"Silent Hill 2" Depths of Guilt
Ну и до кучи, песня в честь очередной демонстрации ремейка второй части.
Ну и до кучи, песня в честь очередной демонстрации ремейка второй части.
Завтра 9 дней, как не стало моего отца. Ушёл страшно, глупо..
Не могу поверить что он мог так сделать, но то что я перечислю говорит само за себя
1) угрожал самоубийством уже давно, поэтому всерьёз не воспринимали и думали что это манипуляция. В день смерти, за несколько часов сказал маме, что сегодня вспыхнет дом и он вместе с ним. Но не могу поверить, хоть и понимаю что это видимо так и есть
2) пожар начался в одной комнате, а уснул он в другой. И отравился угарным газом
Я видела его в 8 часов утром, а в 3-4 уже все произошло. Он начал очень сильно пить. Пил и раньше, но в последнее время запоями,потому что мама съехала ко мне, а я на съемную квартиру. Жить с отцом было уже невыносимо, он вбил себе в голову что у мамы мужик и поэтому она ушла, а не потому что он много пил и угрожал ей расправой, мог приехать в 3 ночи с работы пьяный и выгонять её из дома, когда сама убегала, потому что боялась. Исправляться не хотел, его начальник планировал закодировать его, но он и там не выдержал 10 дней и выпил
Я не оправдываю отца, потворил он немало. Честно, иногда на эмоциях желала ему смерти, но мне так больно сейчас, он не думал о моем душевном состоянии,но ни разу за мои 28 лет он не говорил мне плохого слова. Звонил и спрашивал как я. Всегда называл ласково
Больно от того, что я отвернулась от него, я как никто должна была предотвратить то, что случилось. Положить в клинику / не уезжать в тот день после его слов « я вас люблю, а вы ко мне так повернулись», заставить его протрезветь, перемыть дом, поговорить о том как мне больно видеть его таким. А я забралась в кокон и заработалась, не предавала значение его словам о самоубийстве. Каким бы он не был,он мой отец и я люблю его. Просто он оказался слабым и зависимым и не справился без нас. После похорон мне стало ещё хуже, пришло осознание, что больше он мне не позвонит, больше я его не увижу. В голове тысячи сценариев, что все могло бы быть по другому
Родственники успокаивают и говорят : вы понимаете что он сделал? Он оставил вас с чувством вины и без жилья, нервы трепал и тд. А я забыла все плохое и помню только хорошее, он был не самым плохим отцом, любил по своему.
Я планирую пойти на исповедь,покреститься и читать молитвы за упокой души моего отца. Его не отпевали, и не знаю был ли он крещёный. Но мне так будет спокойнее, искупить вину перед ним и чтоб там ему было спокойно. Поддержите меня пожалуйста и скажите своё мнение
В том, что СДЭК взломали большая часть вины лежит на самом СДЭКе.
Где политики информационной безопасности? Где защита информации? Где резервирование?
Может, в этом виноваты те, кто нанял не специалистов, а родственников и знакомых по блату на большие зарплаты? Может, опять же, наличие специалистов - наняли одного "выпускника" Современных выпускных учреждений, и сказали ему - ты в ответе за всё...
Может, как вариант, пользователи, которым пофиг на требования безопасности на рабочем месте - я без музыки, фермы в ВК, и этого п*рно не могу работать...
Если они обслуживались аутсорс фирмой (а так оно и есть, но вопрос целиком или нет), то тут вопрос к ним. Но это не снимает ответственности с руководства СДЭКа.
И вопрос не в том, что сэкономили на аутсорсе/консультантах/специалистах или нет, а в том, что руководство первым делом отвечает за всё. Если ты не компетентен - то не берись за лишнее. Но кому это надо - денюжка капает, а остальное не важно.
При защиту информации, информационную безопасность в целом и администрировании организации - это вообще отдельная большая тема.
Ты говоришь «это все моя вина» всякий раз, когда что-то идет не так? Живешь с бесконечным чувством вины и стыда?
Взять на себя ответственность за поступок, расстраивающий других, может быть признаком зрелости и проявления уважения к окружающим. Ведь вина, зачастую, и правда полезное чувство, которое сформировано эволюцией. Раньше оно могло уберечь нас от изгнания из пещеры за не слишком уважительное отношение к сородичам. Сейчас такой угрозы нет, и мы вполне способны справиться без «племени», но жить одиноким аскетом в квартире на доставках из самоката мы все еще не готовы, поэтому давайте лучше поподробнее поговорим о том как понять, где вина функциональна, а где - совсем неуместна.
Как появляется чувство вины?
В ответ на наши мысли о себе:
Я не сделал то, что должен был/я сделал то, что не должен был. Это аморально, неправильно или несправедливо.
То, как я поступил, характеризует меня как плохого человека.
То есть мы сами «включаем» в себе чувство вины. Оно возникает не беспочвенно, а как реакция на наше действие, которое мы сами считаем неправильным. Но и здесь есть подводные камни: мы можем взять на себя вину, которая на самом деле не наша.
Как понять, где я не виноват?
Вина состоит из ответственности и власти. А власть состоит из информации и ресурса. Пока звучит сложно, сейчас объясним.
Испытывать чувство вины правомерно, если выполняются 2 условия: ты наделен ответственностью и у тебя есть власть. Если одно из них не соблюдено — ты невиновен.
Загадка: ты титаническим трудом собрал друзей в майские праздники на шашлык, но синоптики ошиблись и какой-нибудь циклон испортил все холодом и дождем. Кто виноват?
Давай сначала разберемся с ответственностью — правом отвечать за сложившиеся обстоятельства:
Ты действительно ответственен за данную ситуацию. Ведь ты — Перун (кому язычество еще актуально). И мог с легкостью предотвратить эту ситуацию (ураган, имеется в виду), а ответственность за земное благополучие на тебе уже многие века, задолго до этих злосчастных шашлыков. Так что смело бери вину на себя.
Ты частично ответственен, потому что ты синоптик. И ошибка лежит в рамках твоих компетенций, но, как говорится, кто не ошибается, тот кто ничего не делает.
Это вообще не твоя ответственность, ты что — Перун?! Иначе как ты мог распоряжаться погодой. Выдохни, отмена шашлычков — неприятно, но ты ни в чем не виноват.
Перун спихнул на тебя ответственность, написав под подъездом твоих друзей «Во всем виноват *имя*», а к тебе пришел во сне и манипулятивно внушил, что виноват — ты. Взвесь факты, поразмыслив рационально и объективно: какие доказательства в пользу твоей вины и какие у тебя были шансы предотвратить случившееся?
Ты чувствуешь, что ты Вася, а никакой не Перун, но что-то подсказывает тебе, что ты очень и очень виноват. Это «что-то» — твои нефункциональные убеждения и установки, которые явно шепчут тебе не только это.
Но, как мы уже сказали, одной ответственности маловато, нужна власть!
Власть — это возможность осуществить то, за что предполагается ответственность. Обладать властью невозможно без достаточного количества информации и ресурсов.
Если тебе прямо сейчас предложат стать кардиохирургом и сделать коронарное шунтирование, тем самым взять на себя ответственность за спасение человека, согласишься? Вероятнее всего нет, а если и да… Камон, Валера, если мама говорила, что у тебя золотые руки — это еще ничего не значит! Ты дизайнер!
Так что, если ты не кардиохирург и, в отличие от Валеры, в своем уме, то откажешься от такого опыта, и твоей вины здесь не будет. Это не в твоей власти, даже если очень хочется помочь.
Почему? Еще раз проверяем критерии власти:
Ресурс: временной, денежный, физический. Есть возможность обеспечить эту задачу?
Информация: знания, осведомленность, компетентность. Достаточно ли у тебя представлений о том, как это делать?
Теперь, основываясь на наших знаниях о том, на что мы опираемся при вынесении вердикта «виновен!», давайте вернемся к задачке про шашлыки.
Правильный ответ: оценивая ситуацию по критерию «ответственность» твоей вины в неподходящей погоде НЕТ, если ты не Перун и не синоптик. А языческим божествам и предсказателям погоды придется проанализировать свою виновность еще и по критерию «власти». Если ты метеоролог, то ты можешь взять на себя часть вины за ошибку, которую ты допустил при определении погоды, но поменять ее ты все еще не в силах. А вот если ты Перун, то увы, вся вина целиком и полностью на тебе.
Теперь рассмотрим способы борьбы с чувством вины.
Мы уже упомянули, что на тебя могут «повесить» чувство вины и сделать это подвластно не только славянскому божеству, но и вполне земному другу. Так что нам нужно разобраться, как же отличить настоящую вину от навязанной и что с этим делать?
Навязанное чувство вины — классический способ кем-то манипулировать. Он может быть и неосознанным, но вполне себе действенным.
Родитель говорит ребенку: «Я столько для тебя делаю, а ты даже не можешь убрать свою комнату. Мне приходится все делать самой».
Коллега намекает: «Я допоздна оставался на работе, чтобы закончить этот проект, а ты даже не поинтересовался, нужна ли мне помощь».
Супруг/супруга упрекает: «Я трачу все свое время на дом и семью, а ты только работаешь и никогда не проводишь время со мной».
Во всех этих примерах используется навязывание чувства вины путем упреков, преувеличений и излишней драматизации. Человек ставится в неловкое положение, и вынужден испытывать вину и стыд из-за якобы недостойного поведения или невнимания. Это оказывает психологическое давление манипулятивного характера.
Нам его навязали, как отвязать?
Действия при навязанном чувстве вины:
Проанализируй ситуацию. Подумай, действительно ли ты совершил что-то плохое? Причинил ли ты кому-то вред? Найди убеждение, которое заставляет тебя чувствовать себя виноватым. Если в голову ничего не приходит, возьми лист, ручку и пиши. Бывает, бумаге в чем-то признаться легче, чем самому себе. Например: «Я думаю, мама обиделась, потому что я отказалась ехать на дачу полоть грядки в свой единственный выходной. Я расстроила маму. Я плохая дочь.»
Определив убеждение, попробуй его видоизменить. Перепиши: «Мама имеет право расстраиваться, что я не поехала с ней на дачу, но это совершенно не значит, что я плохая. Я имею право говорить «нет» и делать свои дела.»
Постарайся найти подтверждение новому убеждению в своем жизненном опыте, либо придумай, как ты можешь его проверить. Например, спроси у мамы напрямую: «Ты расстроилась? Ты считаешь меня плохой дочерью из-за того, что я не поехала на дачу?»
Если же ты осознаешь, что твоя вина правда есть, действия следующие:
Искренне извиниться.
Используй «Я — высказывание», ведь ты извиняешься за свои мысли и/или поступки: «Прости, что я наговорил тебе лишнего и думал, что тебе наплевать». Избегай фраз в духе «Ты все опять не так понял!» — так ты может и сожалеешь, что поступил плохо, но не очень-то хочешь брать на себя ответственность.
2. Подкрепи извинения действиями.
Просьба о прощении означает, что ты понимаешь, что было не так, и готов приложить усилия для того, чтобы не допустить этого в дальнейшем. Проанализируй, какое поведение было бы уместным в таких ситуациях в будущем и следуй ему, а сейчас — попроси прощения и возмести материальный ущерб, если таковой был. В ином случае ты поставишь под сомнение доверие того, кого обидел, а извинения так и останутся просто словами.
3. Постарайся себя понять, а в идеале — простить.
Без этого пункта чувство вины может перерасти в хроническое. Чувства субъективны. Когда ситуация исчерпана, скажи себе «Я предпринял все, что мог. Я сделал выводы, как поступать не стоит. И впредь приложу усилия, чтобы подобного не допустить. Все совершают ошибки, и это одна из них. Я несу за них полную ответственность, но я себя прощаю».
Но как быть, если ты берешь на себя вину всегда и во всем?
Самообвинение — это распространенное когнитивное искажение, при котором человек приписывает себе вину независимо от того, есть ли этому какие-либо объективные подтверждения. Часто это сопровождается чувством стыда, сожаления и самокритикой.
Проявления самообвинения:
Регулярное обвинение себя в негативных событиях;
Списывание всех неприятных событий на свой характер или поступки;
Вера в то, что негативные результаты можно и нужно было предвидеть;
Чувство чрезмерной ответственности за негативный исход.
Людям, склонным к самообвиняющему поведению сложно:
Предполагать, что другие также могут нести ответственность за события;
Присваивать ответственность не только себе, но и другим;
Видеть «общую картину», когда дело доходит до объяснения событий;
Устанавливать разумные стандарты и ожидания в отношении себя;
Проявлять в свой адрес самопрощение и самосострадание.
Как и в случае со многими другими когнитивными искажениями, существуют эволюционные причины, по которым люди могут прибегать к самообвинению:
а) создать иллюзию контроля, ведь гораздо проще контролировать то, за что ответственен только ты;
б) исключить непредсказуемые обвинения со стороны, своего рода «превентивный удар»;
в) вызывать сочувствие;
г) защитить отношения, когда кажется, что распределение ответственности их разрушит.
Развитие человечества совершило значительный скачок и самообвинение больше не спасительный механизм, а когнитивное искажение, которое мешает нам жить. К счастью, доказательная терапия эффективно справляется с этим искажением, и вот несколько техник, которые могут нам в этом помочь:
Децентрирование.
Это способность отстраниться и рассматривать мысль как когнитивное событие: как мнение, а не как факт. Например, заметив привычный самообвиняющий тон в своих мыслях, не погружайся в них, а просто промаркируй: «Я снова виню себя». Или, попробуй добавлять к каждой мысли «я думаю», например не «я виноват», а «я думаю, что виноват » — смысл этого в том, чтобы ты напомнил себе, что это всего лишь мысль, а не истина в последней инстанции.
Когнитивная реструктуризация с помощью записей мыслей.
Понаблюдай, какие мысли сопровождают твое чувство вины? Что говорит тебе о том, что ты виноват? Выпиши их себе на листочек, как бы они ни звучали. А теперь при помощи следующего ряда вопросов поразмысли, насколько полезно и резонно занимать такую позицию по отношению к себе:
- Есть ли другие объяснения или факторы, которые не вписываются в идею, о том что виноват(а) ты?
- Если бы посторонний человек наблюдал за тем, что произошло в этой ситуации, подумал бы он, что это полностью твоя вина? Если нет, то почему?
- Как бы ты мог бы объяснить то, что произошло в этой ситуации, в неосуждающей манере?
- Если бы у друга был такой же опыт и он так же винил себя, что бы ты ему сказал?
- Предположим, что ты отчасти виноват. Каковы были твои намерения в этой ситуации? Всегда ли ты ведешь себя подобным образом?
Важно иметь в виду, что самообвинение может выступать симптомом широкого спектра клинических проблем, в том числе:
Депрессии
ПТСР
ОКР
Перфекционизма
Генерализованного тревожного расстройства
В случае, если у тебя диагностировано одно из них или ты это предполагаешь — мы настоятельно рекомендуем обратиться к специалисту, а не ограничиваться техниками самопомощи. Помни, что только ты несешь ответственность за свое эмоциональное состояние. Прими на себя власть над чувством вины. Будь честен с собой, прислушивайся к внутреннему голосу. И научись отпускать то, за что ты больше не должен себя корить.
Самое страшный после смерти любимого человека - мамы. Это то, что наступает какое-то прозрение. Только сейчас понимаешь, как много этот человек для тебя значит, что ты очень много пропустил, очень много мог бы сделай, но не сделал - раньше это казалось неважным. Очень многое мог бы сделать по-другому, но сейчас уже ничего не исправить. И остаётся только чувство вины, которое никуда уже не денется. Остаётся с тобой на всю жизнь, то выплывая, то скрываясь до времени.
Плакать, вспоминать и снова плакать ...
Вопрос от анонима, но я женщина. И вопрос к женщинам (и к мужчинам-сексологам и психологам).
Как убрать долбаное чувство вины при сексе? Оно со мной с тех пор, как в первом классе испытала оргазм случайно и решила, что это что-то со мной произошло грязное, но приятное. И с тех пор удовольствие и чувство вины связалось, никак не могу их развязать и с полным кайфом и чистой совестью этсамое. С сексуальной жизнью все хорошо, с оргазмами тоже, я замужем, но глубоко сидит это чувство вины из детства, что я делаю что-то грязное, когда мне хорошо.
У кого было, и смогли убрать, как вы это сделали, м?
бдсм и приколы с наказаниями и «плохой девочкой» не предлагать, не моё) наоборот, хочу уйти от этого.
(Тем, кто будет в комментах троллить, идите на хуй пешком и на самокатах, как раз сезон).
p.s. самолюблюсь тоже с чувством вины(
Лиля не любила лес. Ходить, собирать рожей паутину, кормить комаров и прочую жужжащую тварь, спотыкаться о корни и муравейники. Дышать сыростью и гнилью рядом с разлагающимися на земле деревьями. Вздрагивать от любого шума или треска, безуспешно прогоняя навязчивое чувство, что за тобой следят.
Стопа, повернувшись, провалилась в прошлогодние опавшие листья. Лиля втянула воздух сквозь зубы. Сраные листья. Сраные ямы. Сраный лес.
Шедший впереди мужчина посмотрел на Лилю, через плечо.
— Топай, — процедила она.
Дуло обреза ткнуло его в спину. Поближе к печени. Мужчина замычал сквозь тряпку, прочно заклеенную во рту скотчем. Запнулся о вероломную ветку и упал на колено.
Лиля остановилась сбоку, не сводя с него прицел.
— Поднялся быстро.
Шум его дыхания, казалось, разносился по всему лесу. Набрать достаточно воздуха одними лишь ноздрями после полутора километровой прогулки по заваленной буреломом местности, со связанными за спиной руками — задача, выполнимая только со временем. А его Лиля давать не хотела.
— Поднялся. Сука. Быстро, — повторила она.
Мужчина посмотрел в черные дыры уставившейся на него двустволки и, медленно моргая, поднял взгляд на Лилю. Измученный. Даже страха в нем не осталось. Только усталость и мольба.
— Я говно с земли не подбираю, — Лиля откашлялась и сплюнула: поход и ей давался нелегко. — У тебя минута.
Она опустила обрез, выпрямив, наконец, руки. Боже, как же ноют. Будто рельсы укладывала, а не шестидесяти килограммового доходягу. Почему-то он не отключился от удара по темечку, хотя Лиля добросовестно репетировала и делала все правильно. Крепкий жбан у дрища. Как у боксера. Живот, куда он ее ударил ногой, после того, как повалился, все еще болел. Зато больше не рвало.
— А если через минуту не встанет? — Онега нагнулась перед ним, оперлась руками на содранные колени и с интересом осмотрела потное лицо.
— Значит, здесь сдохнет, — Лиля сплюнула еще раз. Не взяла с собой воды, дура. Теперь хоть из лужи лакай или слюни пей.
Мужчина резко открыл глаза и скосил на нее взгляд.
— Так не сработает, — покачала головой Онега. — Я же рассказывала. Ты не слушала разве?
Лиля шумно выдохнула и задрала голову. Ветки оплели небо черными трещинами. Радостная голубизна едва проглядывала сквозь ячейки этой густой паутины.
Слушала. Конечно, слушала. Онегу невозможно было не слушать. И невозможно было заткнуть.
Она появилась в общей спальне детского дома после того, как ее забрали у матери-алкашки. Отмыли, пролечили, избавили от вшей и посадили на соседнюю с Лилиной койку. Им было по четыре. Онега была размером примерно с лежащую рядом подушку, торчащую углом вверх. И все, что она делала — это таращилась на Лилю черешнями глаз и крутила ухо несчастного плюшевого осла. Потом таращилась в игровой. Потом — на прогулке. А перед сном подошла и протянула ей своего осла с надорванным ухом. Она заговорила только спустя полгода. Воспитательница тогда аж за сердце схватилась, так ее это напугало. Все уже успели решить, что Онежка немая. И тут она берет покусанный пластмассовый телефон и дает Лиле со словами “Лиля, на”. Так Лиля стала ее первым словом. Ее подругой, ее сестрой. И с тех пор Онежка не замолкала.
Ее голос мог пробраться везде: сквозь слои одеял, сквозь подушки, сквозь громкую музыку. Он звучал в шуме воды и грохоте поездов в метро. Даже во снах. Лиля уже забыла, каково это — побыть в тишине. Но сейчас тишина была против нее. Адреналин отпускал, тело устало, а мозг начал потихоньку осознавать, что назад дороги нет. Все. Финиш. Она перешла черту. Оказывается, даже если к этому долго готовиться, день за днем, ночь за ночью, все равно до чертиков страшно. Но Онега, как назло, выбрала именно этот момент, чтобы прекратить болтать. И Лиля осталась со страхом наедине, чувствуя, как начинают мелко стучать зубы. Пусть заговорит. Пусть это снова будут обвинения, плач, мольбы, угрозы. Лиля уже даже привыкла к ним за несколько месяцев. Только не тишина.
— Встал, — сказала она, будто выплюнула камень.
Мужчина качнулся, пытаясь оттолкнуться одной ногой и опереться на обе. Онега с любопытством смотрела, получится ли. С четвертой попытки получилось.
Прямо сейчас пристрелить и все. Нажать и бежать. Не оттягивать момент, не мучить ни себя, ни его.
“Так не сработает”, — прозвучал в голове звонкий голос. Да, не сработает. Надо идти. Надо закончить. Иначе не освободиться.
Лиля заняла свою позицию, снова подняв обрез. Медленно, будто к ногам был привязан груз, мужчина двинулся вперед. Онега шла рядом с ним. Драные бордовые кроссовки тридцать пятого размера шагали в ногу с облезлыми ботинками сорок пятого. Такие маленькие и такие большие. Лилю передернуло. Защипало в носу. Палец опасно сжался на спусковом крючке, но она вовремя вернула контроль. Еще немного.
— Что потом делать будешь? — спросила Онега, не поворачивая головы.
— Исповедуюсь.
Мужчина снова дернулся, словно хотел обернуться, но передумал.
— Ты ж в Бога не веришь. Да и поп тебя тут же в ментовку сдаст.
— Или в дурдом, — сказала Лиля себе под нос и перевела взгляд с сутулой спины на Онегу.
Шорты на ней были оранжевые, как мандарин. И футболка, такая белая, что смотреть больно. В этой обстановке она выглядела прифотошопленной. Единственным раскрашенным персонажем в черно-белом кино. Рядом со связанным избитым мужиком и бледной потной Лилей. Блеклыми, серыми, слившимися с лесом. Как призраки, которые никогда его не покинут.
— Почти пришли, — сказала Онега. — Ты помнишь?
Лиля с трудом сглотнула. Помнила. В тот день она возненавидела лес. Любой лес, но этот в особенности. Фотографии этих черных, будто обгоревших, стволов на газетных вырезках годами висели над ее рабочим столом. Она изучила на них каждую точку типографских чернил.
Пленник остановился. Так резко, что Лиля едва не врезалась в него.
— Слышь!
Слабое мычание донеслось до ушей. Онега обернулась. Карие глаза округлились, брови вспорхнули вверх. Лиля обошла его, сжимая ружье затекшими пальцами.
Слезы катились по пунцовым щекам. Лицо мялось, кривилось, наливалось кровью. Из носа текло и брызгало в такт судорожным вздохам. Грудь подпрыгивала и тряслась, словно забитый мусором смеситель или насос, пытающийся протолкнуть засор. А он продолжал рыдать, истошно мыча сквозь кляп, пока не начал заваливаться.
— Лиль, спасай! — Крикнула Онега, схватившись за голову.
Лиля бросила обрез: он повис на ремне, хлопнув ее по бедру. Подскочила к мужчине и стала цепляться за скотч. Под трепещущими веками виднелись только белки. Буксующий вдох застрял в сузившихся носовых проходах.
— Нет! Нет-нет-нет-нет-нет! — Рычала Лиля, в панике терзая прозрачную ленту, намертво прилипшую к щетинистым щекам. Царапала искусанными ногтями, пыталась поддеть. Пальцы срывались, скользя по слизи. Хрипы слабели.
Лиля достала из кармана нож. Маленький, грибной. Попробовала отковырнуть с угла — не вышло. Время шло на секунды. Она положила лезвие плашмя и просунула кончик под скотч рядом с его ртом. Протолкнула, распарывая щеку, и, когда он вышел с другой стороны липкой ленты, рванула вверх и вбок, криво рассекая ее. Ухватилась за края и содрала со рта. Стала выковыривать тряпку, влипшую в пересохший рот.
Серые глаза вытаращились на нее с ненавистью. Зубы резко сомкнулись на среднем и указательном пальцах. Лиля закричала, пытаясь вырвать руку. Раздался хруст. Веток ли или костей — она не успела сообразить. Он ударил ее лбом в скулу, и перед взором заплясали искры.
Лиля повалилась на сухие листья. Онега взвизгнула. Рядом мелькнули ее ноги. На одной из них не было кроссовка, и Лиля видела розоватый короткий носок с черной от грязи подошвой.
Боль отступила. Ненадолго. Позволив ей подняться и нащупать ружье. Она поймала подмышкой приклад, выпавший из покалеченной руки. Со стоном просунула безымянный палец и мизинец в спусковую скобу.
Грохот прокатился по лесу, спугнув птиц. Ствол дерева, до которого пленник успел добежать, взорвался, выплевывая щепы и крошку из коры.
Беглец упал. Лиля сглотнула. Страх свернулся клубком под грудью.
— Ли-иля-я, — мучительно простонала Онега и зарыдала.
Исцарапанные колени кровили. Растрепались волосы, собранные в аккуратную косу. Кто-то украсил их кусочками опавших листьев. Такой она возвращалась из побегов в этот лес, когда узнала, что мама умерла. С выплаканными бледными глазами, такая непривычно молчаливая. Даже, когда ругали за то, что покинула территорию. Когда старшие дети пытались задирать. Лиля отгоняла их, заслоняя Онегу спиной, как волчица — раненного волчонка. А ночью приподнимала одеяло, чтобы Онега могла прошмыгнуть к ней под бок. Со смерти мамы шли месяцы, потом годы, а привычка спать вместе, сторожа и защищая друг друга, так и осталась.
Лиля, шатнувшись, медленно повернулась и уронила обрез. Ноги сами сделали пару неровных шагов назад по тропе. Жар толчками поступал в скулу. Горели прокушенные пальцы. Плач Онежки дергал нервные струны. Как хотелось его заткнуть. Как хотелось быть далеко отсюда.
— Опять бросишь меня!
— Дай минуту! — заорала Лиля. — Хоть минуту покоя!
— Ты сама виновата! Трусиха! Ты ничего не сделала! И опять ничего не делаешь!
Лиля судорожно вздохнула. Не плакать. Нельзя. Слезами не поможешь. Пробовала. Ревела, орала, просила уйти.
Она развернулась и решительно пошла к недвижимому телу. Сучья ломались под ботинками. Надо будет их выбросить. Чтобы не вычислили по отпечаткам подошв на полу его халупы. Гнев вспенивал кровь. Обезболивал. Лиля заставила себя затормозить, чтобы следующим шагом не наступить ему на череп. На рукаве тонкой куртки проступало темное пятно. Виднелись три дырочки от дробин. Живой. Живой, сука.
Она подковырнула тело, перевернула, пиная и помогая руками. Пленник вскрикнул, съежился, боясь посмотреть на нее.
— Пожалуйста, пожалуйста, я ничего не… — он задохнулся словами и захныкал.
— Ты всё да.
Онежка стояла рядом с Лилей, шмыгая носом. Ее лицо расцвело красными пятнами. Рваные дыры зияли на измазанной грязью футболке.
Лиля вдавила приклад в плечо и направила ему в лицо. Которое не запомнила, не смогла описать следователю. Могла только смотреть в спину, когда он уходил в лес с Онегой, чтобы показать лисят. И ничего не делать. Ничего.
Пальцы едва не нажали на крючок. Ее даже жаром обдало. Как близка была к тому, чтобы все похерить. Опять. Нельзя. Надо по уму. Надо, как сказала Онега.
Закинув ружье на спину, Лиля схватила его за грудки. Не только за одежду, но и за кожу. Рванула наверх, заорала в лицо.
Лиля тащила мужчину за локоть, несмотря на его заплетающиеся ноги. Дергала и тащила. Поднимала с колен и тащила снова. Рыдания и мольбы гудели в ушах, сливаясь, слипаясь, теряя смысл. О, сколько Лиля их слышала в последнее время. Она видела только спину Онеги, шедшей впереди, показывающей путь. Как тогда, одиннадцать лет назад. Только сейчас Лиля шла за ней. Шла за искуплением. За покоем.
Она узнала местность еще до того, как Онежка остановилась у исполинского поваленного ствола. Как можно не узнать то, что видишь каждый день. Ночью, перед тем, как закрыть глаза. Утром, после того, как их откроешь. Куда мысленно переносишься, чтобы все исправить. Сразу сказать взрослым. Отговорить, закричать. Не думать о том, что Онеге снова влетит, а о том, что она может больше никогда не войти в эту спальню. Но Лиле было всего одиннадцать. Она не умела продумывать наперед. Могла только чувствовать неясную, необъяснимую тревогу и смотреть.
— Ну, вот. Почти всё.
Онега улыбалась так широко. Как всегда, когда выигрывала в карты. Когда Лиля показывала пойманного лягушонка. Когда (всегда, всегда, всегда) улыбалась ей — Лиле.
Лиля швырнула пленника на землю. Обрывки окровавленного скотча трепыхались от сиплого дыхания. Кажется, он уже не понимал, где он, кто он и что сейчас произойдет. Просто бормотал что-то. Набор гласных и согласных, вдохов и выдохов. Измученный. Жалкий. Обычный мужик за сорок, работающий почтальоном. Тепло улыбавшийся старушкам-блокадницам, которым носил пенсию. Который всегда мог достать и подать мальчишкам ускакавший мяч. У которого в шкафу стоит на полке бордовый кроссовок. И чей-то сандалик тридцать третьего размера. И туфелька “лодочка”, почти совсем не ношеная.
Лиля вскинула обрез. Ярость пылала внутри, плавила надкостницу.
— Здесь, — хрипло выдавила она. — Сюда ты ее привел. И ведь ты, падла, нихера не понимаешь, о ком именно я говорю!
Он зажмурился и снова зарыдал.
— А она была моим всем!
Из глаз, наконец, покатились слезы.
— Как ты жил, все это время? Как ты жил? Как ты мог спать, жрать и срать все эти годы?!
— А ты?
Онега возникла сбоку от нее. Из носа потянулась густая красная капля.
— Как ты могла? Все это?
Кровь текла на ее разбитые губы, затекала в рот, когда они выговаривали слова. Синяк перезревшей сливой закрыл карий глаз.
— Ты же тоже жила. И жила бы дальше. Забыла бы. Если б я не пришла.
Кровавое пятно разрасталось на мандариновых шортах. Красные ручьи текли по ногам.
— Ты струсила. Ты отпустила меня умирать. Ты ничем не луч…
Лиля закрыла глаза. И надавила.
***
Смолк отзвук выстрела. Смолкли рыдания. Даже птицы в этот раз не кричали. Мир погрузился в тишину. И темноту.
— Уходи, — сипло прошептала Лиля, боясь открыть глаза. Боясь снова увидеть Онегу не такой, как запомнила ее она, но такой, какой запомнил её он. Истерзанной и мертвой.
— Я все сделала. Я все закончила. Пожалуйста, уходи…
Онега не ответила. Ее вездесущий голос пропал. Впитался в землю вместе с ее кровью. Рассеялся вместе с пороховым дымом.
Теплый ветер ожил в лесу. Погладил по мокрым щекам, окутал, обволок. Принес невесомое, едва угадываемое ощущение обнимающих рук. Благодарных. Прощающих. И улетел, оставив ее одну. Навсегда.
Автор: Анна Елькова
Оригинальная публикация ВК