Просто попытка представить себя американским астронавтом (продолжение в комментах)
Меня зовут Джон Вайкович. Я - член экипажа МКС-84. Здесь таких – 30 человек.
Все мы – герои. Каждый из нас – это достояние своей нации. На нас хотят быть похожими, мы – пример для подражания подрастающего поколения.
Так, наверное, следует думать, но на самом деле большая часть населения планеты даже не знает имен людей, которые по 16 раз пролетают над их головами, а кто-то даже про МСК не слышал. Их герои – это Супермен, Бэтмен и, Бог знает , кто еще. Людишки вроде нас их не интересуют.
На станции мы уже 92 суток, 18 часов, 32 минуты и 9, 10, 11, 12 секунд. Время точное. Здесь вообще все точное. Малейшая погрешность может повлечь за собой необратимые последствия.
Если Грег и его команда – наши земные координаторы – допустят ошибку в расчетах, мы можем запросто столкнуться с каким-нибудь космическим хламом, лишиться доброй доли станции или того хуже — своих жизней.
К слову, необходимое у нас есть: интернет, еда, место, где мы спим и, конечно же, работа. Много работы.
Казалось бы, я должен быть счастлив: далеко не каждому выпадает шанс побывать в космосе; но я все равно умираю от скуки, недостатка сна, личного пространства и секса.
Собственно, поэтому я пишу весь этот бред. Мне нужно отвлечься, иначе я взорвусь. Выходить из себя на станции почти равносильно потере места в экипаже. Мы должны уметь уживаться.
Конечно, перепалки случаются, но каждый старается идти на компромисс. Все помнят, что мы находимся в замкнутом пространстве. Здесь нельзя просто выйти прогуляться, чтобы «спустить пар». Но нам дозволено общаться с близкими посредством интернета, а для одиноких волков вроде меня есть Лиза, психолог из Центра Управления Полетами в Хьюстоне. Я стараюсь особо ей не открываться: мало ли, что она у меня продиагностирует, но после разговоров с ней мне действительно становится легче. Должен признать, думаю завести с ней роман по прилету назад, ну а пока я раз в 4 дня наслаждаюсь ее обществом в течение целого часа. У нее приятный голос.
Когда я только готовился к полету, я думал, что здесь меня будет ждать интересная и насыщенная жизнь: ежедневные открытия, регулярные выходы в открытый космос, невесомость, которая сделает меня легче перышка. А на деле оказалось, что ежедневная рутина, от которой я старательно убегаю на протяжении всей свой жизни, просто приобрела новую форму.
Теперь я практически не сплю. Спать в невесомости мне совсем не по душе. Если оставить руки снаружи спального мешка, они висят в воздухе. Нет, это не причиняет никакого физического дискомфорта, но это дико бесит. Особенно меня коробит, когда в спальном отсеке одновременно отдыхает несколько человек. Этакое восстание зомби. Самая большая проблема - это голова: приходится пристегивать ее ремнями, словно я какой-то псих. Да и какой-то глупый страх не покидает меня: боюсь не проснуться.
На орбите много мусора. Паф! И вот я улетаю в открытый космос, меня крутит как на шарнире. У меня будет мгновение, чтобы полюбоваться красотой планеты своими собственными глазами, а не в окно иллюминатора, но вряд ли я смогу этим восхититься. Я разбухну, как сухарь в горячем шоколаде, потом мои дыхательные пути замерзнут, кожа тоже начнет промерзать, но я этого уже не увижу: сознание покинет меня в первые же секунды. А потом мое тело в одиночку, без меня самого, отправится бороздить просторы космоса. Вот такой вот парадокс: мое тело будет жить, даже когда меня самого не станет. В безвоздушном пространстве, без гравитации, оно просто будет парить среди искусственных спутников, а со временем его изрешетят тысячи крошечных метеоритов, наподобие тех, что ежедневно бомбардируют нашу станцию.
Со временем тело развалится на части, и вот моя голова уже пролетает над Америкой, а мое ухо или глаз – где-нибудь высоко над водами Индийского Океана. И, возможно, моя рука когда-нибудь пролетит мимо остатков нашей станции, она будет крутиться, как бумеранг, словно приветствуя свой бывший дом: "Хей! Помнишь меня?" А кто-то на станции будет смотреть на нее и молиться, чтобы его конечности никогда не повторили ее судьбы. Наверное, это показалось бы мне забавным раньше, но не сейчас, когда такой поворот событий вполне возможен.
Все мы – герои. Каждый из нас – это достояние своей нации. На нас хотят быть похожими, мы – пример для подражания подрастающего поколения.
Так, наверное, следует думать, но на самом деле большая часть населения планеты даже не знает имен людей, которые по 16 раз пролетают над их головами, а кто-то даже про МСК не слышал. Их герои – это Супермен, Бэтмен и, Бог знает , кто еще. Людишки вроде нас их не интересуют.
На станции мы уже 92 суток, 18 часов, 32 минуты и 9, 10, 11, 12 секунд. Время точное. Здесь вообще все точное. Малейшая погрешность может повлечь за собой необратимые последствия.
Если Грег и его команда – наши земные координаторы – допустят ошибку в расчетах, мы можем запросто столкнуться с каким-нибудь космическим хламом, лишиться доброй доли станции или того хуже — своих жизней.
К слову, необходимое у нас есть: интернет, еда, место, где мы спим и, конечно же, работа. Много работы.
Казалось бы, я должен быть счастлив: далеко не каждому выпадает шанс побывать в космосе; но я все равно умираю от скуки, недостатка сна, личного пространства и секса.
Собственно, поэтому я пишу весь этот бред. Мне нужно отвлечься, иначе я взорвусь. Выходить из себя на станции почти равносильно потере места в экипаже. Мы должны уметь уживаться.
Конечно, перепалки случаются, но каждый старается идти на компромисс. Все помнят, что мы находимся в замкнутом пространстве. Здесь нельзя просто выйти прогуляться, чтобы «спустить пар». Но нам дозволено общаться с близкими посредством интернета, а для одиноких волков вроде меня есть Лиза, психолог из Центра Управления Полетами в Хьюстоне. Я стараюсь особо ей не открываться: мало ли, что она у меня продиагностирует, но после разговоров с ней мне действительно становится легче. Должен признать, думаю завести с ней роман по прилету назад, ну а пока я раз в 4 дня наслаждаюсь ее обществом в течение целого часа. У нее приятный голос.
Когда я только готовился к полету, я думал, что здесь меня будет ждать интересная и насыщенная жизнь: ежедневные открытия, регулярные выходы в открытый космос, невесомость, которая сделает меня легче перышка. А на деле оказалось, что ежедневная рутина, от которой я старательно убегаю на протяжении всей свой жизни, просто приобрела новую форму.
Теперь я практически не сплю. Спать в невесомости мне совсем не по душе. Если оставить руки снаружи спального мешка, они висят в воздухе. Нет, это не причиняет никакого физического дискомфорта, но это дико бесит. Особенно меня коробит, когда в спальном отсеке одновременно отдыхает несколько человек. Этакое восстание зомби. Самая большая проблема - это голова: приходится пристегивать ее ремнями, словно я какой-то псих. Да и какой-то глупый страх не покидает меня: боюсь не проснуться.
На орбите много мусора. Паф! И вот я улетаю в открытый космос, меня крутит как на шарнире. У меня будет мгновение, чтобы полюбоваться красотой планеты своими собственными глазами, а не в окно иллюминатора, но вряд ли я смогу этим восхититься. Я разбухну, как сухарь в горячем шоколаде, потом мои дыхательные пути замерзнут, кожа тоже начнет промерзать, но я этого уже не увижу: сознание покинет меня в первые же секунды. А потом мое тело в одиночку, без меня самого, отправится бороздить просторы космоса. Вот такой вот парадокс: мое тело будет жить, даже когда меня самого не станет. В безвоздушном пространстве, без гравитации, оно просто будет парить среди искусственных спутников, а со временем его изрешетят тысячи крошечных метеоритов, наподобие тех, что ежедневно бомбардируют нашу станцию.
Со временем тело развалится на части, и вот моя голова уже пролетает над Америкой, а мое ухо или глаз – где-нибудь высоко над водами Индийского Океана. И, возможно, моя рука когда-нибудь пролетит мимо остатков нашей станции, она будет крутиться, как бумеранг, словно приветствуя свой бывший дом: "Хей! Помнишь меня?" А кто-то на станции будет смотреть на нее и молиться, чтобы его конечности никогда не повторили ее судьбы. Наверное, это показалось бы мне забавным раньше, но не сейчас, когда такой поворот событий вполне возможен.