Я умер молодым
Я умер молодым.
Обидно это, тупо угодить под машину. И ведь не курил никогда, пил умеренно, получал высшее образование, готовился вступить в настоящую жизнь! Но одна дурацкая ошибка, и вот я лежу на асфальте как морская звезда, пытающаяся стать коловратом...
Единственное желание — дослушать трек. Левый наушник каким-то чудом остался в ухе. Заунывно заиграл саксофон, к нему подключились барабаны, а потом музыка исчезла. Я открыл глаза, телефон лежал рядом. «Должно быть, фоновое прослушивание музыки остановлено». С этой мыслью я и умер.
Комната, в которой я очутился, была похожа на приёмное отделение в поликлинике. Хотя нет, это и была, один в один моя районная поликлиника. Те же белые стены с синей полоской, неудобные стулья-лавочки, грязный пол, только коридор бесконечно длинный, и на стене появился старый пузатый телевизор, на котором мигал номер АЗY5456/54
Мои руки сжимали талон номер ДПU7895/90
Почти все места в бесконечном коридоре были заняты бабушками и дедушками. Редко попадались люди помладше. Талоны сменялись, люди не спеша заходили в единственный кабинет и уже не возвращались. На свободных местах появлялись новые люди. Рядом со мной оказался молодой парень с длинными светлыми волосами и татуировкой на шее.
— Здорова. Чё, как ты помер?
— Машина сбила.
— Не так паршиво. Я вот полгода в коме провалялся, пока маман не соизволила отключить аппарат. Но ничего, главное до двадцати пяти успел откинуться.
— А какая разница?
— Так если до двадцати пяти не дожил, тебя кидают на новый круг. Я уже третий заход делаю, всё, блин, как-то не везёт. Но знаешь, в итоге ведь выгодно, я больше других поживу.
— А если не перерождаться, то что?
— Ну, тех кто нормально пожил, распыляют. Я не в курсе, что будет после этого. Наверное, мы сольёмся со вселенной. В любом случае — неплохо. — На табло загорелся мой номер. — Ладно, братан, ты, главное, держи хвост пистолетом.
Прежде чем я успел отреагировать, он шмыгнул в кабинет. Я растерянно уставился на свой талон. Там красовался новый номер ВГI5476/45
Мысленно пожелав своему знакомому наискорейшего аборта, я сел обратно.
Когда настала моя очередь я рванул к двери как спринтер. Казалось, я пробыл в этом сраном коридоре несколько дней.
В кабинете сидела полная женщина в белом халате. Не отрывая взгляд от старенького компьютера, она указала мне на стул.
— Фамилия.
— Гончаров.
— Так-так-так, — пальцы забегали по клавиатуре. — Девяносто седьмой год... Льготные места закончились, так что...
— Места куда?
— На реинкарнацию. Ну, а что там делать? Самое интересное в жизни — это первые двадцать лет, так что не переживайте.
— Как не переживать?! Парень со мной сидел, уже третий раз перерождается, а мне вообще ни разу? Да он по моему талону пошёл!
— Так, молодой человек, убавьте тон! Ещё раз повторяю, бесплатных перерождений больше нет.
— А какие есть?
— Если у вас хороший кармический счёт, перерождение можно купить. Но я думаю, это не ваш вариант.
— Будьте любезны, проверьте.
Она нахмурилась, пробурчала что-то про молодежь, но вновь застучала по компьютеру.
— Я же говорила, не хватает. Тут даже половины не набирается. Места пожилым людям вы не уступали, бабушек через дорогу не переводили, мелочь нищим не подавали.
— Я слышал, что они подставные актёры.
— Подставные не подставные, а вы не подавали. И что вы теперь от меня хотите?
Я вздохнул. Чёрт, так и не научился играть на гитаре, не посмотрел тот французский фильм, не сходил в горы. Это нечестно! Хотелось всё успеть, хотелось ещё раз влюбиться, подраться, ещё раз поплакать и ещё раз посмеяться. Чёрт, невыносимо хотелось жить!
— Послушайте, понимаю, у вас много работы, а я и так вас задержал. Но мне нужна помощь, поймите меня. Может, есть какой-нибудь способ вернуться?
Пару секунд она смотрела на меня с раздражением, но потом вздохнула и развела руками.
— Ладно, спуститесь на сорок пятый этаж в этот кабинет, — она черкнула на бумажке длинный номер. Вам подберут работу, и сможете заработать на вторую жизнь.
— Спасибо большое, — я расплылся в улыбке и выхватил заветный листок. — Спасибо.
Она махнула рукой. Я вышел из кабинета; пройдя длинный коридор, обернулся и посмотрел на ожидающих своей участи людей. Они ждут конца, а у меня впереди целая прекрасная жизнь! Совсем скоро я вернусь туда!
...
— Четыреста лет?!
Этот кабинет был один в один как прошлый, только за столом сидел женщина помоложе и необычайно тощая.
— Это один из лучших вариантов. Работа курьером — это хорошая возможность для человека без опыта. Можете ознакомиться со списком.
Я взял в руки лист на которым были указаны профессии, подходящие мне. Курьер был и правда лучшим вариантов. Ещё был мойщик полов — восемьсот лет, маляр — шестьсот лет, охранник — тысяча лет. В самом низу, мелким шрифтом, было написано «ангел — по договоренности»
— А это что?
— Ну... — женщина растерялась, — это, конечно, тоже вариант. Но работа очень трудная, мало кому подходит. Я вам не советую — характер не тот .
— А что они делают?
— Решают земные вопросы, когда возникает такая необходимость. Это сложная работа, я вам советую взять курьера. Четыреста лет только кажется долго.
— Не хочу я быть курьером, давайте вот эту.
Она пожала плечами.
— Но учитывайте, если откажетесь, другую работу мы вам подбирать не будем.
Настал мой черёд пожимать плечами.
Мне пришлось подписать больше сотни бумаг, большая часть которых повторяла друг друга. Как только я поставил последнюю подпись, кабинет вокруг исчез, а вместо него появился асфальт.
Высота была метров пять, но удар оказался болезненный. Находясь в том мире, я совсем не чувствовал боли, вообще ничего не чувствовал. Тогда я не обратил на это внимание, но сейчас, вновь ощутив хоть что-то, я не смог сдержать смех.
Через секунду появились звуки. Гудки машин, рёв моторов, куча людей вокруг, их голоса, сливающиеся в непонятное бормотание. Прекрасная и родная какофония! Я перевернулся на спину и посмотрел в серое небо. Жив, чёрт возьми, жив!
— Долго ты ещё собрался тут валяться?
Я поднял глаза и увидел высокого худощавого старика. Лицо его было чисто выбрито, а причёска скрывалась под кепкой-восьмиклинкой. Зубами он держал папиросу с длинным фильтром.
— Я... жив?
— Ты снова в человеческом теле, если ты об этом. Я твой куратор, меня зовут Михаил. И нет, я не тот самый.
— Понятно, — я встал, отряхнулся и попробовал привести себя в порядок. На мне была белая футболка и джинсы. — Я надеялся, униформа у ангелов... интересней.
— А ты и не ангел. Пока ты даже не помощник. Если всё будет нормально, отработаешь свой долг за пятьдесят лет. Топай за мной.
«Топать за ним» оказалось непросто, люди не замечали меня — перли напролом. Всё время приходилось маневрировать между потоком. Один раз я врезался прямо в мужчину, он посмотрел на меня, но казалось, ему было сложно сфокусировать взгляд.
— А куда мы идём? — еле нагнав старика, спросил я.
— Куда надо.
«Куда надо» оказалась обычная панельная пятиэтажка. Старик провёл ладонью у домофона, и тот приветственно запиликал. Мы вошли в сырой подъезд. Он подошёл к одной из дверей на первом этаже, замок приветственно щёлкнул.
Нас встретил коридор в старых, потертых обоях грязно-бежевого цвета. Из комнаты доносился детский плач. Там на полу сидела женщина, прижимая ребёнка к груди. Фингал под глазом, кровоподтёк на руках, слёзы... Она тряслась в беззвучных рыданиях.
Старик подошёл к ней и положил руку на плечо.
— Всё будет хорошо, он исправиться. Больше он никогда тебя не ударит.
Они плакала ещё несколько секунд, а потом вытерла глаза свободной рукой и встала, укачивая ребёнка. Мы вышли в коридор.
— Что ты сделал? Зачем ты сказал ей это?
— Потому что так надо.
— Ей надо бежать, уезжать с ребёнком. Есть организации, которые...
— Твоего мнения спрашивали? — Он слегка повысил голос. — Выходи.
Я послушно вышел, но и не думал прекращать спор.
— Ты не...
Я осекся. Вокруг был не подъезд, а другая комната.
— Ты увидел, как работал я. Теперь твоя очередь.
По небольшой, обставленной под старину комнате ходила девушка с ребёнком в руках. Эта девушка была совсем не похожа на ту. Подбородок поднят, плечи расправлены, взгляд направлен куда-то вдаль. Даже сейчас, укачивая на руках ребёнка, она будто бы, требовала от него сна.
Дед шепнул девушки что-то на немецком и мягко погладил её по плечу. Она положила ребёнка в кроватку и вышла из комнаты.
Я огляделся, вспомнил скромное платье девушки. Эта была не квартира, обставленная под старину, это было прошлое. Я начал что-то понимать.
— Там в кроватке... это Гитлер?
— Нет. Но мыслишь ты в правильном направлении. Перед тобой лежит доктор Менгеле, слышал о нём?
Я закрыл глаза.
— Ангел смерти из Освенцима...
— Прикоснись к нему, — приказал он.
Я послушно подошёл к ребёнку и едва коснулся голой пятки. Он лежал, засовывая пальцы в рот и глядя на меня голубыми глазами. Земля ушла у меня из-под ног.
Доктор Менгеле в первую очередь был учёным. Да, он получал удовольствие от того, что делает, иногда ему нравилось смотреть, как очередное грязное отродье умирает, но удовольствия в этом было не больше, чем у мальчика, который отрывает крылья мухе. А вот медицина, исследования, открытия... кружили голову. Он знал, что может не только спасти миллионы жизней, но и помочь появиться на свет ещё миллиону. Последние исследования близнецов открывали новые горизонты. Если он сможет выяснить причину... в два раза больше немецких граждан!
Я убрал руку. Хотелось кричать. На какое-то мгновенье моё «я» исчезло, растворилось, уступив место доктору.
— Это...
— Это ужасно. Но ты можешь всё исправить. Силы нужно совсем немного, сломай ему шею
Я сжал свои руки, на шее мальчика и увидел его жизнь под другим углом. Увидел, как он повлиял на жизни других людей, сотни жизней, тысячи варианты развития. Я разжал руки.
— Если я убью его...
— Ты ведь слышал про эффект бабочки? Сколько человек умрёт без его исследований?
Я смотрел на ребёнка, на будущего убийцу, маньяка. Его воспоминания... Одно засело в мозгу крепче остальных: Доктор держит семилетнего ребёнка за голову и ласково шепчет ему: " Не кричи, это совсем не больно...". Через мгновенье он воткнёт шприц с краской в его глаз.
Я могу это предотвратить! Могу спасти этого ребёнка, спасти их всех! Но...
— Кто я такой чтобы решать, жить ему или умереть?!
— У тебя была это отмазка раньше. У всех людей. Но теперь именно ты — тот, кто решает жить или умереть.
Ангел курил и спокойно смотрел, как я протягиваю руки к шее спящего младенца. Мирное дыхание мальчика в этой мёртвой тишине звучало как турбина самолета. Стук сердца бил по вискам, а руки дрожали. Слёзы текли из глаз, падая на белые простыни в детской кроватки.
— Я не могу. Не могу!
Я отошёл от кроватки и зажмурился.
— Хорошо.
Я открыл глаза. Мы снова были посреди улицы. Старик продолжал курить, глядя куда-то вдаль.
— И что теперь? — спросил я, — что дальше?
Он не отвечал. Это был просто тест, иллюзия. Ничего я не мог изменить, никого я не мог убить. Они просто хотели, чтобы я сделал выбор.
— Я всё правильно сделал?
Он опять не ответил.
— Ответь мне! — я крикнул и схватил его за грудки. — Ответь, чёрт тебя дери, какой выбор правильный?
— Я не знаю.
Он выкинул сигарету, лёгким ударом сбросил мои руки и пошёл по улице. Я поплёлся следом.
...
Осталось всего сорок девять лет до конца службы.
Мы с Михаилом стояли на кладбище, и смотрели на свежую могилу. Мать и дочь похоронили вместе. Невыносимая жара душила, привычный уже серый плащ покоился в руках. Фильтр обжег губу и я нахмурившись выплюнул сигарету.
— Ходят слухи, что раньше решения принимал кто-то сверху, таким как мы всего лишь приходили указания, — глухо произнёс он.
— Ты рассказывал, — я закурил новую сигарету.
— Отца посадили в тюрьму. Через год он не сядет пьяным за руль и не собьёт одного очень важного учёного. Девчонка не успела дожить до пяти. В любом случае на новый круг.
Я не ответил. Какая разница? Наша работа принимать решения, и он его принял.
— Знаешь, — сказал он прикуривая одну папиросу от другой. — Лучше бы я стал охранником.
— Аминь.