iranaut

Был у меня пациент. Деданом его трудно было назвать, скорее, по - Осе, по - Бендеру: мощным стариком. Он был бывшим руководящим работником - денежным, слегка спесивым, в меру веселым, короче, классным. Некоторым мужчинам возраст только в плюс. Внешне - глыба каменная: очень высокий, симпатичный, представительный. Он был счастливо женат на одной женщине, имел двоих дочерей. Жена умерла, дочери выросли, повыходили замуж, получили, вместе с супругами все, что можно было поиметь от положения отца. И вот он остался один. Познакомился с симпатичной женщиной - Лилей, которой было лет тридцать с хвостиком. Лиля, кажется, была помощником прокурора, то есть, и сама не лыком шита, не грязь из-под ногтей, с образованием и достатком. Как только они сошлись, его родственники - дочери и их мужья взяли папашу в осаду. Вот, прям, изводили: «Мать в гробу переворачивается... Не позорь мать... Как ты мог предать память...», — и т. д. На это, папа, очень спокойно всем ответствовал: «Я жить хочу, ебись все в рот!», — ну, не так грубо, конечно. Папа и Лиля жили-поживали тихо и счастливо, но потом настигла папу болезнь: есть такая штука - болезнь Альцгеймера, которая развивается, когда в мозгу начинает откладываться странный белок - бета-амилоид, а в случае с «папой» бета-амилоид выбрал мишенью не мозг, а кишечник и почки. Почки начали отказывать. В связи с этим мы и познакомились. И выяснилось, что поражение почек было не настолько критичным, насколько был убит кишечник. Страшно очень - еда перестала всасываться. Мощный человек начал превращаться в тень. Какое-то время мы сдерживали катастрофическое истощение переливанием «еды» внутривенно, но понятно было, что все идёт одному концу. Лиля была с ним день и ночь, была рядом, сама превращаясь в тень вместе с ним, не отпускала руку, не попрекнула, не попыталась сбежать, не скандалила. Мне нельзя было переходить определенной грани во взаимоотношениях с этими людьми, но я запала на эту пару. Настолько они были «вместе», что хош-не хош, проникнешься глубоким уважением.

Представьте, огромный мужчина перестал получать питание: начались проблемы с кожей - пролежни, боли, невозможность передвижения. Лиля этот крест волокла в одиночку: привезти в больницу, отвезти, обработать, прокапать, кормить, говорить, видя, как любимый человек угасает на глазах.

Надо сказать, что обе его дочери работали в больницах на руководящих должностях. Что это значит? Это значит, что возможностей обеспечить лучший уход за папой у них было - вагон и маленькая тележка: функциональная кровать, противопролежневые матрацы, трансферы. Думаете, эти крысы хоть ногтем пошевелили? Кроме пиздежа не было ничего.

И вот настал час «ч». Превратившийся в, фактически, скелет, когда-то огромный сильный мужик, «папа», начал «плыть» мозгами. За два дня до смерти он выгнал Лилю и «призвал» дочерей, которые явились со всем своим «выводком» - родственниками, блядь, детьми и мужьями и (вот, я сейчас плачу сижу) под гнетом этого чудовищного цирка, он публично отказался от Лили, публично заявил, что ошибался, что предал память умершей жены. Понимаете, это было не дома под пологом, а в больнице, наверное, «шоб все видели».

Лиля пряталась у меня в каморке. На следующий день он умер. Мне настолько было тошно смотреть на происходящее... Десяток, наверное, причитающих родственников, полных внутреннего торжества на трупом отца, которые между рыданиями, пятнадцать раз повторили мне, что «папа покаялся» (сука, в чем?! В чем ему каяться?!).

Я помню, что когда перевозили труп в морг на вскрытие, ни одна из этих крыс даже в дверном проеме не появилась. Я помню, что кричала: «Держите Лилю!» Один из наших пациентов сгрёб ее, серую, убитую горем, не давая броситься на носилки. Мне кажется, я в тексте сейчас допустила больше истерики, чем было на тот момент.

Дальше были помпезные похороны, на которые Лилю не пустили. Демонстративно. Похороны устроили дочери на базе больничной столовки, толкали речи. Все поднимали рюмашки. А Лиля еле жила.

Вот, понимаете, я, иногда, не в состоянии понять, что движет людьми. Ладно бы, отец оставил гигантское наследство, за которое, демонстрируя свою тварность, нужно было, край, бороться. Но, ещё при жизни, «папа» говорил, что все, что было, отдал детям. Он не лгал. Он жил с Лилей в квартире Лили. У него, на момент смерти, не было ничего. Просто, задумайтесь, пикабушники.

Я писала коммент к посту https://pikabu.ru/story/u_menya_vse_est_5956806

а написала своё полотенце.

Знаете, я же мать-одиночка. С ипотекой, котами, перманентным ремонтом: весь фарш.Чтобы устроиться на работу, я соврала по поводу возраста ребенка, что подразумевает тишайшее существование: никаких мелких рабочих правонарушений, демонстраций характера, интрижек, скандальчиков, позорищ. Всегда с улыбкой, всегда вовремя, всегда "да, сегодня сделаю".

И я уже начала ощущать, что ухватила свою звезду за хвостик, как вдруг обнаружила, что мой начальник меня жрёть.. Наши взаимоотношения с ним начали напоминать связку "садист - жертва". Сначала это было просто вранье о том, что меня было приказано уволить, но он же высокоморальный, он же не может выбросить на помойку такую записную пиздострадалицу (при том, что я ни разу не пожаловалась). А через несколько месяцев он уже звонил мне по-пьяни и поливал меня отборными хуями за любую (по его мнению) провинность.

Я никогда не забуду: стою в пятницу вечером на детской площадке (выгуливала маленького жука) и выслушиваю поток брани по поводу снизившихся продаж препарата "N" в городе Миндюкино. И повторяю про себя: "Ира, молчи". А я ведь хорошо работала, у меня не было продаж ниже 100%, даже не из любви к искусству, а из любви к квартальным бонусам.

Этот мудак - достаточно яркий человек, этого не отнять, поэтому вокруг него сформировался костяк "любимчиков", личный обезьянник, который тоже подключился к моей травле. Это был такой детский сад! Бойкот, блядь. Мне объявили бойкот.

Я не знаю что он планировал - мое увольнение или что-нибудь более оригинальное, но он сделал ошибку. Однажды он, пережрав, позвонил не мне а двум моим знакомым, которые тоже работают в нашей компании. Переборщил, разошелся и обматерил этих двух женщин. Вот только они - не рядовые служащие, а менеджеры. То есть, у меня появились две свидетельницы того, что в нашем околотке не все благополучно.

А дальше... я поняла, что устала трястись. Не осталось ни страха, ни сожалений. Меня загнали в угол. Было такое ощущение: "Хотели моего внимания? Нате." Я никогда и ничего не боялась, а тут какая-то старая жаба пьет мою кровь. И я начала действовать: созвала этическую комиссию (экстренное собрание правления компании, посвященное чему-нибудь бесподобному), написав соответствующее заявление, где прямой речью изложила все, что мне было сказано, без обиняков. Может, у меня бы получилось не столь эффектно, если бы во время заседания не выяснилось, что мое заявление было ...пятым. Начальничек отжигал давно, но обиженные им люди предпочитали уходить.

О том, чему будет посвящено заседание он не знал, поскольку я накануне явилась к нему и заверила его в своей преданности, в том, что только его вижу своим начальником, а вокруг - злые волки. Увидеть в час "Ч" его вытянувшуюся от удивления рожу - бесценно.

Дона Педро отправили на пенсию. Его сявки закрыли рты и только сверлят меня глазками-буравчиками при встрече. Когда, во время отчета, мы остались визави, я сообщила им о том, что что бы они не думали обо мне, все еще хуже и что если кто-то чего-то недопонял, я смогу объяснить: я сюда не дружить пришла.

Вот как-то так. А собиралась написать пост про электронный больничный. 

Нате вам моего кота в черных шелках

Я тогда только-только понаехала в Москву. Не, не  так. Не с того начала.

Я работала врачом в отделении искусственной почки. Несколько лет. Дело свое знала хорошо, настолько, что пассионарий внутри меня требовал революции в умах моих пациентов: наверное, изменение отношения к самим себе с "я обреченно влачу существование" на "да у меня куча планов". Этот огонь я старалась поддерживать, насколько была способна: лига диализных пациентов региона, пикники, вечеринки, помощь в трудоустройстве (это почти невозможно, поскольку диализники - инвалиды 1 группы). Короче, завязла я в этом по самую хряпку. Я сама не заметила, что у меня больше ничего не осталось, кроме работы. А однажды огляделась и испугалась: замужем несчастлива, здоровье подпижживает (при том, что я молода), коллеги меня не любят, тряпушно добра и простодыра. Ёбнула депрессня, которую разрулила моя подруга: "Приезжай в Москву!", а я ей:"Да я ж ничего не умею, окромя..." А она мне: "Не можешь - научим, не хочешь - побьем."

И я, бросив все, приехала.

Потыкалась по профилю: диализные отделения, центры. Везде меня окатывали чисто московским "нет", снисходительно - отстраненным. И только в одном месте я получила "нет" аргументированное и человеческое. Было видно, что я понравилась, но все вакансии были заняты. Попрощалась, пошла дальше.

Я устроилась медицинским представителем в одной, тогда малоизвестной, фармкомпании. Было очень тяжело, зарплаты на житье и съем квартиры не хватало, но под задом был корпоративный автомобиль и я, не кидайтесь снежками, решила бомбить по ночам. Это было ужасно, не буду вдаваться в подробности. Уже-уже, перехожу к делу. 31 декабря 2007го. Я решила, до вечеринки с друзьями сделать несколько кругов по околотку в надежде бомбануть. Ехать было скучно и я написала смс-ку своей бывшей пациентке с поздравленьями и пожеланьями, а в ответ получила трагедию: погиб искусственный сосуд, которым часто заменяют изношенные вены диализных пациентов. Вот такой:

Эта конструкция стоила тогда тысячу долларов (может и сейчас, я не знаю), что для региона, в котором я работала было просто неподъемно. Дело даже не столько в деньгах, а в том, что продавались они только в Москве (сбор денег, заказ, посылка, операция - гигантское количество времени, которого, для диализника, нет). Я, развозя полупьяные тела в новогоднюю ночь, была в тяжком душевном раздрае - просто скинуть воспоминания о жизни, в которую я вложилась, было невозможно. И вдруг я осознала, что нахожусь в паре километров от отделения диализа, в котором заведующий отнесся ко мне по-человечески. И я решилась заехать. Не думала, что там вообще кого-нибудь застану.

Заведующий отделением возлежал на кушетке в ординаторской. Именно, возлежал. Напротив него, через стол, заставленный разносолами, возлежал другой врач. Они вели неспешную беседу, слегка выпивали (пациентов не было). Я, с видом отчаянно лихим, сказала, что товарищ Шнуров считает, что бухло побеждает и добро и зло, протягивая врачам пакет с выпивкой, которую я заготовила на новогоднюю ночь. Заведующий, обращаясь к своему коллеге, изрек: "И этого человека я не взял на работу!" Я объяснила цель моего появления: трагедия пациентки. Я спросила, может ли он мне продать протез, пусть в рассрочку. Он сказал:"Ну, что вы, конечно, нет, продать не смогу, но я могу подарить." Кажется, я ревела.

Вот. Как только заработала почта после новогодней комы, я отправила заветную коробочку страждущей. Операция прошла хорошо. Новогодняя ночь тоже, кстати: друзья поняли мой жест. Этого доктора я больше не видела: он умер, наверное, год спустя (я это узнала потом). А я осознала, что неспособна быть врачом, поскольку не умею провести грань между своей жизнью и жизнью пациентов. Бардак мне имя. Я стала счастливее, когда полностью сменила род деятельности. Зовите кота, несите лампу.

В подвале соседского дома живет очень независимый кот. Каждый вечер, когда иду к няне за сыном, застаю кота в позе "отвали, я тут воздухом дышу".

Пустырь через дорогу от кулька с легкой руки местных любителей курнуть, гордо именовался Местом Силы. Это был недостадион с небольшой площадкой потрескавшегося асфальта, слишком маленькой для любого вида спорта, приходящего на ум, и двумя небольшими трибунами на одном из ее краев. Место Силы от досужих глаз охраняли заросли ивняка, поэтому знали о нем немногие. Здесь Димка ждал Лешковского, здоровенного идиота, с которым застал свою девушку – Марго. Марго блистала на очередной общажной попойке, работая в любимом амплуа роковухи: ведро алкоголя, танцы на столе, Лешковский, подвернувшийся под руку. Когда Димка увидел их – двух удавов, пытавшихся друг друга проглотить, захотел было плюнуть и уйти, но, вместо этого он начал требовать у Лешковского сатисфакции, а Марго отвесил пинок под роскошный зад.

В подступавших сумерках почти летнего вечера, Димка разглядел не злодея Лешковского, а Костю, своего соседа. Тот шагал, ухмыляясь, и тащил в руке пакет. "Скорая помощь!", - сказал Костя, и, оперев целлофановое дно о трибуну, начал извлекать на свет реанимационный набор в виде бутылки водки, стаканов, банки огурцов и ядовито-оранжевой газировки в полторашке. Спасение Димки началось с "трех подряд" и шутейной драки за телефон главного лоха вечера, дабы навсегда выжить оттуда контакт его шлюховатой подружки. Отрастив крылья, несчастный аппарат улетел в заросли травы и ивняка.

Сгущались сумерки, и с поисками стоило поторопиться. Телефон нашелся быстро, а вместе с ним, заинтересовавшая Костю широкая доска, развернутая задником. Когда он попытался перевернуть ее, стало понятно, что это большое трюмо из цельного дерева, с зеркалом, которое в высоту было больше метра. Светлый лак рамы и шкафчиков растрескался, не хватало двух ножек и правой дверцы, но зеркало на вид не было повреждено. Находку решено было оставить до завтра и, в отличие от Марго, она их дождалась.

Восстанавливать тумбочку желания не было, поэтому зеркало было снято и нашло свое место на стене "предбанника" комнаты, как раз напротив туалета. Амальгама вдоль периметра была немного стерта, но центральная часть зеркала выглядела отлично, отражая довольных собой "добытчиков".

Может, у случившегося и был потенциал, чтобы стать длительным слезоточивым периодом в жизни Димки, но сессия, ревниво дыша в затылок, попросила с расстановкой приоритетов и они были расставлены верно. С утра до вечера круговерть зачетов-отработок-подготовки к экзаменам, кофе и сигарет, кофе и сигарет.

Уже два экзамена были позади, пиво в канистре стремительно уменьшалось, лещи были основательно обсосаны, когда, осознав, что опьянение, скорее всего, не явится, парни решили завалиться спать. Они уже погасили свет, переговаривались и хихикали, вспоминая самые яркие моменты адского вертепа под названием «сессия», как вдруг заметили, что предбанник комнаты освещен желтоватым светом, очень тускло, как будто от экрана мобильника. Костя подскочил первым и, оглядевшись, подозвал Димку: «Смотри! Зеркало…» Димка выбрался из-под одеяла и, подойдя, тоже уставился в прозрачную глубину находки. Их с Костей отражения в зеркале плыли, подергиваясь рябью, по поверхности глубокого прозрачного водоема, в темном нутре которого разыгрывалась трагедия – горел одноэтажный барак, перед ним метались люди, оттаскивая других людей, не могущих помочь себе самостоятельно, скарб – мебель, какие-то узлы. Погружение было таким стремительным и полным, что порыв чудовищно раскаленного воздуха, пропитанного криками раненных людей, опалил лица студентов. «Господи!», - вскрикнул Димка, втянув голову и заслонившись локтем. Трудно было сказать сколько продолжалось видение, оно кончилось неожиданно, зеркало обмелело, став скучным. Потолкавшись возле него еще полчаса, ребята отправились спать.

Еще пару дней сессия двигалась накатом. Зеркало не подавало признаков жизни, не изучалось, не обсуждалось. Вечер после сдачи третьего экзамена, неожиданно, подарил новое видение: мерцающий провал втянул студентов в зрелище небогатой квартирки, где женщина в домашнем халате, закрывая спиной худенькую девочку, отчаянно дралась с нетрезвым мужчиной, и, вдруг, победила, воткнув ему в шею длинное и тонкое лезвие сточенного почти до обушка, ножа. Объемное изображение хрипящего и оседающего на пол мужчины, стало двумерным и уступило, пару секунд спустя, место ошалевшей от увиденного действительности.

На совете комнаты было решено: 1) Хранить все в тайне; 2) Изучить зеркало, подробно записывая происходящее. Видеодневник отвечал запросам, но зеркало, как выяснилось, не желало ничего демонстрировать в присутствии видеокамеры. Пришлось, по-старинке, фиксировать увиденное от руки. Еженочные дежурства в прихожей одарили исследователей многочисленными сценами людских смертей, по большей части, трагическими: дракой в ресторане, падением мужчины в открытый канализационный люк, отравлением целой семьи грибной заготовкой.

Тетрадь была исписана до половины, Димка дрых, когда Костя, наблюдая гибель молодой женщины, которую ударило током, вдруг встретился взглядом с кем-то. Было ощущение, что под слоем его, Костиного, отражения, слоем реальности с женским трупом в ванной, есть еще кто-то, кто очень заинтересованно пялился из глубины.

Поскольку Димку происходящее начало тяготить, Костя настоял на его отъезде домой, под обещание выбросить зеркало куда-нибудь подальше, а сам продолжил изыскания. Ночи через три Костя смог разглядеть своего гостя в деталях. Это была помесь гигантской собаки с дикобразом – существо покрытое длинными иглами, имеющее зубастую пасть и умные блеклые глаза. Даже оболдую стали бы понятны намерения зверя – он подкрадывался. Напасть он решил уже на следующую ночь. Наудачу, Костя нажал кнопку сетевого фильтра, куда заранее воткнул все лампы, которые смог найти. Слепящий свет залил пространство прихожей. Костя услышал недовольный рык, но никого не увидел. Он набросил на зеркало черную тряпку, которую для самоуспокоения перетянул скотчем и лег спать не выключая света.

Заказанный ящик привезли во вторник. Он был очень элегантным. Три замка заперли зеркало в его внутренностях. Грузовое такси приехало вовремя, чтоб доставить Костю и его драгоценность в родительский дом. Отец ошибался, говоря в запалке, что его единственный сын слишком глуп и беспечен, чтобы наследовать ему в бизнесе. Амбиций и ума у Кости хватало, а опыт – дело наживное. Жаль, конечно, мать и младшую сестру, их тоже придется убрать, но Костю успокаивала мысль, что они будут живы, возможно, даже счастливы где-то… Марго, милая шлюховатая Марго! Ей хватило накрытого к ужину стола с зажженными свечами и СМСки с просьбой прийти поговорить. Ее нашли на следующий день бродящей по общежитию в каком-то растительном состоянии: она не могла говорить, ничего не понимала, была измазана собственным дерьмом, при этом никаких физических изменений в ее статусе выявлено не было – ни веществ, ни следов насилия. Как будто ничего не произошло! А ведь это не так. Запирая Марго снаружи, пока она рассматривала накрытый стол и не замечала отсутствия электричества, Костя, вместо щелчка замка, услышал звенящую ноту – это его судьба прошла точку невозврата на пути к счастливому будущему.