Второе пришествие.
Все персонажи и события являются лишь больной фантазией автора. Прошу не отождествлять с реальностью.
Стук в дверь. Крайне настойчивый.
Арррргх... Ну кому что от меня нужно!? Восемь утра... Ну кто может прийти в воскресенье в восемь утра?
Я встал, быстро оделся, еще не осознавая происходящего, направился к двери. Выглянув в глазок, я с удивлением обнаружил двоих людей: крупного небритого мужика в легкой летней рубашке и парня лет двадцати пяти в форме сержанта полиции.
– Орлов Антон Валерьевич? – настойчивым голосом спросил небритый, отдойдя в сторону от открывающейся двери.
– Ну, да... Чем обязан столь необычному визиту?
– Капитан юстиции Сомов, следственный отдел прокуратуры. Позвольте? – Прокуратура. С армии ненавижу прокуроров, умеют они разговаривать так, что и жить после подобного разговора не захочешь.
– Да, конечно, проходите.
Я проводил их в комнату, сходил на кухню, поставил чайник. Когда я вернулся, следователь внимательно разглядывал мои гитары.
– Акустическая «Cremona», классика...
– Именно, товарищ капитан, мама покупала ее в Чехии еще до моего рождения, уже две реставрации пережила, а звук свой сохранила.
– Давно играешь? – создавалось впечатление, что его действительно это волнует.
– Лет шесть уже... Вон электруху летом 2008-го купил, больше как-то ей занимаюсь.
– А, хеви-метал всякий?
– Ну да, соло в-основном.
– Понятно... Я когда-то музыкалку заканчивал по классу гитары. – сказал он задумчивым голосом.
– Товарищ капитан, вы же наверняка пришли сюда утром в воскресенье не для того, чтобы рассказать мне о своих музыкальных пристрастиях. Может все-таки перейдем к сути?
Он сел за стол, напротив сержанта, пригласил присесть меня, что я и сделал.
– Вчера, 21 апреля, около десяти вечера за трамвайной остановкой «Центральный парк» были найдены зверски растерзанные тела четверых выходцев с Северного Кавказа. Их тела были покрыты фашистской символикой и надписями на немецком языке. – Он внимательно уставился прямо мне в глаза.
– Не хило так. А я при чем здесь?
– На месте престуления были найдены твои отпечатки пальцев. Перед армией ты проходил обязательную дактилоскопическую регистрацию, в военкомате также ты оставлял свои данные о том, что снимаешь эту квартиру. А теперь ты четко и ясно, максимально подробно расскажешь о том, как, где и с кем провел вчерашний вечер.
– Оперативно вы работаете, в воскресенье с утра из военкомата получить информацию... Ну что же, вчера я, после дежурства на вахте университета, поехал с девушкой к моей маме в больницу, в четверг у нее была операция, успешно вырезали раковую опухоль... После мы пешком прогулялись. Я проводил девушку до дома...
– А где девушка живет?
– На центральном парке.
– Значит, ты был там вчера?
– На остановке был, но с другой стороны, от того места, про которое вы говорите, я был достаточно далеко.
– Ну это мы выясним, насколько далеко ты оттуда был. Давай дальше, с того места, где ты с девушкой попрощался.
– Я направился к остановке, зашел в супермаркет, купил кое-каких продуктов и сигареты, вышел из магазина, перешел через дорогу и стал на остановке ждать трамвай. Пока трамвая не было, я закурил.
– Ты один был на остановке?
– С этой стороны – да. На другой стороне несколько человек ждали трамвай в сторону «Красного», на остановке сидели четыре кавказца, шумели, но к другим не приставали. Подъехал трамвай, но они в него не сели. Я дождался своего, сел и поехал домой. В девять вечера я уже общался с девушкой в интернете.
– Так, а во сколько ты видел этих кавказцев?
– Где-то без двадцати девять.
– Ты к ним не подходил, они к тебе тоже?
– Именно так, они меня особо не интересовали.
Внезапно его левая рука взметнулась, он схватил меня за затылок и наклонился почти вплотную к моему лицу.
– Так откуда там твои пальчики, если ты и близко, как ты утверждаешь, не стоял?!
– Не могу знать, товарищ капитан!
– Хорошо. – он убрал руку, отстранился, начал рыться в своей папке. – По нашим сведениям, в школе ты учил немецкий язык.
– Я много языков учил, достаточно сносно знаю только английский. По-немецки только читать могу, ну и дежурные фразы знаю, вроде «спасибо», «пожалуйста» и «меня зовут так-то».
– А вот эти фразы тебе ни о чем не говорят? – Он протянул мне лист А4, на котором было распечатано несколько абсолютно непонятных для меня фраз на немецком языке.
– Арбайтен... Работать вроде... Нихт капитулирен... Ну так, отдельные слова... Что-то фашистское?
– Эти фразы были вырезаны на спинах, животах, ногах и руках жертв. Предположительно ножом, но оружия на месте преступления не найдено.
– У кого-то нехилый пунктик на нацизме. Что-то мне подсказывает, что у вас есть информация и о том, что я никогда не имел дела со скинами и даже в армии относился к кавказцам не так плохо. Да, я их недолюбливаю, но лишь тех, кто ведет себя агрессивно и вызывающе, и тут дело не в национальном признаке, я так же негативно отношусь к различного вида гопникам и прочему быдлу, которое можно встретить на каждом шагу, и создается впечатление, что у них миссия изгадить другим жизнь. Нет бы чем полезным занялись.
– Ты лишь потому сейчас не в наручниках, что у тебя абсолютно чистое с точки зрения закона прошлое. Родился, вырос, отучился в школе, поступил в университет, решил, что этот факультет не для тебя, забрал документы, поработал в фирме аутсорсинга, с готовностью по повестке ушел в армию, отслужил, вернулся, поступил в университет уже на тот факультет, который хотел. С детства занимался спортом: единоборствами и пешеходным туризмом; со старших классов начал заниматься программированием, с каким-то проектом дошел до второго места на России. Ни одного привода в милицию, не говоря уже о судимости, и это при том, что вырос в одном из самых криминальных микрорайонов города. Ни в каких националистических организациях не состоял. С армии и школы положительные характеристики, в университете никаких претензий к тебе не имеется. Чист со всех сторон, не подкопаешься. Вопрос лишь в том, почему на месте преступления были найдены твои отпечатки пальцев, в-основном на одежде жертв?
– А может, это не мои пальчики?
– Так, ладно. Настоятельно рекомендую в ближайшее время никуда не выезжать, вот мой номер, если что-то узнаешь, будь добр, сообщи. Пока что на основании одних отпечатков я тебя арестовывать не могу, и, честно говоря, я крайне сомневаюсь, что ты мог это совершить, но помни, ты находишься под подозрением, один неверный шаг – и отношение мое к тебе решительно изменится.
Они с сержантом, все это время остававшимся безмолвным, встали и пошли к двери, я их проводил, попрощался, закрыл дверь.
Чайник на кухне еще не до конца остыл, я сделал себе чаю и сел в комнате за стол. Где я был вчера вечером?..
Я уже минут пятнадцать ношусь по магазину с хлебом и паштетом в руках и не могу взять на 50 рублей ничего, что могло бы быть лучше, чем эти чертовы бич-пакеты. У меня дома недавно отключили газ, и теперь приходится довольствоваться дарами чайника и микроволновки. Хоть вода и электричество есть, и то радует. Дорого... Дорого... Дорого... Не приготовишь в микроволновке... Овощи... Да какого черта, 120 рублей за полкило помидоров... Что ж, придется брать бич-пакеты... Касса... Пакет? Да, если можно. Еще «Muratti» легкий, пожалуйста. Нету? Давайте «Pall Mall» восьмерку. Это синий. Да, обычный. Нет, не тонкий, обычный человеческий. Они издеваются что ли? Да, вот вам 20 копеек. Спасибо, всего доброго. Блин, отличная погода для апреля... Светофор... Трамвая не видать... Матан чертов учить... 23 года, я на первом курсе, какого лешего... Зеленый... Пройду в конец остановки, мне лучше будет из задней двери выйти. Какие-то хачики на той стороне сидят, доколебутся еще, вечер испортят... Чего-то трамвая все нет, надо бы покурить... Давай, зажигайся, ну... Воот, отлично. Что за звук? О, это эти уроды настукивают лезгинку. Трамвай проехал, но они все сидят там и шумят, ржут, как кони... Как же я их нена... Что? Что у меня на проезд? Эм... Я в трамвае? Тоннель... Хм... Да, вот, проездной. Площадь Ленина, мне выходить на следующей! Что произошло? Как я оказался в трамвае? Блиииииин... Голова раскалывается...
*
И все же, что вчера произошло? Вот я стою на остановке, и вот я уже в трамвае. Ранее я бы не придал этому значения, у меня есть кое-какие проблемы с давлением, и кратковременная потеря сознания у меня была уже раза четыре за всю жизнь, так что это вполне нормально, но этот следователь... Мои отпечатки пальцев... Эти хачики... Что происходит? Надо с кем-то это обсудить, а то я сейчас начну делать и думать глупости.
Я набрал номер лучшего друга.
– Денис, привет. Не занят? Извини, что разбудил. Есть разговор серьезный, сможешь приехать? Нет, пить не будем, ко мне следователь приходил из прокуратуры. Давай, в 11 в баре.
У нас есть бар, в котором мы любили бывать еще когда работали вместе и, выходя от клиентов после десяти вечера, настроив какой-нибудь обмен в 1Ске или проложив очередную сетку, нам чисто физически нужно было пойти в бар, и этот часто оказывался рядом, со временем мы сдружились там с барменами и стали приходить туда не только ради бухла, но и просто посидеть поговорить. Вот и сейчас я зашел, поздоровался с барменом, охранником, попросил у официантки пиццу и чай и сел на свое привычное место. Бар очень старый, сделан в реставрированном довоенном здании, если верить истории, во время войны в нем базировался штаб какого-то нашего артиллерийского батальона и в том самом месте, где сейчас стоят столы и лавки, когда-то возвышалась огромная гаубица. Не успел я сделать первый глоток, зашел Денис, поздоровался со всеми, сел напротив меня.
– Здоров, что пьешь? – Он повернулся к официантке, – Надь, налей мне тоже чая пожалуйста. Ну давай, рассказывай.
– Я вчера, пока от Светки ехал, отключился ненадолго, а сегодня приходил следак и утверждал, что я зверски растерзал четверых хачей и покрыл их тела свастикой и нацистскими речевками.
– Чем покрыл?
– Ножом покрыл. Предположительно ножом. Вырезал на спинах, животах и конечностях.
Стук в дверь. Крайне настойчивый.
Арррргх... Ну кому что от меня нужно!? Восемь утра... Ну кто может прийти в воскресенье в восемь утра?
Я встал, быстро оделся, еще не осознавая происходящего, направился к двери. Выглянув в глазок, я с удивлением обнаружил двоих людей: крупного небритого мужика в легкой летней рубашке и парня лет двадцати пяти в форме сержанта полиции.
– Орлов Антон Валерьевич? – настойчивым голосом спросил небритый, отдойдя в сторону от открывающейся двери.
– Ну, да... Чем обязан столь необычному визиту?
– Капитан юстиции Сомов, следственный отдел прокуратуры. Позвольте? – Прокуратура. С армии ненавижу прокуроров, умеют они разговаривать так, что и жить после подобного разговора не захочешь.
– Да, конечно, проходите.
Я проводил их в комнату, сходил на кухню, поставил чайник. Когда я вернулся, следователь внимательно разглядывал мои гитары.
– Акустическая «Cremona», классика...
– Именно, товарищ капитан, мама покупала ее в Чехии еще до моего рождения, уже две реставрации пережила, а звук свой сохранила.
– Давно играешь? – создавалось впечатление, что его действительно это волнует.
– Лет шесть уже... Вон электруху летом 2008-го купил, больше как-то ей занимаюсь.
– А, хеви-метал всякий?
– Ну да, соло в-основном.
– Понятно... Я когда-то музыкалку заканчивал по классу гитары. – сказал он задумчивым голосом.
– Товарищ капитан, вы же наверняка пришли сюда утром в воскресенье не для того, чтобы рассказать мне о своих музыкальных пристрастиях. Может все-таки перейдем к сути?
Он сел за стол, напротив сержанта, пригласил присесть меня, что я и сделал.
– Вчера, 21 апреля, около десяти вечера за трамвайной остановкой «Центральный парк» были найдены зверски растерзанные тела четверых выходцев с Северного Кавказа. Их тела были покрыты фашистской символикой и надписями на немецком языке. – Он внимательно уставился прямо мне в глаза.
– Не хило так. А я при чем здесь?
– На месте престуления были найдены твои отпечатки пальцев. Перед армией ты проходил обязательную дактилоскопическую регистрацию, в военкомате также ты оставлял свои данные о том, что снимаешь эту квартиру. А теперь ты четко и ясно, максимально подробно расскажешь о том, как, где и с кем провел вчерашний вечер.
– Оперативно вы работаете, в воскресенье с утра из военкомата получить информацию... Ну что же, вчера я, после дежурства на вахте университета, поехал с девушкой к моей маме в больницу, в четверг у нее была операция, успешно вырезали раковую опухоль... После мы пешком прогулялись. Я проводил девушку до дома...
– А где девушка живет?
– На центральном парке.
– Значит, ты был там вчера?
– На остановке был, но с другой стороны, от того места, про которое вы говорите, я был достаточно далеко.
– Ну это мы выясним, насколько далеко ты оттуда был. Давай дальше, с того места, где ты с девушкой попрощался.
– Я направился к остановке, зашел в супермаркет, купил кое-каких продуктов и сигареты, вышел из магазина, перешел через дорогу и стал на остановке ждать трамвай. Пока трамвая не было, я закурил.
– Ты один был на остановке?
– С этой стороны – да. На другой стороне несколько человек ждали трамвай в сторону «Красного», на остановке сидели четыре кавказца, шумели, но к другим не приставали. Подъехал трамвай, но они в него не сели. Я дождался своего, сел и поехал домой. В девять вечера я уже общался с девушкой в интернете.
– Так, а во сколько ты видел этих кавказцев?
– Где-то без двадцати девять.
– Ты к ним не подходил, они к тебе тоже?
– Именно так, они меня особо не интересовали.
Внезапно его левая рука взметнулась, он схватил меня за затылок и наклонился почти вплотную к моему лицу.
– Так откуда там твои пальчики, если ты и близко, как ты утверждаешь, не стоял?!
– Не могу знать, товарищ капитан!
– Хорошо. – он убрал руку, отстранился, начал рыться в своей папке. – По нашим сведениям, в школе ты учил немецкий язык.
– Я много языков учил, достаточно сносно знаю только английский. По-немецки только читать могу, ну и дежурные фразы знаю, вроде «спасибо», «пожалуйста» и «меня зовут так-то».
– А вот эти фразы тебе ни о чем не говорят? – Он протянул мне лист А4, на котором было распечатано несколько абсолютно непонятных для меня фраз на немецком языке.
– Арбайтен... Работать вроде... Нихт капитулирен... Ну так, отдельные слова... Что-то фашистское?
– Эти фразы были вырезаны на спинах, животах, ногах и руках жертв. Предположительно ножом, но оружия на месте преступления не найдено.
– У кого-то нехилый пунктик на нацизме. Что-то мне подсказывает, что у вас есть информация и о том, что я никогда не имел дела со скинами и даже в армии относился к кавказцам не так плохо. Да, я их недолюбливаю, но лишь тех, кто ведет себя агрессивно и вызывающе, и тут дело не в национальном признаке, я так же негативно отношусь к различного вида гопникам и прочему быдлу, которое можно встретить на каждом шагу, и создается впечатление, что у них миссия изгадить другим жизнь. Нет бы чем полезным занялись.
– Ты лишь потому сейчас не в наручниках, что у тебя абсолютно чистое с точки зрения закона прошлое. Родился, вырос, отучился в школе, поступил в университет, решил, что этот факультет не для тебя, забрал документы, поработал в фирме аутсорсинга, с готовностью по повестке ушел в армию, отслужил, вернулся, поступил в университет уже на тот факультет, который хотел. С детства занимался спортом: единоборствами и пешеходным туризмом; со старших классов начал заниматься программированием, с каким-то проектом дошел до второго места на России. Ни одного привода в милицию, не говоря уже о судимости, и это при том, что вырос в одном из самых криминальных микрорайонов города. Ни в каких националистических организациях не состоял. С армии и школы положительные характеристики, в университете никаких претензий к тебе не имеется. Чист со всех сторон, не подкопаешься. Вопрос лишь в том, почему на месте преступления были найдены твои отпечатки пальцев, в-основном на одежде жертв?
– А может, это не мои пальчики?
– Так, ладно. Настоятельно рекомендую в ближайшее время никуда не выезжать, вот мой номер, если что-то узнаешь, будь добр, сообщи. Пока что на основании одних отпечатков я тебя арестовывать не могу, и, честно говоря, я крайне сомневаюсь, что ты мог это совершить, но помни, ты находишься под подозрением, один неверный шаг – и отношение мое к тебе решительно изменится.
Они с сержантом, все это время остававшимся безмолвным, встали и пошли к двери, я их проводил, попрощался, закрыл дверь.
Чайник на кухне еще не до конца остыл, я сделал себе чаю и сел в комнате за стол. Где я был вчера вечером?..
Я уже минут пятнадцать ношусь по магазину с хлебом и паштетом в руках и не могу взять на 50 рублей ничего, что могло бы быть лучше, чем эти чертовы бич-пакеты. У меня дома недавно отключили газ, и теперь приходится довольствоваться дарами чайника и микроволновки. Хоть вода и электричество есть, и то радует. Дорого... Дорого... Дорого... Не приготовишь в микроволновке... Овощи... Да какого черта, 120 рублей за полкило помидоров... Что ж, придется брать бич-пакеты... Касса... Пакет? Да, если можно. Еще «Muratti» легкий, пожалуйста. Нету? Давайте «Pall Mall» восьмерку. Это синий. Да, обычный. Нет, не тонкий, обычный человеческий. Они издеваются что ли? Да, вот вам 20 копеек. Спасибо, всего доброго. Блин, отличная погода для апреля... Светофор... Трамвая не видать... Матан чертов учить... 23 года, я на первом курсе, какого лешего... Зеленый... Пройду в конец остановки, мне лучше будет из задней двери выйти. Какие-то хачики на той стороне сидят, доколебутся еще, вечер испортят... Чего-то трамвая все нет, надо бы покурить... Давай, зажигайся, ну... Воот, отлично. Что за звук? О, это эти уроды настукивают лезгинку. Трамвай проехал, но они все сидят там и шумят, ржут, как кони... Как же я их нена... Что? Что у меня на проезд? Эм... Я в трамвае? Тоннель... Хм... Да, вот, проездной. Площадь Ленина, мне выходить на следующей! Что произошло? Как я оказался в трамвае? Блиииииин... Голова раскалывается...
*
И все же, что вчера произошло? Вот я стою на остановке, и вот я уже в трамвае. Ранее я бы не придал этому значения, у меня есть кое-какие проблемы с давлением, и кратковременная потеря сознания у меня была уже раза четыре за всю жизнь, так что это вполне нормально, но этот следователь... Мои отпечатки пальцев... Эти хачики... Что происходит? Надо с кем-то это обсудить, а то я сейчас начну делать и думать глупости.
Я набрал номер лучшего друга.
– Денис, привет. Не занят? Извини, что разбудил. Есть разговор серьезный, сможешь приехать? Нет, пить не будем, ко мне следователь приходил из прокуратуры. Давай, в 11 в баре.
У нас есть бар, в котором мы любили бывать еще когда работали вместе и, выходя от клиентов после десяти вечера, настроив какой-нибудь обмен в 1Ске или проложив очередную сетку, нам чисто физически нужно было пойти в бар, и этот часто оказывался рядом, со временем мы сдружились там с барменами и стали приходить туда не только ради бухла, но и просто посидеть поговорить. Вот и сейчас я зашел, поздоровался с барменом, охранником, попросил у официантки пиццу и чай и сел на свое привычное место. Бар очень старый, сделан в реставрированном довоенном здании, если верить истории, во время войны в нем базировался штаб какого-то нашего артиллерийского батальона и в том самом месте, где сейчас стоят столы и лавки, когда-то возвышалась огромная гаубица. Не успел я сделать первый глоток, зашел Денис, поздоровался со всеми, сел напротив меня.
– Здоров, что пьешь? – Он повернулся к официантке, – Надь, налей мне тоже чая пожалуйста. Ну давай, рассказывай.
– Я вчера, пока от Светки ехал, отключился ненадолго, а сегодня приходил следак и утверждал, что я зверски растерзал четверых хачей и покрыл их тела свастикой и нацистскими речевками.
– Чем покрыл?
– Ножом покрыл. Предположительно ножом. Вырезал на спинах, животах и конечностях.