Тринадцать часов ада
Оговорюсь сразу, данный текст писался изначально не для широкой публики, это выдержка из личного дневника. Однако, тот день настолько въелся в мою память, что я все же решилась поделиться. Не рейтинга ради, а с пожеланием любить и беречь своих близких! Заранее прошу прощения за ошибки и сумбурное изложение.
"Это та глава, которую даже не знаешь с чего начать, ведь каждая минута дня была пропитана безысходностью, состраданием и болью от безразличия. Я никогда не думала, что жизнь занесет меня в такую сферу.
Это была первая стажировочная смена и по совместительству мои персональные тринадцать часов ада. В начале восьмого утра я уже нервно переминалась с ноги на ногу под воротами пансионата для пожилых людей. Накануне мне не удосужились рассказать подробнее, как будет проходить стажировка, так что по сути я прибыла в неизвестность. Переступив порог, мне сразу бросилась в глаза суматоха. Все носились по этажам, постоянно кто-то кричал в рацию. Пока я натягивала бахилы, чтобы пройти в раздевалку, женский голос из-за спины рявкнул, мол шевелись уже – дел по горло. Обернувшись, я увидела молодую девушку, лет двадцати пяти. Под ее глазами пролегли огромные черные мешки, тело двигалось разлаженно и нервно. В раздевалку мы шли почти бегом, чуть ли не спотыкаясь об еще сонных старичков. По пути я узнала, как зовут мою наставницу, а вот мое имя она до конца дня так и не смогла запомнить и стабильно переспрашивала. В раздевалке мне швырнули чей-то разорванный, грязный халат размеров на пять больше и велели подниматься на четвертый этаж.
Само здание находилось на склоне и как оказалось в нем было гораздо больше этажей чем наблюдалось с центрального входа. Так зайдя в парадную дверь вы оказывались не на привычном первом, а аж на третьем этаже. Внутри был лифт, но на нем можно было ездить только с подопечными, а сам персонал имел право пользоваться лишь лестницей. Как только я оказалась наверху, мне вручили бабушку на помывку. Объяснить чем, как или дать элементарно перчатки, не удосужились. Когда я закончила и спросила, а чем можно вытереть, мне указали на клочок засаленной тряпки сантиметров пятнадцать на пятнадцать. Жесть. Закончив с целой очередью скрипящих скелетов, я решила пройтись осмотреться. Глаз сразу уловил поворотные камеры. Всего там располагалось три комнаты, итого тринадцать бабушек от шестидесяти до девяносто восьми. Их утро начиналось не лучше чем в концлагере. Принудительный подъем около восьми. Некоторых полусонных чуть ли не пинками тащили в душ, других буквально выдирали из кровати и одевали. Около девяти был завтрак, со всех этажей в столовую начинали сползаться «одуванчики». Еда в темпе вальса и обратно бегом на этаж. Снова раздеваться перед обходом директора и глав.врача в одном лице. Между этим попутная обработка ран, уколы таблетки, все по написанной на коленке инструкции, путая имена и назначения, делая уколы и прочее без разрешения на медицинскую деятельность и уж подавно не соблюдая санитарные нормы. Далее пересменка. И тут еще одно удивление, многие работают по несколько суток подряд. Как?! Ведь на собеседовании строго предупредили, что спать нельзя. Об этом подробнее чуть позже. В пересменку все ушли отчитываться на другой этаж, оставив меня одну собирать бабушек на прогулку. Идеи, что я понятия не имею, как кого зовут, и где их одежда им в голову не пришло. Дальше квест по всем шкафам и спустя полчаса новый наставник. Она поведала еще несколько правил пребывания в этом «доме отдыха». Первое - в часы бодрствования постояльцы обязаны сидеть в малюсеньком узеньком коридоре, где места на диванах всем априори не хватает и не успевшим приходится сидеть на неудобных деревянных стульях. Второе - камеры круглосуточно просматриваются и за отхождение от правил штрафуют. Третье - их расписание полнейший хаос, но не зависимо, ни от чего надо постоянно изображать вид бурной деятельности. Четвертое - как надзиратель, ты должен постоянно смотреть тумбочки на предмет запрещенных предметов, но список столь объемный, что проще сказать, что из всего разрешено, а именно: зубные принадлежности, слуховые аппараты и книги с блокнотами. Все! Больше никаких личных вещей. Для родственников тоже существуют значительные ограничения в виде запрета подниматься в комнаты или приходить в неурочное время. Передачки принимают, но по факту до стариков они не доходят, в лучшем случае переданную, например, вязанку бананов разделят по микро-кусочкам на всех, или как вариант они вовсе осядут на кухне среди персонала, также и с остальным.
После прогулки на которую также выводят всех желающих и не очень, идет «второй завтрак». За этим громким названием, как оказалось, кроется половинка куска хлеба с огрызком колбасы и чай. Что ж, ну от избыточного веса они явно не помрут. Дальше, после очередного переодевания и принудительного просмотра телевизора без звука наступает-таки желанный тихий час, в момент которого у персонала есть минут десять на то чтобы вдоволь насытиться местной диетой. Наконец мне удалось узнать тайну многосуточной работы, оказывается, персонал все же спит, но коли под камерами нельзя, они иногда укладываются в уголок кровати к своим подопечным, ну или на край идут в сортир на подоконник. О как!
Еще немного пораспрашивав, я узнала, что многих тут и вовсе не посещают, их просто напросто вычеркнули из жизни. У одной из бабушек я нашла блокнот (фото ниже), где она обращается к внучке с вопросом, почему же та ее бросила, ведь бабушка ее любит. Полистав пару страниц, я почувствовала, как по телу побежали мурашки. К слову говоря, она выглядела абсолютно адекватной и воспитанной и совсем не вписывалась в обстановку всеобщего дурдома. Остальные же хоть и имели явные признаки деменции, но абсолютно неадекватными их едва ли можно было назвать. Я смотрела на них и внутри все переворачивалось. Как можно так безжалостно сливать родственников?
К середине дня меня начало сильно тошнить, на глазах то и дело наворачивались слезы. Я больше ни минуты не хотела участвовать в этом измывательстве, но до конца смены оставалось еще часа четыре. За них мне удалось потаскать на себе с десяток тел до туалета, переменять уйму подгузников, позапихивать таблетки, побегать с мусором и грязным бельем, побегать с толпой еле стоящих на ногах в столовую и увидеть такие вещи, о которых вспоминать вовсе не хочется. Когда смена все же подошла к концу, мне, под видом превеликого одолжения, предложили выйти через день на сутки. Едва сдерживая эмоции, я выдавила, что подумаю. Кажется, эти тринадцать часов отняли несколько лет моей жизни. Захлопнув за собой калитку, я всей грудью вдохнула прохладный осенний воздух и тут эмоции, скопившиеся за смену, полились через край. Меня затрясло, конечности стали ватными, а голова просто разрывалась от боли. В сознании повис единственный вопрос: «как так можно?». Едва перебирая ногами, я поплелась в сторону остановки. Вокруг было тихо и темно, ощущение, будто тебя поместили в вакуум. Пульс отчаянно бил по вискам, в горле стоял противный ком. Войдя в ближайший магазин, я минут десять смотрела на узор банки кока-кола и силилась, чтобы из глаз вновь не полились реки. Собрав волю в кулак, я трясущимися руками все-таки оплатила покупку и выползла обратно во тьму. Надо было позвонить домой и сообщить об окончании рабочего дня, но от нервов зубы стали отбивать ритмичную чечетку. Соберись тряпка! Не с первого раза, но все же получилось набрать нужный номер. Естественно посыпалась куча вопросов, на которые отвечать просто не было сил. Я промямлила что-то сумбурно-невнятное и повесила трубку. Подъехала маршрутка, но почему-то от вида пассажиров меня замутило с новой силой. Пожалуй, нужно еще немного свежего воздуха. Спотыкаясь и шаркая, мои ноги медленно побрели в сторону города."
Как итог: туда я больше не вернулась. Не в моих силах было что-то изменить, потому я просто постаралась за этот день дать старичкам максимально человеческое отношение.
