этой ночью.

Странное чувство вернулось ко мне, почти незаметное и едва ощутимое из-за головной боли, но я всё равно его уловил. Я стоял на светофоре возле перекрестка и силился понять, куда оно меня зовет. Слева от меня бульвар с высокими деревьями, покрытыми тяжелым снегом, издали мелькает разноцветными огоньками вывеска ресторана, справа – огромные офисные здания, а вдали, над деревьями, высится шпиль католической церкви, вот только это всё не то. Мне нужно идти дальше, прямо по улице, вдоль бесконечных рядов магазинов.

Я шагаю вперед, а покалывание в виске всё усиливается, и я счастлив, что это чувство по-прежнему со мной. Я боялся, что оно может покинуть меня из-за того падения, или что больше не наткнусь на подобный портал. Магазины одежды сменяются ювелирными магазинами и наоборот. Я миную книжные лавки, прохожу мимо торговцев уличной едой, работающих допоздна, и натыкаюсь на заколоченную витрину обувного магазина. Сюда-то меня и притягивает. Где-то здесь спрятан портал.

Я мчусь домой на такси, махнув рукой на лишнюю трату денег. Хватаю молоток, лекарства, деньги, прочие вещи, игнорируя все вопросы Дейва, и несусь обратно на такси, умоляя водителя объезжать пробки. Ближе к полуночи я, наконец, добрался до места. Обошел магазин со всех сторон и нашел выбитое окно. Забравшись внутрь, я погряз ногами в куче мусора, но даже не обратил на это внимания. Я, как завороженный, шел к нужной мне стене. Пахло здесь отвратительно, похоже, здесь жили бездомные и здесь же справляли нужду. Отвратительное место, и угораздило же меня заглянуть сюда, но это всё ерунда – скоро я выберусь отсюда.

Подойдя к одной из стен, я принялся лупить молотком по светлой шпаклевке. Сейчас слишком поздно и людей на улицах мало, можно не бояться, что меня услышат, а если и услышат, то им-то какое дело. Никого ведь не волнует, что посреди города образовалась помойка.

Я яростно лупил по стене, морщась от летящей мне в лицо шпаклевки.

– Эй, какого хрена ты делаешь?!

Я обернулся на хриплый голос. Из-за угла на меня выглядывал старик, обрюзгший и заросший, в потрёпанной грязной одежде.

– А ну убирайся отсюда! – гаркнул он на меня.

Не в силах придумать, что мне делать дальше, я попятился к стене. Старик поднялся с пола и направился ко мне. Недолго размышляя, я шагнул вперед и огрел его что есть дури тростью, которую держал в левой руке. Мужик грязно выругался, занося перед собой руки, готовясь отразить новый удар и атаковать меня в ответ. Я ударил его по голове молотком и отступил назад. Старик упал на пол как подкошенный.

– Всё просто, всё просто, всё просто, – заладил я себе под нос, как заведённый, глядя как расползается по грязному полу тёмное пятно из-под его косматой головы. Молоток выскользнул из пальцев и звякнул об бетонный пол.

Не так уж и трудно убить человека, подумал я. Мне ещё с самим собой предстоит побороться, и другого Рика мне вряд ли удастся так просто свалить.

Я разглядывал убитого в тусклом свете фонаря, проникавшем сюда с улицы, и никак не мог отвести глаза. Что же мне делать? Оставить его здесь? Прохожие ведь почувствуют запах. Нельзя его здесь оставлять. Нужно будет перетащить тело в другое место, если не хочу отрезать себе путь от этого портала.

Портал. Точно. Я повернулся к стене и принялся дубасить по ней с новой силой. Будь здесь кто-либо другой в этом здании, он бы уже показался, размышлял я, но сейчас тут никого нет.

Ты сам дурак, что не обошел сперва этот заброшенный магазин; необязательно было его убивать.

– Знаю, – прорычал я сквозь зубы, пытаясь заткнуть свой внутренний голос.

Мне трудно думать, трудно принимать решения, когда голова ноет, как незаживающий гнойник. Я даже не знаю, зачем ударил его, но он сам виноват, что пошел на человека, вооруженного молотком.

– Вот он, – прошептал я вслух, уставившись на портал круглыми глазами.

Из дыры, проделанной в белоснежной шпаклевке, на меня смотрела тьма, что была чернее ночи.

Так, спокойно, – шумно выдохнул я, – ты и так уже наделал глупостей, не облажайся же теперь. Нужно осторожно выглянуть наружу, учитывая, что там, за стенкой, могут быть люди. Я достал телефон и включил на нем видеокамеру, сунул руку в портал и тут же вытянул наружу. Спешно включил снятый материал. Камера телефона записала стену соседнего магазинчика и пустой проулок.

– Отлично, – заулыбался я.

Теперь нужно спрятать портал. Я прошелся по магазину в поисках чего-либо. Хотел было прикрыть одеялом, которым накрывался этот бездомный, но уж слишком узким и дырявым оно было – нет, это совсем не то. Оставался лишь его старый матрас. Кривясь от отвращения, я волоком потянул его в комнату с порталом. Матрас был достаточно жесткий и его вполне можно было вертикально прислонить. Удерживая матрас в стоячем положении, я пятился к порталу, подтягивая его на себя. Просунув во тьму портала сначала одну ногу, затем другую, я выскользнул наружу сам и едва удержался на ногах. Осмотревшись по сторонам и убедившись, что мое возникновение никем не замечено, я принялся спешно проверять, всё ли оттуда забрал: трость на месте, молоток на месте, рюкзак болтается на лямке за спиной. Проверив карманы и, убедившись, что ничего не забыл и не потерял, я начал озираться по сторонам. Холодная улица была пуста, местами её сильно замело снегом и мусором.

Я взглянул на серую стену, из которой вышел, и осторожно прикоснулся к ней, ища свой проход назад. Мои пальцы нырнули в пустоту, казавшейся на первый взгляд обычной стеной, и отыскали неровные края пролома с той стороны. Достав из рюкзака чёрный маркер, я обвел им свой портал. Отступив назад и полюбовавшись на своё творение среди прочих каракулей и граффити на стене, я, наконец, вспомнил самое важное. Я вспомнил свое положение здесь – я совсем один в другом мире, другом городе, на дворе конец декабря, и у меня не было жилья.

– Нужно найти гостиницу, – прошептал я вслух, пуская клубы пара в морозном воздухе.

Сеть здесь не работала, и мне пришлось искать мотель, ориентируясь по карте другого Рисверта. Поиски заняли долгое время – карта того города не совпадала с этим Рисвертом, и спросить в столь позднее время мне было некого. Кое-как нашел таксиста, и тот отвез меня, продрогшего до костей, в ближайший мотель.

Пришлось изрядно помучить колокольчик на ресепшене, прежде чем ко мне подошел сонный администратор. Я попросил любой недорогой номер, который у них был, и расплатился стодолларовой купюрой.

Детектор банкнот никак не хотел её принимать.

– Странно, барахлит что-то, – рассеянно заметил администратор.

– Я расплачусь купюрой помельче, – тут же сориентировался я и достал из бумажника другие деньги. – Наверное, помял её в кармане, – улыбнулся я, стараясь вести себя естественно. На деле же меня прошиб холодный пот – моя валюта здесь недействительна.

Мелкие купюры сотрудник не стал проверять и отдал мне мой ключ. Я поднялся наверх в номер, и долго не мог уснуть, хотя и жутко устал. Содеянное глодало меня. Моё положение здесь, в чужом Рисверте, с моими фальшивыми деньгами грозило обернуться серьезными неприятностями. Окажись этот администратор более ответственным, я бы засыпал не здесь, а в отделении полиции, но прежде пытался бы объяснить им, откуда у меня документы и деньги, сделанные по другому образцу.

Головная боль пробудила меня раньше времени. Я выпил таблетку, но так и не смог вновь уснуть – просто не мог сомкнуть глаз, борясь с вопросом, что мне делать с крупными купюрами, которые здесь не принимают. Скорее всего мелкие деньги тоже отличаются, но их не так часто проверяют на подлинность – мне всего-то и нужно почаще менять гостиницы и магазины, чтобы не попасться.

Одну из крупных купюр я подсунул таксисту, довезшему меня до вокзала, и отдал почти все мелкие деньги, оплачивая себе билет до Декстона. Я ехал, глядя в окно, но зимний пейзаж меня не интересовал – я думал о ней. Другая ли здесь Дженни или всё та же? В тот же мир я попал, или же это новый, в котором я ещё не бывал.

Выйдя на знакомой остановке, я направился к чужой, но такой родной Еловой улице. Я промчался мимо соседних домов, даже не взглянув на них.

Дом этого моего двойника сильно отличался от виденного ранее: он был выкрашен в ярко-голубой цвет и на нем была новая крыша. Дорожка, ведущая к дому, вымощенная большими белыми камнями, была расчищена от снега совсем недавно и это меня приободрило.

– Вы к Деймарам? – спросил рядом знакомый голос.

Повернувшись, я увидел свою соседку.

– Я… я ищу Дженни. Давно не видел её. Не подскажете, где я смогу её найти?

Соседка скорбно посмотрела на меня.

Этого я и боялся.

Я ковылял по свежевыпавшему снегу, направляясь к больнице, сам не зная, зачем мне туда идти.

– Я хочу увидеть Дженни Деймар, – обратился я к регистраторше.

– Вы её родственник? – отвлеклась от бумаг девушка и взглянула на экран компьютера.

– Дальний.

– Состояние тяжёлое, я не могу вас к ней провести, – сказала она, грустно глядя на меня. – Извините.

Я опустился на стул возле регистратуры. Эту больницу я знал, как свои пять пальцев, и если захочу, то проскочу по служебной лестнице наверх, но нужен ли я там? Уж слишком ясны были сохранившиеся воспоминания о той слабой девушке на больничной кровати. Я надеялся, что мне заменят их новые воспоминания, где у Дженни всё хорошо, но на сей раз этого не произошло. Значит не один Рик в этой вселенной сейчас страдает. Я решительно встал и отправился прочь из больницы.

Ноги вновь привели меня на Еловую улицу. Добирался я туда пешком и было уже довольно поздно.

Я позвонил в звонок.

– Кто ещё? – узнал я собственный голос за дверью.

Дверь приоткрылась, и хозяин дома недовольно уставился на меня.

Я снял шапку и спросил:

– Узнаешь меня?

Другой Рик, сняв цепочку с двери, открыл её, вставая в проходе.

– Ты кто нахрен такой?

От него не разило алкоголем, чего я никак не ожидал. Этот Рик, видимо, куда умнее меня, раз не заливает свое горе спиртным.

– Я – это ты, – говорю я, пристально глядя ему в глаза, – и я могу это доказать. Ты – это я, но из другой реальности – я вроде как твой двойник.

Он определенно узнавал моё лицо, зато я не мог узнать ни дом, ни человека передо мной. Его гостиная была обставлена превосходной мебелью: красивыми резными шкафчиками и изящными стульями из темного полированного дерева, на огромном диване были разложены очаровательные подушечки с ручной вышивкой, на стенах висели картины и гобелены, но мое внимание привлекла знакомая лампа с абажуром из зеленого стекла, стоявшая на каминной полке. Лишь она единственная доказывала, что я не ошибся адресом; единственным же сходством между мной и этим дюжим мужчиной на пороге были ясно-голубые глаза.

– Как такое возможно? – спросил мой двойник, не сводя глаз с моего лица.

– Видишь ли, когда моя Дженни умерла – я решил совершить самоубийство, – говорил я, наблюдая за его реакцией, – но я не умер. Я сильно ударился головой и теперь могу видеть порталы в другие миры.

Я всё смотрел на него, ожидая, что тот поднимет меня на смех, но этот Рик всё молчал.

– Зачем ты приперся сюда? – спросил он наконец.

Его хладнокровное спокойствие вывело меня из себя

– Я пришел сказать, что если твоя Дженни умрет, и ты решишься на самоубийство, то подходи к этому делу ответственнее! – огрызнулся я. – Мне некуда идти, и деньги, что остались у меня из другого мира, здесь недействительны!

– Покажи, – спросил он с неподдельным любопытством.

Я покопался в карманах, ища свой бумажник.

– Вот держи, – я протянул хозяину дома несколько купюр разного номинала, и спросил, косясь него: – Покажешь ваши?

Взглянув на деньги в моей руке, другой Рик сказал подождать его здесь и прикрыл дверь. В какой-то момент мне показалось, что он уже не вернется ко мне. Всю дорогу, пока шел сюда, я предполагал, что этот Рик будет обескуражен моим появлением, но, похоже, лишь я один взволновался, встретив своего двойника.

Дверь передо мной вновь открылась, и другой Рик протянул мне несколько банкнот, а я отдал ему свои. Сохраняя невозмутимое лицо, он включил карманный фонарик и принялся изучать свои купюры на просвет, сравнивая их с двойниками из другого мира. Я же, повертев в руках новенькие гладкие банкноты, включил фонарик на телефоне и тоже принялся искать различия.

– Немного отличается рисунок на воротнике президента, – указал я на купюру.

– Это слишком очевидно, – задумчиво пробормотал Рик, ведя лучом света под водяными знаками на стодолларовой купюре. – У них совершенно разная защита.

Это тоже очевидно, подумал я, будь это не так, мои деньги приняли бы здесь за свои.

– Кем ты работаешь? – спросил я, заглядывая за его плечо, вновь разглядывая дом. Если у этого моего двойника полно денег, значит вовсе не обязательно, что его Дженни сейчас умирает…

– Генеральный директор Эвердарри, – ответил он, разглядывая деньги.

– Что будет с Дженни?

Другой Рик поднял на меня глаза.

– Тебя интересует, умрет ли она? – он немного помолчал, вновь смерив меня взглядом. – Врачи говорят, что выкарабкается.

– А отец жив?

– Нет, умер давно.

– А мать?

– Тоже давно умерла – мне тогда было тринадцать.

– Как умерла? – поинтересовался я. – Моя умерла, когда мне было одиннадцать.

– Сбила машина, когда она ехала на велосипеде, а твоя?

– Тоже, – медленно проговорил я, обдумывая его слова.

– А что с матерью Дженни? – насторожился другой Рик.

– Помутилась рассудком, когда моя Дженни умерла.

– Лиза Эрроу пропала без вести полгода назад.

Мы некоторое время молчали, разглядывая друг друга.

– Как ты нашел дорогу в наш мир? – спросил мой двойник, скрестив руки на груди.

– Я её почувствовал. Это довольно необычное ощущение. Похожее на то, как будто ищешь вещь в доме и знаешь точно, где она лежит. Я просто знаю, где находится портал, и иду к нему.

– Ты кому-нибудь ещё рассказывал об этом?

– Нет, не рассказывал, – признался я, не понимая к чему он клонит.

– А в чём причина? – прищурился другой Рик. – Расскажи об этом. Это ведь не шутки – порталы в другие миры.

Язвительные нотки в его тоне вновь вывели меня из себя.

– Ты не знаешь, о чем говоришь! – с пылом начал я. – Расскажи я об этом, и даже если мне поверят, я буду до конца своих дней бегать на поводке у правительства или ещё кого и искать эти чёртовы порталы!..

Другой Рик поднял брови и перебил меня:

– Знаешь, приятель, у меня нет таких друзей, которые захотели бы разыграть меня подобным образом, а потому я советую тебе убраться подальше от моей собственности. – Воспользовавшись моим замешательством, он пихнул мне в руки мои купюры вперемешку с собственными и добавил: – Отличное вышло представление.

Дверь захлопнулась перед моим носом.

Я опустил глаза, натянул шапку на уши и, прихватив трость, заковылял прочь с крыльца. Этого Рика я никак не смог бы заменить – мне не сладить ни с ним самим, ни с той жизнью, которую он ведет. А значит нужно продолжать поиски – найти тот мир, увиденный мной в тот первый раз.

На последний автобус до Рисверта я не успел, и пришлось искать гостиницу. Спалось плохо – всю ночь снилось, что по ту сторону портала меня поджидает тот бродяга с пробитой головой и окровавленным молотком в руке.

Завтракал я через силу, есть мне совершенно не хотелось, но иначе нельзя, нельзя сейчас ослабнуть, когда в любой момент со мной может произойти всё что угодно.

По дороге в Рисверт много размышлял, что мне делать дальше. Про этот мир придется забыть, а по возвращению в свой собственный меня ожидает увольнение – на работу я ведь сегодня не явился.

Пытался задремать, пока автобус плавно катил меня вперед вдоль заснеженной равнины, однако мысли о содеянном не давали покоя: непреднамеренное убийство, которого вполне можно было избежать, соображай я чуточку быстрее. Я ведь мог тогда отступить, выждать время и проникнуть в тот магазин незамеченным... Мне не хотелось больше думать об этом, но мысли так и норовили вернуть меня в ту морозную ночь. Чтобы отвлечься от них, я принялся вспоминать диалог с моим двойником, однако какой-либо пользы в нем я для себя не находил. Возможно, поделись я своими знаниями с учеными, то они бы смогли сделать из этого выводы, а я же… моя голова работает с каждым днем всё хуже; я делаю одну ошибку за другой. Я так боялся, что портал вновь сыграет со мной злую шутку, и, едва завидев его, опрометью помчался туда, позабыв обо всем: о своей работе, о единственном друге, о чужой жизни…

Я с горечью сглотнул, уставившись в окно. Каждый раз, когда я осознавал, как сильно снизились мои умственные способности, мне хотелось бросить эту затею – вернуться в мой пустой дом, к старой работе и пособию по инвалидности, признать свое поражение и смириться с судьбой, вот только делать этого было нельзя. Чем раньше я доберусь до дома того Рика и его счастливой Дженни, тем больше будет у меня шансов, вновь почувствовать себя нужным в этом мире.

Пытаясь придумать какие-нибудь вразумительные объяснения моего прогула для начальства, я добрался до проулка между магазинами и остановился, ожидая, пока человек, направляющийся ко мне из другого конца проулка, свернет куда-нибудь и оставит меня одного. На всякий случай решил осмотреться – нет ли камер видеонаблюдения поблизости, и, к огромному облегчению, их не нашел.

Наконец мужчина прошел мимо меня, и проулок опустел. Неспешным шагом я двинулся навстречу к нарисованному мной кругу на стене. Становилось тоскливо от одной мысли каким бесконечно долгим будет этот день – мне предстоит извинятся перед начальством, перед Дейвом…

Моя рука уперлась в твердую стену, а сердце ушло в пятки. Внутри нарисованного маркером круга меня ждал холодный бетон, и портала за ним не было. Трость выскользнула из моей руки и упала в снег. Я беспомощно шарил по стене руками, искал за пределами круга, внезапно осознав, что за бесконечным потоком мыслей и переживаний я забыл про странное чувство, навещавшее меня всякий раз, когда я находился вблизи портала, а точнее я забыл про него из-за его отсутствия.

Онемев от ужаса, я схватился за голову.

– Нет-нет-нет, – залепетал я, пятясь назад. Отказываясь верить, что портал закрылся и оставил меня здесь.

Я подскочил к стене и принялся торопливо ощупывать всю её поверхность насколько хватало длины рук, тщетно надеясь отыскать в ней то, чего там уже не было. Двое молодых парней, вышедших из-за угла, обошли меня стороной и ещё долго оглядывались, но мне не было сейчас до них дела. Положив свои вещи на тротуар, я сел на корточки и схватился за голову, пытаясь придумать, что делать дальше, но на ум ничего не шло. Я оказался отрезан от солидной части необходимых мне вещей, оставшихся у Дейва, остался без дома, без работы, в чужом мире; мои документы здесь недействительны и денег у меня практически нет. Голова отказывалась подавать какие-либо идеи потому, что я не мог поверить в случившееся.

Посидев какое-то время, подпирая стену, мне пришлось смириться с постигшим меня несчастьем и подняться на ноги, чтобы не замерзнуть. Первое, что пришло мне тогда в голову – это вернуться на автомойку и попытаться начать всё заново – получить работу и сдружиться с Дейвом, с этого решил и начать.

Пройдясь по городу и, с трудом сумев найти нужную улицу, автомойку на ней я так и не отыскал. Я расспрашивал о ней прохожих, но никто из встреченных мною людей никогда не слышал, чтобы где-то здесь поблизости была автомойка. Вечерело быстро, и я бросился искать гипермаркет, однако и здесь меня постигла неудача – гипермаркет я нашел, а вот нужной вакансии в нем – нет.

Не зная, что делать дальше, я принялся переписывать телефонные номера с предложениями работы с доски объявлений. Мой телефон не мог поймать здесь сигнал, и пришлось искать телефонную будку. Я потратил несколько часов обзванивая десятки телефонных номеров, но те немногие, поднимавшие трубку, сообщали мне о том, что объявление то больше не актуально, или же эта вакансия уже была занята. Список посильных мне профессий был и без того унизительно мал, теперь же, оставшись вовсе без работы, всё, что мне грозило – это голодная смерть.

Пытаясь заснуть в самом дешевом номере мотеля, мои мысли вновь и вновь возвращали меня к предложению другого Рика; сложившаяся ситуация вынуждала меня просить о помощи – мне придется рассказать людям о порталах и о себе самом или же закончить как тот бродяга, кутавшийся в свое дырявое одеяло в заброшенном обувном магазине. Я решил повременить раскрывать свой секрет – могло быть и хуже, но совсем худо еще не настало.

Всё следующее утро я мучал уличный телефон, скармливая ему свою мелочь. Обзвонил несколько десятков контор, но так и не смог найти посильную работу. Возможно, умей я притворствовать, умело уходить от поставленного мне вопроса, или легко располагать к себе собеседника, дело бы сдвинулось с мертвой точки, но я, не сумев вовремя сориентироваться в ситуации, выкладывал всё как есть, и, наверное, поэтому не достиг никакого результата.

Голова у меня раскалывалась, а таблеток становилось всё меньше. Я боялся соваться со своими рецептами на положенные мне лекарства к местным аптекарям, ведь любой из них наверняка может заинтересоваться любым фактом из них: фамилией врача, выписавшего мне этот рецепт или адресом больницы, если тот вдруг не будет совпадать, и попытается выяснить, кто я такой.

Всё, что мне оставалось – это слоняться по улицам, делая то единственное, что умею – пытаться обнаружить портал. Попутно заглядывал в каждый магазин, бар или ресторан на своем пути, интересуясь, не требуется ли им работник; я был готов заниматься чем угодно: выносить мусор, мыть полы, стать зазывалой и мерзнуть на морозе. Я был готов работать за еду, лишь бы не раскрывать никому свой секрет. Меньше всего на свете мне хотелось, чтобы из-за меня вновь пострадали люди, ведь попади я со своей способностью в руки не тех людей, и тогда не только моя жизнь может обернуться кошмаром.

За весь этот день мне так и не удалось ничего найти – ни работы, ни портала. Выбившись из сил бесцельной ходьбой, я вернулся в мотель и уснул мертвым сном.

Следующий день прошел в точности, как и предыдущий, с одной существенной разницей – денег у меня становилось всё меньше. Если бы не та подачка моего двойника, дела мои были куда хуже; хотя, я прекрасно понимал, что худшее у меня ещё впереди – скоро денег и вовсе не останется, а из всех идей в голове остались лишь две: заделаться грабителем или же попрошайкой на углу. Возвращаться к порогу моего двойника и просить у него кров и еду, отнюдь не кажется хорошей затеей, как и думать о том, чтобы его заменить.

На шестой день моего пребывания в этом мире, мне всё же удалось найти работу. Мне посчастливилось заглянуть в маленький ресторанчик на окраине города и хозяйка заведения согласилась меня взять. На тот момент я представлял из себя жалкое зрелище и, как мне показалось, она просто не сумела мне отказать. Платили мне довольно мало, но иногда перепадала неплохая еда с их кухни. С самого утра и до поздней ночи я подметал улицу вокруг ресторана, драил полы, отчищал покрытые толстым налетом затвердевшего жира кастрюли и сковородки, наводил порядок в раздевалке и душевой. Чем дольше я вел подобный образ жизни, тем больше начинал походить на дикое животное: я мог доесть за посетителем его еду, пока меня никто не видел, срезал лишнее с фруктов и овощей, когда чистил их, и скорей пихал в рот. Хозяйка позволяла мне бесплатно обедать в их заведении, как и прочему персоналу, вот только одного обеда один раз в день мне было недостаточно.

Обзавестись здесь друзьями мне так и не удалось, и с каждым днем моё состояние всё ухудшалось – таблетки, помогавшие моему мозгу работать нормально, кончились. Кое-какие я ещё мог себе позволить, остальные же мне было не достать с моим недействительным здесь рецептом, или же стоили они баснословно дорого. Всё что я мог – это заглушать головную боль двойной порцией обезболивающего, чтобы та не мешала работать, и продолжать поиски портала в мои выходные дни...

Продолжение завтра в 12:00 (по МСК).

Жанр: Фантастика, Драма, Триллер.

Продолжение:...

– Я только одним глазком взгляну, что там, – пообещал я голым стенам старого дома, и подхватив рюкзак и трость, нырнул в темноту.

Я выглянул по другую сторону стены и понял, что часть меня торчит из неё, будто бы я был в ней замурован. Убедившись, что это не так, я полностью выбрался из пролома и уставился на стену из которой вылез. На ней не было следов моего вандализма, зато по траве были разбросаны те самые кирпичи, которые я вытолкнул сюда ногой. Протянув руку, я попытался прикоснуться к кирпичной стене, через которую прошел, но мои пальцы прошли сквозь неё и наткнулись на края пролома с той стороны.

Нужно это очертить, подумал я и поднял с пола обломанный кусок кирпича. Моя правая рука скользила по краям дыры на той стороне, а левая чертила кирпичом примерную границу проделанного мной пролома. Сделав пару шагов назад, я взглянул на свой рисунок, на мой проход на ту сторону.

Обернувшись к дверному проему, я вышел в коридор, попутно отметив, что за окном и впрямь пасмурно. Затем я заглянул за стену, в которой я пробивал себе проход, но она и здесь выглядела целой. Вернувшись к окну в коридоре, я выглянул из него, рассматривая золотистый свет на низких облаках, исходящий от ночного города.

Забыв о голоде, об усталости, забыв про былой страх, я всё дальше удалялся от кирпичного дома в сторону этого города.

Пока добирался до ближайших улиц, над этим Декстоном занялся мутный рассвет, и стал накрапывать мелкий дождик. Мой ли это город? Навряд ли. Мой Декстон остался там, за кирпичной стеной, но я все равно шел навстречу этому городу, боясь даже представить, что меня там может ожидать...

По правде сказать, я ожидал нечто большее. Когда я дошел до ближайшей автобусной остановки, на улицах начали появляться редкие пешеходы. Похоже, здесь тоже был выходной день, и город неохотно просыпался, вспоминая про свои дела. Я ни разу не был в этом районе, так что не мог знать наверняка – таким он был в моем Декстоне или нет.

Я украдкой поглядывал на людей, а те удивленно смотрели на меня и, ясное дело – я был весь в пыли, и рука у меня была перепачкана кровью. Кое-как я привел себя в порядок, ожидая нужный мне автобус. Пока его ждал, пока ехал к нужному адресу, мои часы показывали почти десять.

Добираясь до своего дома, много думал, каким он окажется в этом «параллельном» Декстоне. Всю дорогу я сидел, прижавшись лицом к стеклу, и искал различия между этим городом и моим, но их было немного: новые фонари, лавочки в других местах, другой цвет заборов и домов. Здесь оказалось всё настолько идентично, что и монетки, которыми я расплатился за проезд, приняли у меня без лишних вопросов.

Еловая улица, на которой я вышел, тоже мало чем отличалась от той, на которой жил я. Направляясь к своему дому, я оглядывался по сторонам, в полной мере осознавая, насколько странно, должно быть, моё появление здесь. Неожиданно я встретился глазами с соседкой, которая вышла на улицу развешивать бельё, но она меня не узнала. Хотя, если вспомнить, вернувшись домой после моей неудачной попытки суицида, меня там тоже мало кто узнавал. Если здесь в этом мире, существует моя соседка, значит существую и я, а может быть и Дженни здесь?

Эта мысль погнала меня вперед ещё быстрее. Я напрочь позабыл о стертых ногах, о больной руке, а главное – о мигрени. Что, если я вновь увижу её. Что, если она будет здесь! Дойдя до своего дома, я какое-то время стоял на месте, размышляя, что делать дальше. Дом этот был вне сомнения моим, но выглядел он так, будто бы здешний я не переставал за ним ухаживать – здание было свежевыкрашено, газон подстрижен, на подоконнике за знакомыми занавесками стояли в вазочке свежие цветы. Осмотревшись по сторонам, и убедившись, что улица пуста, я направился к дому.

Присев у окна, я заглянул в щель между шторами. В доме я разглядел свой старый бежевый диван, а рядом на журнальном столике антикварную настольную лампу с абажуром из зеленого стекла, которую подарила нам мать Дженни. Тот, другой я, не продал их, значит Дженни ещё жива – должна быть живой и жить здесь, ведь это подарок её матери! Я принялся заглядывать в каждое окно, ища жильцов этого дома. Если они и были здесь, то спали, а жалюзи в спальне были задвинуты.

Я потоптался на месте не зная, что дальше предпринять. Неужто пора возвращаться домой? Нет. Дженни работала официанткой в кофейне, нужно заглянуть туда и лишь потом возвращаться, откуда пришел. Хромая обратно к автобусной остановке, я чувствовал в голове странную легкость, точно всё вокруг было сном.

Выскочив из автобуса, я помчался в сторону кофейни, беззвучно шепча мольбы себе под нос, лишь бы увидеть сейчас мою Дженни. Сам я уже давно выбился из сил, но мои ноги упорно тащили меня вперед.

Присев на лавочку под фонарем напротив той самой кофейни, я замер, выискивая глазами за витриной среди посетителей и персонала мою Дженни. Даже не знаю, сколько я так просидел; ко мне на лавочку с краю успела подсесть пожилая женщина, а я заметил её только тогда, когда та зашуршала газетой.

Я увидел её – это была она, вне сомнения, она и никто другой. Там, между столиков, задержавшись у одного, прошла Дженни, та самая маленькая худенькая Дженни с густыми темными волосами и застенчивой улыбкой.

Я расплакался. Я содрогался, согнувшись пополам и закрыв лицо руками, и никак не мог остановиться.

Пожилая женщина, сидевшая рядом, потрогала моё плечо.

– У вас всё в порядке, мистер?

Я быстро закивал, продолжая всхлипывать. На миг решив, что мне всё почудилось, я вновь принялся искать глазами Дженни, но это не было видением. Дженни остановилась у барной стойки беседуя о чём-то с другой официанткой.

– Точно всё хорошо? – спросила пожилая леди, протягивая мне клетчатый носовой платок.

– Спасибо, – буркнул я, принял её платок и стал протирать лицо, судорожно соображая, что делать дальше. К ней идти нельзя; нельзя вот так заявиться и даже просто кофе заказать – я не смогу совладать с собой, если она подойдет. Если здесь у неё не было рака, значит и тот, другой я, сейчас выглядит вполне нормально. Даже если она и не узнает во мне своего мужа, всё равно нельзя туда идти.

Зачем я сюда пришел, зачем бог или кто бы то ни было указал мне на этот проход в кирпичной стене? Что я могу сделать? Зачем я здесь?

Оттирая влажным платком засохшую кровь с руки, я разглядывал посетителей кофейни. Пожилая женщина решила оставить меня одного и, сложив газету, ушла вниз по улице.

– Нужно поспать, – прошептал я вслух. Нужно вернуться домой и выспаться хорошенько.

Я похромал обратно к автобусной остановке на углу улицы, борясь всю дорогу со сном. Выйдя на конечной, я побрел в сторону пустыря. Голова плоховато работала из-за мигрени, и я выпил обезболивающее; благо таблеток взял с собой предостаточно.

Кирпичный дом ожидал меня на своем месте, и неровный круг, начерченный осколком кирпича, тоже никуда не делся. Я нашарил пальцами края кирпичной кладки и выбрался обратно в свой мир.

Здесь, в отличие от того мира, было солнечно и жарко. Мою местами лысую макушку нещадно жгло солнце. Я даже начал тосковать по облакам и прохладе другого Декстона.

Еле доволочив ноги до своего дома и не раздеваясь, и даже не разуваясь, я забрался в постель. Уже засыпая, вспомнил, что не запер дверь, но вставать не стал – всё равно в этом доме нечем поживиться.

Телефон звонил в кармане много раз, но я так и не нашел в себе силы поднять трубку. Проснувшись с сильнейшей головной болью, я сразу же направился к холодильнику и с небывалым доселе аппетитом набросился на еду. За окном было темно, но я не знал вечер сейчас или утро. Лишь когда полез в карман за телефоном, обнаружил, что сейчас раннее утро понедельника; я проспал целые сутки, и мне пора на работу.

Добравшись до супермаркета, я слонялся по магазину, точно пребывая под каким-то гипнозом, на ходу вспоминая свои обязанности. Из моих мыслей никак не желал выходить тот длинный день: перед глазами стоял черный портал, стояла, улыбаясь, Дженни за витриной той кофейни. Это не сон, это не могло оказаться сном. Я пытался придумать, что мне делать дальше, но в голову ничего не шло – я видел Дженни, но ничего из этого не следовало, это другая Дженни, не моя Дженни. Мне не о чем с ней говорить и нечего ей сказать.

– Что у тебя случилось-то? – Я обернулся и увидел, что ко мне подошел прыщавый кассир в синей униформе, с которым мы были вроде как дружны. – Я не мог до тебя дозвониться, – продолжал он, – то твой телефон был вне доступа, то ты просто не отвечал.

– А, да… – замешкался я и, отвернувшись, продолжил раскладывать по полкам консервные банки с бобами. – Я был занят на выходных. А ты чего хотел?

– Да так, – рассеяно проговорил парень. – Хотел вечером в картишки перекинуться. Я волновался – думал, с тобой случилось чего.

– Нет, не случилось, просто был занят.

– Тогда ладно, – он почесал затылок и пошел обратно вдоль стеллажей с консервами.

А я всё стоял с банкой бобов в руке, пытаясь привести свои мысли в порядок. Потеряв нить своих размышлений, я просто крутил их по кругу.

Я взглянул на входную дверь магазина, точно в ней и крылись нужные мне ответы. Мой воображаемый Том Пайтон вернулся в наш супермаркет и осмотрелся по сторонам, разыскивая меня.

– А вот и наш неудачник! – довольно заулыбался он, встретившись со мной взглядом. – Так и стоит на своем месте и жалеет себя, несчастного. Верно говорю? – Я недовольно поглядывал в сторону двери. – Что такое? – наигранно удивился воображаемый Пайтон. – У тебя обнаружился дар, но ты не можешь найти ему применение? Как жаль, как жаль, – зацокал он языком. – Ну что же, не буду мешать – у тебя, как я вижу, полным-полно работы, – иронично хмыкнув, он не торопясь вышел за дверь.

И что же мне делать? Что я могу сделать? И в том и в этом мире я по-прежнему калека. Как мне начать новую жизнь? Как, скажите на милость, привести эту жизнь в порядок? Я уныло взглянул на своё отражение в зеркале за стеллажом. Никто не полюбит такого, как я, не сможет полюбить инвалида, в которого я себя превратил. Я продолжал гонять мысли по кругу, но все они, так или иначе, возвращали меня к пролому в кирпичной стене и к Дженни, улыбающейся за витринами кофейни.

– Я хочу взять на завтра отгул, – отпрашивался я в кабинете начальника. – Мне что-то нездоровится.

В этом была лишь половина правды – мне и правда было плохо, но так было большую часть времени. Основная же причина крылась в том, что мне не терпелось вновь увидеть Дженни.

Вернувшись домой после работы, я вытащил из коробки все фотоальбомы, в очередной раз возвращая ускользающие от меня воспоминания: вот мы с Дженни в парке аттракционов, и нам здесь вроде бы десять или одиннадцать лет, у нас в руках по огромному рожку мороженного, и мы улыбаемся во всю ширь. Когда это было? Дата не стоит. Дальше идут школьные годы – мы кривляемся на камеру, одетые в школьную форму, а на заднем фоне белеет и сама школа. Везде мы и наши родители, молодые и здоровые, и над головой у нас безоблачное голубое небо, будто бы и не было никогда в нашей прошлой жизни пасмурных дней.

Фотографии последних лет в альбомах отсутствуют. Дженни заболела, и её мать от горя слегла вместе с ней. Где остальные родственники? Я разложил вокруг себя несколько альбомов и нашел фотографии людей, которых никак не мог вспомнить. Кто этот паренек возле Дженни? Вроде её кузен, а может просто друг? В памяти всплывало его жизнерадостное лицо и громкий смех, мы с ним и Дженни идем куда-то по летней улице Декстона, вот только я не помню куда и зачем. Одни люди кажутся мне смутно знакомыми, а других, с которыми я позирую рядом, я и вовсе готов поклясться, что вижу впервые.

Как только я вышел из комы, то все люди, приходившие ко мне, были для меня незнакомцами, а если мне и удавалось запомнить чьё-либо имя или лицо, то я все равно не мог его узнать, когда тот человек вновь меня навещал. Это доводило меня до отчаяния, я был уверен, что никогда не смогу вернуться к нормальной жизни.

Я не знал, что скажу или сделаю, вновь найдя Дженни в том мире, но всё равно решил отправиться туда. Проснувшись пораньше на следующий день, я начал второпях собираться. Толкаться в переполненном автобусе, когда впереди у меня был целый выходной день, вовсе не было острой нужды, но для меня она была – я должен видеть её, должен скорее найти, чтобы убедиться, что мне это не приснилось. Я примчался к порталу и тот вновь пропустил меня в иной мир.

Нетерпеливо выглядывая свою остановку из автобуса, я разглядывал другой Декстон, стараясь уловить различия, упущенные мной в прошлый раз. Любой другой человек, обнаруживший подобное, наверняка помчался бы к ученым или в прессу, чтобы оповестить всех о своей находке. Это всё бы изменило в нашем мире. Что стало бы с людьми, которые вдруг обнаружили здесь самих себя?

Мне было даже страшно представить, во что превратится мир, когда люди начнут сновать туда-сюда через мой портал, словно через двери магазина. Всё это кажется таким ненадежным и хрупким, прямо как жизнь Дженни тогда. Может я вижу прошлое? Может я вижу этот мир ещё до того, как наши жизни погрязнут во мраке. Я не был уверен ни в чем.

Сойдя на остановке на углу, я поковылял в сторону кофейни. Долгое время я просто сидел на скамье напротив заведения, разглядывая Дженни. Я так хотел зайти, но не решался. Порывался, но останавливался. Я сидел так долго, что порядком проголодался и всё-таки решился войти в эту кофейню. Заказал кофе и булочку с корицей – первое, что увидел тогда в меню.

Сев за столик в самом углу, я принялся ждать, словно брошенная собака своего хозяина, с надеждой поглядывая на дверь служебного входа для персонала кофейни, надеясь разглядеть Дженни поближе. Мой заказ принесла мне другая официантка, а Дженни убирала посуду за гостями, как назло, за самым дальним от меня столом. Но мне и этого было достаточно. Украдкой вытирая слёзы, я едва сдерживал улыбку, от того что вижу её вновь. Закончив со своим обедом, я отправился на выход. Мне хотелось прогуляться по этому городу и поразмыслить о жизни.

Ближе к шести часам дня я забрел на Еловую улицу, на которой жил мой двойник со своей женой. Направляясь сюда, я намеревался поглазеть на их жизнь в то окно и погоревать о собственной, которую умудрился загубить подчистую.

Меня, медленно ковыляющего, обогнал другой Рик. Я аж замер на месте, открыв от неожиданности рот. Вот он – тот, кем я был: рослый, плечистый, с густыми золотыми локонами на макушке, на нем идеально выглаженная рубашка; он идет домой, где к нему вскоре вернется его красавица жена – моя Дженни. Я так и стоял, разинув рот, наблюдая, как он удаляется от меня бодрыми шагами.

– Чтоб ты сдох, погань, – стиснул я зубы от злости. Круто развернувшись на каблуках, я направился обратно к автобусной остановке.

Это ты хотел мне показать? – гневно уставился я на безоблачное небо, словно собираясь своим взглядом попенять богу за содеянное. – Хотел показать, как ему хорошо, да? Зачем ты меня сюда привел? Чтобы я больше не колебался и сразу вышиб себе мозги? А вот хрен тебе! Хрен вам всем! Я выживу, и не просто выживу, я убью этого Рика и сам займу его место. Да-а, это будет непросто – мне не хочется подсовывать этой Дженни бракованный товар. Ничего, я подлечусь и окрепну, и тогда буду достоин этой Дженни. А этого Рика закопаю в собственном саду. Как тебе? – поглядывал я на небо исподлобья. – Нравится мой план? Нужно только всё продумать хорошенько. Нужно украсть этого Рика, а затем выждать время и притвориться, что на меня напали и избили, и я потерял память. Я знаю свою Дженни, исчезни я хоть на десяток лет, она всё равно будет меня ждать, и её-то я постараюсь больше не терять.

Я просто сделал недостаточно для своей Дженни – нужно было влезть в долги или ограбить банк, и тогда она, быть может, осталась инвалидом, а я бы всё равно её любил, несмотря ни на что. В болезни и здравии… да, я помню эти слова. Мне нужна моя Дженни, любая Дженни, и я верну её, и мы вновь будем счастливы!

Вернувшись вечером к себе домой, я запаковал все фотоальбомы, которые я разбросал по комнате. Следующими были дурацкие фигурки из пластилина; их я свалил в одну кучу на дно коробки, а коробку убрал с глаз долой. Найдя в доме бутылки из-под воды, я заполнил их песком, который спер на детской площадке у соседа и сделал на них ручки из изоленты, чтобы было удобнее держать. Я начал тренироваться. Раньше у меня не было ни сил, ни желания этим заниматься, а теперь они разом обрушились на меня.

На следующий день я попросился увеличить мой объем работы, переведясь на полный день. Мне нужно было больше денег на здоровое питание и хорошие лекарства, пособия по инвалидности мне едва хватало. Я начал заниматься спортом всё свободное время. На автобусах я больше не ездил, вставал рано утром и добирался до работы пешком.

Спустя месяц ровным счетом ничего не изменилось, но я стал чувствовать себя куда лучше, виновата ли в этом моя бодрость духа, или же просто слепая уверенность, что я иду на поправку – я не знал, да и не стремился узнать. У меня появился смысл жизни, за него-то я и держался.

Я то и дело навещал мою Дженни, подолгу засиживался на лавочке напротив той кофейни, бегал туда каждые выходные, как на новую работу.

Вскоре изменения становятся и впрямь заметны – я отрастил побольше мяса под кожей, да и кожа начала принимать нормальный оттенок. Всё дело в здоровом питании, в занятиях спортом, и в том, что теперь я не забываю вовремя принимать свои таблетки. Раньше я ничего из этого толком не делал – просто не было желания делать.

Собрав все нужные вещи, я решил окончательно перебраться в другой мир. Даже придумал способ, как убить и сбросить с моста другого Рика. Хотел сначала закопать его на своем заднем дворе, но эта новая идея мне показалась куда забавнее – один из Риков всё-таки пойдет ко дну, вот только им буду не я.

Я энергично шагал с сумками в руках, с довольным видом осматривая знакомый пустырь, точно король собственные владения. Да, скоро всё изменится: я приду туда, в другой мир, поищу работу и съемное жилье. Наши деньги в том мире принимают за свои, и поэтому я не слишком волновался, что могу остаться на улице, но осень подкрадывается всё ближе, а потому нужно действовать быстро и решительно.

Дойдя до кирпичного здания, я быстро зашагал по коридору, сгорая от нетерпения. Когда я дошел до стены, граничащей с моим порталом, улыбка тотчас сползла с моих губ. Там была дыра и сквозь неё проглядывала комната, в которой я пробивал себе проход.

Силы разом оставили меня, колени задрожали, а ноги стали плохо подчиняться мне. Медленно обойдя стену, я взглянул на то место, где видел чёрный портал. Его не было. Я видел кирпичную стену соседней комнаты, залитую солнечными лучами, пробивавшимися сквозь худую крышу.

Я скривился, сдерживаясь, чтобы не зарыдать, чтобы не заорать на всю округу, и побросал сумки. Я подошел к стене, бессмысленно протягивая руки в пустоту сквозной дыры. Высунулся из неё, как делал сотню раз на этом месте, прекрасно понимая, что все мои действия сейчас не имеют смысла. Я так увлёкся своими мечтами и не заметил, что, то странное ощущение, когда я находился вблизи портала, не посетило меня на сей раз, как бы близко я к нему ни подходил.

– Его нет, – сорвалось с моих губ.

Он исчез, пропал… Куда он мог деться? Я обошел стену один раз и другой. Уселся возле своих сумок. Мне хотелось заплакать, но слезы почему-то не шли. Я остекленело уставился на пролом в стене, разглядывая россыпи солнечных лучей на кирпичной кладке в соседней комнате, и долго так сидел. Напоследок, перед тем как уходить, я заглянул за стену другой комнаты, но выломанных мною кирпичей не было с той стороны – они так и остались в том мире.

Забрав свои сумки, я поковылял наружу, стараясь собраться с мыслями, но у меня не получалось. В моей голове словно была сквозная дыра, сквозь которую гулял ветер. Я ведь всё купил, всё подготовил – сделал на заказ превосходный парик, в котором Дженни не пришлось бы смотреть на мою лысину.

Я возвращался в свой ненавистный дом и радовался, что мне хватило ума просто тихонько сбежать, а не уволиться и устроить в честь своего ухода концерт с оскорблениями и пустыми угрозами. Завтра мне нужно идти на работу – полный рабочий день наедине с пустыми полками в супермаркете, с коробками и пыльными ящиками на складе. Я смотрел в окно автобуса в одну точку, чувствуя, как по щекам бегут слёзы.

К своему дому я мчался не хуже того, здорового Рика. Я несся по тротуару, точно намеревался по приходу разнести свой дом в щепки.

Бросив сумки в гостиной, я вытащил все коробки с фотоальбомами. Отнес их на задний двор и швырнул на землю. Вернулся на кухню, ища зажигалку, и мимоходом подцепил из шкафчика бутылку отличного коньяка, который кто-то когда-то подарил. Отыскав в подвале лопату, я вышел во двор и принялся копать яму. Большая и глубокая яма у меня не получалась, но мне было плевать. Я вытащил стул из дома и поставил его на траву, затем принялся вытряхивать из коробок фотоальбомы прямиком в мою ямку. Вырвав несколько страниц, и скомкав их в руках, я пустил их на растопку. Когда куча фотобумаги занялась, я начал вытряхивать в яму одну коробку за другой, пока у меня не получилась большая дымящаяся куча. Я плюхнулся на принесенный стул, вытянул ноги и открыл коньяк. Мой костер никак не желал гореть, и я плеснул в него щедрой рукой своей выпивки; это огню куда больше понравилось, и он вспыхнул ярче, пожирая остатки моих воспоминаний.

Я смотрел на огонь и хотел было сделать хороший глоток коньяка, но вместо этого вылил в огонь всё содержимое бутылки.

У меня опять отняли всё. Всё, чего я достиг, и чего намеревался достичь, и что мне теперь? Возвращаться к моим пластилиновым уродцам? Я вскочил со стула и вынес из дома и эту коробку. Швырнув её следом в костер, я остановился, любуясь зрелищем – мои пластилиновые уродцы превращались в пузырящихся монстров из фильма ужасов. Я повернулся на звук и столкнулся взглядом с соседкой, стоявшей возле своего забора с граблями в руках.

– Всё отлично, – рассеяно заулыбался я. – Решил вот устроить пикник.

Она удивленно моргала, поглядывая то на меня, то на костер, а я вновь повернулся к своему пламени.

– Это был просто портал, и ничего более, – прошептал я огню.

Я просто не успел. Он мог исчезнуть завтра, а мог и на прошлой неделе. Это было случайностью – обнаружить его, но, тем не менее, факт остается фактом – я могу их чувствовать, замечать издалека, и, если постараться, то можно найти и другой портал. Не время отчаиваться, нужно попытаться его найти – времени у меня предостаточно, буду обходить улицу за улицей, и, быть может, найду нечто подобное. Ни за что не поверю, чтобы он был один во всем мире.

Да – не время опускать руки, и уж тем более нельзя прикасаться к спиртному, ведь один глоток, потом другой, а назавтра, проснувшись, побегу за новой бутылкой. Нельзя вновь опуститься до подобного, если я опять начну пить от горя, то уже никогда не выйду из запоя, и тогда я вновь вернусь к началу и к тому мосту.

Я сделал поиск портала в другой мир новым смыслом моей жизни. Вычислил по карте, ориентируясь на здания, соседствующие с кирпичным домиком на пустыре, что примерный радиус, с которого мне удалось заметить портал, приблизительно равен пятнадцати метрам. Всю ночь я прокладывал маршрут на навигаторе телефона по всем улицам города, включая пустыри, помойки, заводы и предприятия, захватил даже пару ферм вблизи города. Если в Декстоне и есть другой портал, то я его найду, если же нет – поеду в Рисверт, город покрупнее Декстона и в то же время самый близкий к нему. Ещё нужно было придумать себе занятие, нельзя же просто так слоняться по улицам. Наверное, нужно купить фотоаппарат и притвориться фотографом-любителем – так у меня всегда будет алиби, в какое бы странное место на своем пути я не забрел.

Я боялся, что у меня пропадет мой запал, что в один момент плюну на эту затею и вновь пущусь во все тяжкие, но я пока держался. Я держался, хотя и полностью понимал всю глупость и бесполезность этой затеи – молния не бьёт дважды в одно и то же место – я не найду другой портал в Декстоне, не найду его и в Рисверте. Мне казалось, что это нечто настолько редкое и мимолетное, что больше никогда на моем пути не встретится подобный портал, что я впустую потрачу свою никчемную жизнь на поиски. До конца своих дней буду тешить себя ложными надеждами, а затем уже будет поздно что-либо менять. Скажем, я обнаружу портал через десять лет и у другой Дженни и другого Рика там будут дети и куча новых знакомых, чем больше проходит времени, тем меньше становится мой шанс исполнить задуманное.

Чем больше я погружался в подобные размышления, тем больше отчаивался – самым толковым решением было бы попытаться начать новую жизнь, а не гнаться за осколками старой… Я гнал от себя подобные мысли. Отказывался верить, что мною случайно был найден тот портал. Уж не знаю, чьи промыслы то были, но мне помогли справиться с депрессией, и сейчас, когда перед моим носом внезапно захлопнули дверь, я просто не могу продолжить жизнь здесь. Нет больше в этом мире несчастного калеки Рика Деймара, смирившегося со своей судьбой. Я найду портал и выслежу другого Рика, и как только с ним разделаюсь, пополню свои воспоминания уже по его фотографиям, а эти бесполезные бумажки больше мне не нужны.

Я начал работать посменно – один день работая, а на другой исследуя улицы: осматривая пустыри и помойки, прочесывая частные секторы и густонаселенные кварталы, я искал в заброшенных зданиях и заглядывал на ближайшие фермы, обходил многоэтажные дома на своем пути вдоль и поперек.

Скопив немного денег, я купил себе фотоаппарат, плохонький, но мне и любой подойдет – он мне нужен был только для вида, хотя фотографии я всё-таки делал и даже завел блог в интернете, где эти фотографии публиковал. Я подстрекал себя, что когда обнаружу портал и попаду в другой мир, то и там сделаю сколько-то фотографий, а затем загружу их в наш Интернет и буду потешаться над недоумением людей, не узнающих свой собственный город или ещё занятнее – обнаружь они на такой фотографии своего двойника.

Главное – это идея, любая идея, хорошая или плохая. Когда у тебя есть идея, тогда и появляется смысл открывать глаза по утрам. Я питал себя подобными идеями, чтобы не утратить истинный смысл поисков – моё истинное предназначение. Возможно, у бога были на меня другие планы, может он хотел, чтобы я показал людям этот портал? Вот только этого не хотел я, ведь есть в мире люди с ещё более отвратительными помыслами, чем у меня. И потому мой секрет останется со мной навеки, я совершу благое дело, просто не дав людям возможности совершать злодеяния в других мирах.

Я слонялся по холодным улицам Декстона день за днем и постепенно обошел его весь – не осталось больше улиц в этом городе, по которым не ступала моя нога. Не было другого портала в Декстоне, и я собирался переезжать. Собрав немногочисленные пожитки и деньги, я уволился с работы, параллельно договорившись устроиться на автомойку в Рисверте. Другой посильной работы я там не нашел.

Поселившись в самом дешевом гостиничном номере, я сразу же вышел на работу. Платили мало, но ведь я сюда и не на заработки приехал. Здесь я также работал посменно – один день мыл автомобили, а на второй змейкой обходил улицу за улицей, постепенно изучая город.

Мне повезло, и я сдружился с Дейлом, коренастым парнем на пять лет старше меня, который также работал на автомойке. Я быстро нашел с ним общий язык, а когда мы узнали друг друга получше, то он предложил мне переехать к нему в его дом. Ему я тоже платил за съём, но это были копейки по сравнению с номером в гостинице. По вечерам мы играли в карты или в видеоигры; мне нравилась такая жизнь, но оставаться здесь с новым другом я не хотел.

Не прошло и двух недель, как я заболел – в постоянной сырости и холоде я подхватил тяжелую простуду и насилу выкарабкался. Я тотчас сменил место работы и устроился уборщиком в местном гипермаркете, на этой работе тоже сырости хватало, но там я хотя бы работал в тепле. Несмотря на то, что мы больше не были коллегами, из дома Дейла я не переезжал – мы стали едва ли не лучшими друзьями, и я по-прежнему возвращался каждый вечер к нему домой.

Работать уборщиком мне не нравилось – ко мне здесь относились также, как и на моей прежней работе в Декстоне – меня жалели, на меня поглядывали с пренебрежением, особенно женщины. Я – молодой парень, но хромаю как старик, на вид я вполне нормальный, но работаю уборщиком за копейки – вожусь в грязи и мусоре, хотя мог бы работать в офисе или кассиром в магазине – так они думают.

Я не могу работать на ответственной должности – когда в отделе кадров видят, что свою инвалидность я получил из-за черепно-мозговой травмы, то тут же закрывают моё резюме. Мне не доверят ни деньги, ни документацию. Я не смогу работать с людьми или на физически тяжелых работах.

На меня не все здесь смотрели косо, была одна девушка – Джессика, она наоборот проявляла ко мне интерес – ко мне и моей деятельности, не уборщиком, нет – в свободное время я всё ещё фотограф-любитель. Она угощала меня здесь кофе и частенько ходила за мной, втягивая в обыденные разговоры. Мне это нравилось, я не чувствовал подвоха с её стороны, хотя она была очень хорошенькая юная леди. Симпатичная, кареглазая. В ней я тоже видел свою Дженни. Я был рад её компании, а она то и дело напрашивалась прогуляться со мной по городу.

На дворе был декабрь, и мы с Джессикой гуляли по заснеженным улицам и пили кофе из термоса. Я фотографировал её, а она меня. Мы болтали о ерунде до позднего вечера, а потом я провожал её домой. Я не задумывался о том, что наши отношения могут перелиться из дружеских во что-то иное. Ей всего-то двадцать один год – совсем ещё девчонка; я не думал, что она может рассматривать меня как объект своей любви – на улице полно парней, красивых и здоровых, на кой ей дался какой-то инвалид. Друзей у неё было полно, и я представлял себя одним из них, но вскоре понял, что это не так...

Продолжение завтра в 12:00 (по МСК).

Я осторожно шагаю вперед по узкой балке, ширина её чуть больше длины моей стопы, к тому же, сохранять равновесие мне мешает ветер. Я делаю один мелкий шажок за другим, а где-то там, далеко внизу, по мосту подо мной проносятся машины. Ветер хлопает меня по бокам моим же плащом и дергает что есть сил за штанины. Я всеми силами сопротивляюсь ему, чтобы не сорваться и не упасть. Не то чтобы я не хотел упасть – я хотел упасть, но только не здесь, не на оживленную трассу, до неё лететь метров двадцать, ну может чуть меньше, в любом случае, я не умру, а только сильно покалечусь. Я не хочу остаться инвалидом, не хочу выглядеть ещё жальче, чем я есть сейчас.

Я хочу умереть, но мне все мешают: мешает чересчур узкая балка, мешает сильный ветер, из-за которого я раскачиваюсь из стороны в сторону, как плохой канатоходец, мешает парень, что заметил меня, идущего по пролетному строению над мостом, и теперь пытается докричаться.

– Эй, придурок, спускайся и поговори со мной! – складывает он руки рупором и кричит мне, стараясь перекричать ветер и проезжавшие мимо машины.

Его крики злят меня ещё больше, и я шаркаю ботинками по ржавчине на балке чуть быстрее. Чёрная зыбь воды далеко внизу манит меня, зовет к себе, и я направляюсь к ней. Нужно продержаться ещё метра три, и я прыгну во тьму и расшибусь об воду. Если меня и найдут, то только мертвым – до воды мне лететь, с учетом высоты моста, около пятидесяти метров.

Перед тем как сюда идти, я прочитал историю про мужчину, который тоже покончил здесь с жизнью. Он перелез через ограждение моста и прыгнул вниз. Его труп нашли спустя неделю. В газете говорилось, что он ударился об воду и сразу же пошел ко дну. Я решил его переплюнуть. Я не уверен, что тоже решусь прыгнуть. Я трус, скорее всего, я постою за заграждением, а затем передумаю. Но к тому времени меня заметят едущие мимо водители, и вокруг соберется толпа, и я, униженный и весь в слезах, буду вынужден сесть в машину скорой помощи, которую вызовут для меня. Так что я решил забраться наверх, но какой-то внимательный водитель всё равно увидел меня с трассы.

Я иду как раз над ним и вижу его и его машину, припаркованную под самым забором, отделяющим проезжую часть от пешеходной.

– Эй, парень! – кричит он мне, запрокидывая голову. – Что бы у тебя ни стряслось, спускайся! Я выслушаю тебя! Я – твой друг!

Мельком взглянув на него, я отправился дальше. Сколько ему лет? Он, наверное, даже младше меня – ему лет двадцать пять или двадцать шесть… Да что он знает вообще? Героем хочет прослыть? Рядом скрипнули тормоза, должно быть ещё один зритель подъехал, но я не стал на него смотреть. Я специально надел черную одежду, чтобы остаться незамеченным в ночи, но, видимо, напрасно.

Мой взгляд сосредоточился на моей узкой тропинке, а всё остальное внимание я уделял ветру, что подталкивает меня в спину. Меня торопят туда, там меня ждут, и я послушно тороплюсь на тот свет. Я не верю в бога, не верю в рай или ад. Куда бы ни попала после смерти моя Дженни, мне уже нигде её не найти, а оставаться здесь без неё я не хочу.

– Эй! – доносится до меня сквозь свист ветра. – Давай просто поговорим! Оставайся на месте, парень! Не делай этого!

Эти его жалкие старания окончательно вывели меня из себя.

– Заткнись ты наконец! – заорал я на него. – Отвали от меня, урод!

До края конструкции оставалось около метра, и я, полный уверенности, ускорился настолько, насколько это было возможно. Сейчас мне не об моём якобы спасителе нужно думать, а о Дженни. Нужно вспомнить всё хорошее и нырнуть в пучину прямиком на тот свет следом за ней.

Тонкий серп месяца выглянул из-за пелены облаков, чтобы взглянуть на меня напоследок. Серебристая рябь воды искрилась далеко внизу, и я почти к ней дошёл. Нужно разогнаться, чтобы не зацепиться за ограждение на мосту. Я взглянул на разноцветные огоньки города и мысленно с ними попрощался. Ветер трепал мои волосы и подталкивал всё ближе к краю. Сделав пару последних шагов, я оттолкнулся посильнее и прыгнул во тьму.

Послышался женский крик. Всё произошло слишком быстро – мой неудавшийся спаситель начал было вновь что-то кричать, когда я подходил ближе, но его крик оборвался. Меня развернуло в воздухе, и я внезапно понял, что, наверное, не допрыгну – я слабовато оттолкнулся.

Скорее всего я умер, ведь я оказался в медицинской палате. На мне была моя обыденная одежда, а на кровати передо мной лежала Дженни. Мне стало страшно. Она смотрела на меня, худая, мертвецки бледная, с редкими тёмными волосками на почти лысой голове.

– Я умер, раз вижу тебя? – прошептал я ей.

Она не ответила. Дженни безразлично смотрела на меня черными, как угли, глазами, медленно моргая. Меня всего затрясло. Почему она даже здесь такая? Мне не хотелось вновь видеть её умирающей. Я ожидал, что на том свете меня встретит другая Дженни, счастливая Дженни, такая, какой она была до болезни.

Она потянула ко мне свою тонкую руку.

– Я ослушался тебя, – прошептал я и поймал её ладонь. – Извини, я… я убил себя, – я огляделся. – Где мы? Это рай?

Дженни слабо улыбнулась, чуть сжимая мою руку холодными пальцами.

– Я не должен быть сейчас в раю.

– Нет, – тихо отозвалась Дженни. – Твоё место здесь.

Она попыталась встать.

– Нет-нет-нет, – заволновался я. – Пожалуйста, лежи – тебе ведь нельзя вставать.

Её пальцы стали ледяными; я не выдержал и отдёрнул руку.

Дженни легко поднялась с кровати и шагнула ко мне.

Так не должно быть, подумал я и крикнул в открытую дверь коридора:

– Сестра! Сестра!

Пусть кто-нибудь придет, пусть скажут, что ей нужно оставаться в постели.

Всё происходящее до ужаса пугало меня. Эта её палата: кардиомонитор возле кровати пищит, сигнализируя о стабильном сердцебиении, хотя ни один из датчиков не закреплен на её теле. Эта светлая палата, эта тьма за окном… И сама Дженни – она выглядит сейчас как труп, но точно пытается соответствовать моим ожиданиям – мило улыбается и тянет ко мне руки, пытаясь вновь поймать мою ладонь.

В палату вошел санитар, и я попятился в сторону, уступая дорогу к его пациентке. Но рослый мужчина схватил меня за плечи и толкнул на кровать.

– Что… что вы делаете? – перепугался я.

Вместо каких-либо объяснений тот принялся пристегивать мои запястья к койке ремнями. Из-за него, улыбаясь, выглянула Дженни.

– Это ошибка. Что вы делаете? – залепетал я, перебирая по кровати ногами.

– Нет, – тихо молвила Дженни. – Твоё место здесь, Рик.

– Нет-нет-нет, – затараторил я, пытаясь высвободить слабеющие руки из ремней.

– Твоё место здесь, – вновь донесся до меня её шепот, и я в ужасе очнулся.

Белые и голубые пятна плыли перед глазами. Я заморгал, пытаясь сфокусировать зрение. Палата из моего сна медленно менялась и перестраивалась: из картины в рамке образовался шкафчик, распахнутая дверь из сна, в которую вошел тот санитар, в реальности была закрыта. Единственное, что оставалось неизменным – это монотонный шум приборов у самого уха. Только к шуму аппаратов возле меня накладывался другой, похожий – я в комнате был не один.

Я хотел было повернуть голову, но не смог. Попытался пошевелить пальцами, и у меня не получилось. Страх овладел мной с ног до головы. Н-нет... Не может быть. Слёзы навернулись на глазах.

Я не умер.

Я не умер, так ещё и остался инвалидом. Тщетно пытаясь пошевелить рукой или ногой, я с каждой попыткой всё больше впадал в отчаяние. Я беззвучно расплакался. Когда я окончательно выбился из сил, то незаметно для себя уснул.

Мне снилась всё та же палата, но теперь я лежал на кровати, а Дженни, очаровательная и совершенно здоровая, стояла надо мной, одетая в сиреневый сарафан, который я ей подарил. Густые каштановые локоны струились по её плечам и груди. Она играла глазами, перебирая тонкими пальчиками складки ткани, будто собиралась на свидание меня позвать.

– Этого не должно было случиться, – прошептал я.

Дженни заулыбалась, словно я что-то смешное ей сказал.

– Почему мне не дали умереть?

Дженни рассмеялась пуще прежнего. Я зажмурился, пытаясь прогнать этот сон. Дженни заливалась смехом, а тот, с каждым её вдохом, всё больше преображался в дьявольские раскаты хохота, заполняя собой всё в этом мире.

Я вновь проснулся, тяжело дыша. На сей раз в моей палате была молоденькая девушка со светло-русыми волосами, собранными в хвост, на ней был медицинский халат. Она стояла возле кровати моего соседа по палате, но вдруг увидела, что я проснулся. Подойдя ближе, она и что-то сказала мне, но я не смог разобрать её речь. Я собрался с силами и спросил, где я, и вновь не понял её ответ.

– Всё будет хорошо, вы поправитесь, – дошли до меня, наконец, её слова.

– Нет, – прошептал я. Этого не должно было произойти.

И всё-таки это произошло. Я провалялся в больнице больше года, пока смог встать на ноги. Начался тяжелый период восстановления, чему я отнюдь не был рад. Мой организм всеми силами вытягивал меня из могилы, куда я так старался его уложить. Я узнал, после того как проснулся и начал слабо соображать, что всему виной тот парень, который вызвал к мосту медиков, полицейских, спасателей. Меня быстро выловили из реки, но до того, как упасть, я сильно ударился головой о защитное ограждение моста.

Все вокруг только и говорили, как мне повезло, что в нашем городе оказался один из лучших нейрохирургов, какой-то австриец – Том Пайтон. Как только меня доставили в больницу, именно он вытащил меня с того света. Дурацкое стечение обстоятельств. Этот дядька был в городе проездом и вообще не имел никакого права меня оперировать.

Кроме тяжелой травмы головы у меня были переломаны ребра, а также сломана левая нога, рука, и несколько пальцев на ней.

Всё могло быть хуже. Это все так говорят – все вокруг. Что врачи и ангелы вернули мне мою жизнь. Я не был им благодарен. Стиснув зубы на тренировках по восстановлению, я проклинал их всех. Я был загнан на тот мост чеками из больницы, где лежала Дженни, а теперь ещё и собственных в разы прибавилось.

Я – нищий. Я продал все вещи из своего дома, оплачивая её счета, пока от такой жизни не устала ни она, ни я.

А теперь стало ещё хуже. Я – инвалид. Мне уже не вернуться на мою прежнюю работу в офис. В мою голову и так было вложено маловато мозгов, а теперь я и оставшиеся растерял в мутной реке. Да, мистер Пайтон всё замечательно сделал: я могу говорить, могу ходить, никто из врачей и не надеялся на это.

По ночам меня мучают кошмары, и я плохо сплю; днем меня мучают мигрени, с которыми могут справиться лишь выписанные мне таблетки. Нога долгое время не желала срастаться, и я до сих пор сильно хромаю. Долго восстанавливал сломанную руку и пальцы, в этом мне помогла одна из медсестер, ребенок которой отдал мне свой пластилин. От безделья я лепил из него всякую ерунду или же просто мял, разрабатывая пальцы.

Так или иначе, добрые люди помогли мне устроиться на работу и даже частично оплатили мои счета. Когда я выписался из больницы, меня взяли мерчандайзером в местный супермаркет: всё что мне нужно было делать – это раскладывать товары по полкам. Я хромал, опираясь на трость и тянул за собой тележку, заполняя пустующие полки. Меня взяли на полставки, да и мои обязанности часто выполняли за меня коллеги. Восстанавливался я быстро, у меня уже не тряслись руки, и пальцы мои держали крепко, я ни разу не бил товар, разве что работал очень медленно.

Таща за собой тележку с газировкой, я задержался у зеркала за витриной. Это просто какой-то кошмар – я стал похож на Дженни незадолго до её смерти: щёки ввалились, я был похож на скелет ещё когда лежал в коме, но с того времени мало что изменилось. У меня на затылке столько швов и рубцов, что волосы там больше не растут, и мне приходится носить шапку или кепку с логотипом супермаркета. Несколько светлых локонов из-под шапки падают мне на лоб, и порой кажется, что это все волосы, которые у меня имеются. Отвернувшись, я заковылял дальше. Я продал из дома все зеркала, а новых так и не купил и каждый раз, натыкаясь на своё отражение, я вновь вспоминаю почему. Всем отвратительно на меня смотреть, даже мне самому.

Я стал местной знаменитостью. Это только в книжках да фильмах люди могут восторгаться поступками Ромео и Джульетты, в жизни же всё не так: меня жалеют, проходя мимо, вздыхают или показывают пальцами. Такой жизни ты мне хотел? А, Том Пайтон? Может ты за меня ещё и счета оплатишь? Спаситель хренов.

Я воображаю себе, как этот дородный розовощекий дяденька в полосатом пиджачке входит в наш супермаркет.

Зачем было меня спасать? Я вроде ясно дал понять, что мне осточертела моя жизнь.

А он лишь смеется надо мной.

– Это потому, что ты неудачник, Рик Деймар, – говорит он мне, – смотри. – Перед моими глазами всплывает список его пациентов: известные бизнесмены, политики, спортсмены, актеры… или же люди, которые ими стали – выжили и стали успешными. – Ты плохо стараешься, дружок, – качает головой мой воображаемый врач. – Я вернул тебе твою жалкую жизнь, а ты даже не пытаешься сделать её лучше.

Пошел к черту, фыркаю я, и воображаемый Том Пайтон исчезает.

Как прикажете мне выбираться из этого болота? Я ещё когда здоровым был, понял, что дело худо. У меня нет живых родственников, которым я мог бы поплакаться. Нет таких людей, которые помогли бы мне сейчас. Несчастная мать Дженни – Лиза Эрроу, лишилась рассудка после смерти дочери, а её муж ушел из семьи, когда Дженни не было и пары лет. Мой отчим умер, когда мне было двадцать, а моя родная мать оставила нас и того раньше. Все мои друзья и знакомые, видя, как после смерти Дженни я медленно чахну, разбежались кто куда, а тех, кто сам не ушел, я прогнал. Никто из них не должен был винить себя в том, что я умер, что они не смогли меня здесь удержать.

Меня сторонятся, меня избегают. Я не знаю, зачем я живу, не знаю, зачем всё ещё существую, ради чего пытаюсь облегчить своё существование таблетками. Я избегаю общества, а оно меня.

Именно это общество навязывает мне психолога по вечерам пятницы. Я прихожу туда после работы и выслушиваю её вопросы:

– Скажите, Рик, вы часто вспоминаете вашу жену?

– Каждый вечер, – лениво отвечаю я. Не могу сказать правда это или ложь. У меня раскалывается голова, и мне больно даже задумываться над этим. Таблетки обезболивающего лежат у меня в кармане, и я стараюсь не ерзать и терпеть; ждать окончания сеанса, когда смогу их принять. Пить таблетки при ней означает нарываться на очередной вопрос.

Я смотрю на психолога, а она поглядывает на меня и, должно быть, мы оба хотим поскорее отсюда смыться. Она привлекательная женщина со строгим взглядом из-под очков в красивой чёрной оправе, на её пальце обручальное кольцо с огромным камнем. Дома её ждет муж, и она, докучая мне здесь вопросами, наверняка думает сейчас о нём и об их совместном ужине в дорогом ресторане.

Я же мечтаю о своей конуре. Меня ждет пустой дом в прямом смысле этого слова, в её кабинете куда больше мебели, чем имеется во всём моем доме. Меня ждут голые стены. Ждет скромный ужин и моё хобби. Вообще-то я собирался заняться резьбой по дереву, как всегда мечтал, но денег у меня ни на что не хватает. Пару месяцев назад я стянул из супермаркета, где работал, несколько пачек детского пластилина и лепил из него разные фигурки – вроде как развивал моторику, но на самом деле мне больше нечем заняться.

Мне осточертел интернет и телевидение, раздражали видеоигры и тошнило от книг. Меня всего трясло от злости, когда я проходил мимо магазинов «Всё для вашего хобби», даже если там и были занятия мне по душе, то я всё равно не мог их купить.

– Вас ещё посещают мысли о суициде? – интересуется психолог, выразительно глядя на меня поверх очков.

Я приятно улыбаюсь и качаю головой.

– Ну что вы. Раз Господь Бог решил оставить меня в живых, значит я ему всё ещё нужен.

Ну конечно, как же! Когда сатана увидел, кто направляется к нему в преисподнюю, то скривился и вышвырнул меня обратно – если ему и предстоит целую вечность смотреть на мою унылую рожу, то пусть это произойдет чуть-чуть попозже. Но не могу же я говорить так психологу. Её дело слушать ложь, а моё – лгать. Её задача – делать вид, что она мне помогает, а моя притворяться, что мне и впрямь идут на пользу наши сеансы. Быть может, попади я к ней раньше, то у меня ещё был бы шанс наладить свою жизнь, но сейчас, когда я искалечил себя, я просто качусь по наклонной к началу. Рано или поздно я вновь это сделаю, я просто не знаю, как и когда.

Чем я это заслужил? Чем Дженни, будучи молодой здоровой девушкой, заслужила рак? За какую провинность? Да я в жизни не встречал более доброго и отзывчивого человека, более кроткого и ласкового! А теперь у меня ничего нет. Я бреду домой, опираясь на трость, и там меня ждут мои пластилиновые фигурки, странные фигурки и никчемные. Я – плохой скульптор, а бог – плохой творец, вот и всё, что мне удалось подытожить за свою недолгую жизнь.

Постояв какое-то время над столом с моими уродливыми творениями, я понял, что время пришло. Я так больше не могу – хватит с меня.

Вытряхнув всю аптечку в свой рюкзак, я положил сверху бутылку воды и вышел на улицу. Сейчас вечер пятницы, и на улице тихо и темно, проходят последние майские деньки, и детвора разбежалась по домам, так как уже стемнело, а я вышел прогуляться, подышать воздухом и вновь попытаться умереть где-нибудь.

Поздний автобус увозил меня всё дальше от дома. Сойдя на конечной остановке, я побрел вдоль шоссе подальше от города. Таблетки в своих баночках звонко отзывались в такт моим шагам, словно поторапливая меня, а я шел, повесив нос, и пытался вспомнить Дженни.

Когда я вернулся домой после пребывания в больнице, то долго разглядывал фотографии в альбомах, и только так смог хоть немного восстановить память, а сейчас я даже те фотографии не могу вспомнить. Перед глазами стояла та Дженни в больничной палате, лысая после стольких химиотерапий, худая и слабая.

– Прости, что вынуждена тебя оставить, – тихо говорила она. –Пообещай, что продолжишь жить без меня.

Я солгал ей тогда, как вру сейчас и психологу. Дженни наверняка это знала, но что я должен был ей на это сказать? Я знаю её с самого детства, мы росли вместе, учились вместе – я не мог представить себя рядом с другой женщиной. Когда моей Дженни не стало, я в каждой маленькой брюнетке видел тогда её, я говорил с коллегами и посетителями в офисе и в каждой молодой девушке видел её лицо.

Я так долго шел, сам не зная куда, что порядком выбился из сил. Мужчина на старом внедорожнике притормозил около меня, предлагая подвезти, но я лишь отмахнулся. Свернув с дороги, я пошел, куда меня несли ноги. Я спотыкался в темноте, и цеплялся тростью о камни и траву. И чем дольше я шел, тем слабее становилось моё желание отравиться. Признаться, я понятия не имею, что будет, если выпить все эти таблетки разом, даже не уверен, что насмерть отравлюсь.

Бредя чёрт знает куда по сухой степи, я представлял себе, как буду мучиться несколько дней, медленно умирая на этом пустыре. К тому же, пока я шел, погруженный в свои мысли, я и вовсе передумал умирать. Я долго не хотел пить таблетку обезболивающего – не хотел, так сказать, перебивать аппетит перед «сытным ужином», но, когда выпил её, головная боль прошла, мне сразу стало легче, и с души тоже отлегло. Нужно потерпеть ещё немного, сказал я себе, и повернулся к далеким огонькам города. Ведь могло быть и хуже, но совсем худо ещё не настало.

Я повернул назад, припадая на ногу, и морщась от боли, так как перетрудил ногу и натер палец ботинком. Мне удалось скопить немного денег и, думаю, смогу себе позволить простенький набор для резьбы по дереву. Может научусь делать что-нибудь стоящее, и через десяток лет, когда стану совсем ни на что не годен, смогу продавать фигурки или ложки, имя-то у меня уже есть. Люди скажут – смотрите какой молодец, он не опустил руки даже после такого, и смог чего-то достичь. Хотелось бы верить…

Я то и дело останавливался перевести дух, и кажется, так толком и не приблизился к городу. К тому же я заблудился – дорога была слева от меня, но я всё никак не мог до неё добраться. По крайней мере у меня есть ориентир – далекие огни Декстона подсказывают дорогу домой, нужно лишь выйти на любую улицу, а там я вызову себе такси.

Я спустился с холма в низину, где меня ждал пробирающий до костей сквозняк и старые заброшенные постройки. Когда-то здесь был небольшой район, но почему-то опустел: в одних домах люди жили давно, другие только начинали строиться, но вдруг всё бросили. Я светил себе под ноги слабым фонариком на моём телефоне и знать не хотел, почему люди отсюда ушли. У меня мороз бежал по коже, но не от мрачного запустения и ночной прохлады, а от того, кто может в этих развалюхах может обитать. Здесь наверняка полно бездомных, или прочее отребье спускается сюда делать свои темные дела.

Из низины не было видно приветливых огоньков города. Я торопливо хромал, стараясь поскорее убраться отсюда. Внезапно у меня возникло странное чувство – я не испытывал такого ранее и никак не мог его описать – у меня начал слабо покалывать правый висок и чуть заметно сдавило голову. Я не мог понять, что со мной. Подсвечивая фонариком себе под ноги, я быстро ковылял через пустырь, а странное чувство всё усиливалось. Я внезапно понял, куда меня влечет. Остановившись, я направил свет фонаря туда, где виднелись стены приземистого кирпичного домика, а на фоне светлеющего неба над городом, угадывалась его просевшая крыша. На всякий случай я обошел это место стороной и поторопился дальше. Странное чувство слабело. Я списал всё на усталость – я сильно запыхался, к тому же новые симптомы моего приобретенного недуга частенько любят проявляться в неподходящие моменты. И всё-таки это странное ощущение слишком заметно слабело по мере моего удаления от того места.

Я отошел так далеко, что легкие покалывания и вовсе прекратились. Обернувшись, я потоптался на месте, борясь с сомнениями. «Это просто временное проявление одного из симптомов», – говорил мне здравый смысл. «Так вернись и проверь», – подсказало любопытство. «Завтра вернусь и проверю», – отвечала за меня моя усталость. «Завтра, как же! – напомнил о себе страх. – Ноги моей здесь не будет ни завтра и никогда!»

Я решил сделать пару десятков шагов обратно, чтобы убедиться, что эта проклятая развалюха тут ни при чём, но уже на половине пути странное чувство вновь появилось. Чуть помедлив, я отошел назад, и оно пропало. Я весь задергался, не зная, как поступить, не зная, что бы это могло означать. Старый домишко манил меня к себе, таил в себе что-то, что я должен был узнать.

«Что, если в том здании человек, нуждающийся в твоей помощи? – одолевали меня сомнения. – Или необычайная находка – какая-нибудь ценность, благодаря которой я мог бы стать богаче?» А все, что я хотел обнаружить этой ночью – это свою кровать и крепкий сон.

«Взгляните на него! – заговорила гордость, – а не так давно, помнится, мысли о смерти тебя нисколько не страшили. Чего вдруг так вцепился в свою жалкую жизнь?»

– Потому, что я – трус, – прошептал я в темноту, но сделал совершенно противоположное. Я направился к кирпичному домику, опасливо озираясь по сторонам. Ох и пожалею я об этом, подумал я, шагая вперед и освещая себе дорогу тусклым фонарем.

Здание притягивало меня, обещало поведать что-то, и я не в силах был устоять.

Не буду помогать я человеку, не буду подбирать то, что там лежит. Я просто хочу взглянуть на то, что там спрятано. Просто загляну внутрь и уберусь оттуда как можно скорее. Может у меня открылся дар, и я вижу людей, попавших в беду, – подбадривал я себя, хотя и понимал, что всё это хрень собачья. Единственному, кому там может понадобиться помощь, так это бродяге, перебравшему лишнего, или наркоману, который вот-вот отправится на тот свет, или какому-нибудь неудачнику, которого пырнули там ножом и бросили умирать.

Не буду им помогать – пусть себе помирают. Бросить там умирающего человека мне будет куда проще, чем объяснять полицейским, какого чёрта я забыл на этом проклятом пустыре. Что я могу здесь делать? Как я нашел то, что обнаружил?

Пугливо оглядываясь на каждом шагу, я подобрался к зданию, с изумлением прислушиваясь к своим ощущениям. В правом виске всё пульсировало, хотя и заметно слабее. Покалывания исчезали; я вроде бы начинал привыкать к этому чувству, пока крался сюда.

В здании было тихо – я ничего не слышал, ничего и никого, кроме свиста ветра и шелеста травы. Пол этого дома зарос травой, повсюду валялись старые окурки и бутылки с истлевшими этикетками. Пахло сыростью, пахло травой. Старые кирпичи были исписаны разноцветными граффити, многие успели выцвести от времени. Меня тянуло внутрь. Я знал, что меня там что-то ждет и даже примерно представлял где – совсем рядом, дальше по коридору и направо, за стенкой.

Когда-то здесь была гостиная – просторная и с большими окнами, а теперь от них и рам не осталось, крыша на здании просела, а местами и вовсе обвалилась из-за прогнивших балок, и теперь из гостиной можно наблюдать луну, мелькавшую среди несущихся по небу облаков. Я шел мимо комнат и заглядывал внутрь, чтобы убедиться, что внутри никого нет. Под старыми балками громоздились птичьи гнезда из жухлой травы, но самих жильцов в них, похоже, уже давно нет. Я перешагивал через разбитые бутылки, бесшумно красться у меня совершенно не получалось – хрустели осколки под ногами, и моя трость то и дело натыкалась на какие-то предметы. Если в здании и был кто-то, то для него я уже давно выдал себя с головой. От этих мыслей я чуть осмелел, да и луна, наконец, разогнала вокруг себя облака, и в доме стало заметно светлее.

Я прошел до конца коридор и замер, разглядывая пустую комнату. Окно в коридоре, слева от меня, показывает унылый серый пейзаж, а справа просто пустая комната – ничего кроме травы и горстки мусора, крыша здесь ещё держится, хотя в некоторых местах балки опасно прогнили. И всё-таки здесь было что-то. Войдя вглубь комнаты, я уставился на внутреннюю стену, которая служила перегородкой. За ней что-то было, и нет, не в соседней комнате – сама стена хранила в себе что-то. Я полез в рюкзак и достал складной ножик, а фонарик на телефоне на время выключил – света луны из окна мне вполне хватало.

Я подковырнул один кирпич, другой, пробуя их вытащить, а затем принялся колотить лезвием ножа по старому цементному раствору, скреплявшему кладку. Мне даже в голову не приходило, сколько шума я сейчас произвожу, я колотил ножом по стене и старый раствор неохотно, но поддавался. Вытащив из стены один кирпич, я принялся расшатывать другой, но остановился, разглядывая, что было там, за тем кирпичом. Я полез в карман за телефоном и, включив фонарик, приблизил его к пролому в стене, но за ним ничего не было. Я должен был видеть сейчас другую комнату, через сделанное мной окошко, так как проделал в стене сквозную дыру, но этого почему-то не происходило. Выдернув левой рукой другой расшатанный кирпич, я пригляделся получше. Там, где заканчивалась кирпичная стена, свет моего фонарика уходил во тьму. Я выскочил в коридор и убедился, что стена и впрямь тонкая, а не из двойного кирпича, и меня крайне озадачил тот факт, что в соседней комнате стена оставалась целой.

Я помчался обратно и принялся разрушать стену. Я напрочь позабыл о прежней усталости, забыл, что хотел домой, весь мир сузился до этой комнаты и мне не терпелось разгадать, что было там, за этой стеной.

Я пинал стену ногой, опираясь для равновесия на трость, и дергал что есть сил кирпичи, злясь всё сильнее, понимая, насколько я ослаб и как медленно продвигается дело. Выломав шесть кирпичей, я помчался в соседнюю комнату, но там по-прежнему передо мной была совершенно целая стена.

– Это невозможно, – прошептал я, скользя по ней руками, убеждаясь, что мои глаза меня не обманывают.

Я поторопился к пролому в соседней комнате и вновь включил фонарь. В проделанной мною дыре ничего не было – за ней стояла тьма, это не было что-то материальное, свет не отражался от неё, тьма поглощала его целиком. Весь мой страх и сомнения вдруг исчезли. Я поднял трость и решил потрогать свое открытие. Конец трости проходил дальше, в то время как сама палка точно погружалась в чёрную недвижимую воду. Тьма поглощала ту часть трости, что касалась её края на уровне кирпичей и отдавала, когда я тянул назад. Направившись вперед к стене, я позволил ей поглотить трость целиком, затем настал черед моей руки, но ничего не произошло: мне не было ни тепло, ни холодно, когда тьма сомкнулась на моем запястье. Рука устала держать вытянутую палку и я, отступив назад, вытянул её.

Обойдя стену, я постучал по ней тростью, вновь убеждаясь, что передо мной и впрямь твердая стена. Затем вернулся назад, в комнату, и стал осматривать края проделанной мною дыры.

– Как странно, – прошептал я в тишине.

Включив камеру на телефоне, я занес палец над кнопкой спуска затвора и не спеша погрузил руку во тьму. Сделав там несколько снимков, подгоняемый любопытством, я скорее вытянул руку и включил архив.

– Это что, шутка? – охнул я, разглядывая фотографии стены, которую я должен был сейчас видеть.

Попытался сделать видео, но меня ожидал тот же результат – за этой тьмой меня ожидала соседняя комната. Я уселся на кирпич на полу и, вновь просматривая видео, внезапно понял, что в соседней комнате, которую я снял на камеру, стоит полумрак – комната не была освещена лунным светом из коридора, хотя и должна была. Не успев поддаться сомнениям, я подскочил и вновь принялся ломать стену – дыра слишком мала, нужно сделать её шире, чтобы не застрять самому.

Я стучал ножом по швам меж кирпичами, засыпав серой крошкой траву под ногами. Слишком медленно, злился я, налегая на нож, но тут от очередного удара рукоять соскользнула, и лезвие прошлось по ладони. Выругавшись, я прижал к груди раненую руку и принялся пинать стену. Часть кирпичей не выдержала и обвалилась внутрь; я едва удержал равновесие без своей палки, но звука от их падения из соседней комнаты не последовало – кирпичи просто исчезли во тьме.

– Что это? – спросил я вслух, продолжая налегать на стену. – Что это такое?

Наконец я проделал проход, в который смог бы пролезть. Я тяжело дышал, но усталости будто бы и не чувствовал. Меня всего трясло, я не верил в то, что видел и побаивался собственного желания туда заглянуть. Обернувшись на окно в коридоре, на ветхие домишки, залитые лунным светом, я силился понять, сколько времени я здесь торчу, пытался придумать хотя бы одну причину, из-за которой мне стоит поторопиться вернуться домой.