Статья Бориса Стругацкого о российском обществе
— Вам не кажется, что Россия не приемлет демократии вообще? Что это и есть неприглядная реальность (и будущность), а все остальное — прекраснодушные мечтания интеллигенции?
— Я и сам так думаю. Тысячелетняя (без перерывов!) история холопства нашего оставила отпечаток неизгладимый на общенародном менталитете. Неувядаемая вера в доброго царя; представление о свободе как неизбежном и опасном хаосе; готовность променять эту свободу на самую малую, но все же уверенность в завтрашнем дне; нежелание и неумение брать ответственность на себя — какой уж тут может быть либерализм!
И это — надолго. Понадобится несколько поколений проб и ошибок, пока либерализм не возьмет свое.
А он возьмет свое обязательно, потому что любой другой путь, кроме либерального, это путь в застой. Потому что без свободной экономики, без реальной демократии, без возникновения свободного гражданского общества любой социум обречен на загнивание, на отставание, на потерю конкурентоспособности, на неизбежный тупик во всем. И мы будем снова и снова увязать в болоте, а потом устраивать очередную перестройку, мучительно пытаться внедрить все-таки в социум основы либерализма, снова «возвращаться в совок»…
И так до тех пор, пока не вырастет наконец поколение готовых и способных полагаться на себя, понимающих вкус «плодов свободы» и не понимающих удовольствия освобождения от ответственности… «Жаль только — жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе».
Но это лишь полбеды. Беда будет, если где-то на полпути тоталитаризм с нечеловеческим лицом возобладает — временно, разумеется, временно! — и зальет страну кровью.
— А как же тогда Китай, Япония и другие «азиатские тигры», лидеры арабского мира и вообще Восток? Там, насколько известно, демократией и не пахнет. А они, тем не менее, «обгоняют Америку». Там что, общечеловеческие законы либерализма не работают?
— Все эти тигры и эмиры достигают (оставаясь в общем в рамках тоталитаризма) успехов только постольку, поскольку позволяют себе либерализовать экономику. И обгонять Америку они будут лишь до тех пор, пока (под давлением своих ястребов, своих партайгеноссе и своих мелких, но крутых тиранов) они эту либерализацию не прекратят (как Сталин в начале 30-х прекратил нэп, раз и навсегда определив для России чисто тоталитарный курс на милитаризацию экономики, — что и привело, спустя полвека, к обрушению бронированного колосса, утонувшего в болоте всеобщего застоя).
Я же говорил: либеральная идея слаба. Она беззащитна перед железной рукой и костяной ногой авторитаризма, у нее нет защитников, кроме умных людей (которые и сами нуждаются в защите в нашем мире). Но если эта идея воцаряется (волею обстоятельств, а как правило, волею властителей, загнавших себя в застой и осознавших, что другого выхода у них нет), она способна творить чудеса в самых отсталых и запущенных экономиках мира…
— Кстати, о Сталине. С чем связана его «реабилитация», попытки которой можно наблюдать в последнее время?
— Мне кажется, что обожание Сталина — это желание прижаться снова к барскому сапогу. Это желание лежит ведь в каких-то тайниках человеческой души, и живет оно всегда.
Обратите внимание, у меня такое ощущение, что сторонники Сталина уже перестали даже спорить, был ли Сталин палачом, правильно или неправильно он загубил миллионы людей. Больше об этом спора нет, с этим все смирились и спорят только о том, 20 миллионов он погубил или каких-то жалких 600 тысяч.
— Да, такой прием, как будто 600 тысяч — это нормально, а миллион — это плохо…
— Да. Так что, с этим уже больше не спорят — сейчас подчеркивают только одно, что он был великий полководец и что он выиграл войну.
Люди, которые восхваляют Сталина как великого полководца, должны помнить одно, о чем они, конечно же, регулярно забывают. Что все беды, которые были в нашей истории новейшей, все без исключения имеют начало в природе Сталина. То, что он запретил коммунистам бороться с социал-демократами против фашистов в 1933 году в Германии, то, что он фактически возвел Гитлера на пост канцлера. Потому что если бы не эта победа, Гитлер никогда бы не стал главой Германии. Никогда.
— Можно ли считать Сталина вместе с Гитлером виновником войны?
— Безусловно, в известном смысле можно, потому что Сталин был сориентирован на войну изначально. Точно так же, как Гитлер. Это была агрессивная власть, которая не могла удовлетвориться тем, что эта власть распространяется на большую часть земного шара, а стремится распространяться все дальше, дальше и дальше.
Этой мыслью проникнуты все речи, все песни, все сказы того времени. Достаточно все это попробовать заново прослушать и перечитать. Так что Сталин был нацелен на войну, и задача заключалась только в том, в какой момент в эту войну вступить, на чьей стороне и какие цели определить.
Здесь Сталин, конечно, напортачил, выражаясь языком современной молодежи. Он совершенно неправильно оценил силу Гитлера и антигитлеровской коалиции. Он совершенно неверно оценил стратегию Гитлера, не поняв, что Гитлер не пойдет в Англию до тех пор, пока не разберется на Востоке. А ведь это была единственная, может быть, надежда Сталина, которая определяет все его странные поступки 1940 — 1941 годов. Единственная надежда, что Гитлер увязнет в Англии.
Но Гитлер оказался хитрее Сталина, Сталина перехитрил. Это хитрость, вообще говоря, больших лидеров. Это хитрость, которая стоит сотен тысяч и миллионов жизней. Без Сталина, без его политики, без его стратегических ошибок 22 июня вообще могло бы не быть.
— Я и сам так думаю. Тысячелетняя (без перерывов!) история холопства нашего оставила отпечаток неизгладимый на общенародном менталитете. Неувядаемая вера в доброго царя; представление о свободе как неизбежном и опасном хаосе; готовность променять эту свободу на самую малую, но все же уверенность в завтрашнем дне; нежелание и неумение брать ответственность на себя — какой уж тут может быть либерализм!
И это — надолго. Понадобится несколько поколений проб и ошибок, пока либерализм не возьмет свое.
А он возьмет свое обязательно, потому что любой другой путь, кроме либерального, это путь в застой. Потому что без свободной экономики, без реальной демократии, без возникновения свободного гражданского общества любой социум обречен на загнивание, на отставание, на потерю конкурентоспособности, на неизбежный тупик во всем. И мы будем снова и снова увязать в болоте, а потом устраивать очередную перестройку, мучительно пытаться внедрить все-таки в социум основы либерализма, снова «возвращаться в совок»…
И так до тех пор, пока не вырастет наконец поколение готовых и способных полагаться на себя, понимающих вкус «плодов свободы» и не понимающих удовольствия освобождения от ответственности… «Жаль только — жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе».
Но это лишь полбеды. Беда будет, если где-то на полпути тоталитаризм с нечеловеческим лицом возобладает — временно, разумеется, временно! — и зальет страну кровью.
— А как же тогда Китай, Япония и другие «азиатские тигры», лидеры арабского мира и вообще Восток? Там, насколько известно, демократией и не пахнет. А они, тем не менее, «обгоняют Америку». Там что, общечеловеческие законы либерализма не работают?
— Все эти тигры и эмиры достигают (оставаясь в общем в рамках тоталитаризма) успехов только постольку, поскольку позволяют себе либерализовать экономику. И обгонять Америку они будут лишь до тех пор, пока (под давлением своих ястребов, своих партайгеноссе и своих мелких, но крутых тиранов) они эту либерализацию не прекратят (как Сталин в начале 30-х прекратил нэп, раз и навсегда определив для России чисто тоталитарный курс на милитаризацию экономики, — что и привело, спустя полвека, к обрушению бронированного колосса, утонувшего в болоте всеобщего застоя).
Я же говорил: либеральная идея слаба. Она беззащитна перед железной рукой и костяной ногой авторитаризма, у нее нет защитников, кроме умных людей (которые и сами нуждаются в защите в нашем мире). Но если эта идея воцаряется (волею обстоятельств, а как правило, волею властителей, загнавших себя в застой и осознавших, что другого выхода у них нет), она способна творить чудеса в самых отсталых и запущенных экономиках мира…
— Кстати, о Сталине. С чем связана его «реабилитация», попытки которой можно наблюдать в последнее время?
— Мне кажется, что обожание Сталина — это желание прижаться снова к барскому сапогу. Это желание лежит ведь в каких-то тайниках человеческой души, и живет оно всегда.
Обратите внимание, у меня такое ощущение, что сторонники Сталина уже перестали даже спорить, был ли Сталин палачом, правильно или неправильно он загубил миллионы людей. Больше об этом спора нет, с этим все смирились и спорят только о том, 20 миллионов он погубил или каких-то жалких 600 тысяч.
— Да, такой прием, как будто 600 тысяч — это нормально, а миллион — это плохо…
— Да. Так что, с этим уже больше не спорят — сейчас подчеркивают только одно, что он был великий полководец и что он выиграл войну.
Люди, которые восхваляют Сталина как великого полководца, должны помнить одно, о чем они, конечно же, регулярно забывают. Что все беды, которые были в нашей истории новейшей, все без исключения имеют начало в природе Сталина. То, что он запретил коммунистам бороться с социал-демократами против фашистов в 1933 году в Германии, то, что он фактически возвел Гитлера на пост канцлера. Потому что если бы не эта победа, Гитлер никогда бы не стал главой Германии. Никогда.
— Можно ли считать Сталина вместе с Гитлером виновником войны?
— Безусловно, в известном смысле можно, потому что Сталин был сориентирован на войну изначально. Точно так же, как Гитлер. Это была агрессивная власть, которая не могла удовлетвориться тем, что эта власть распространяется на большую часть земного шара, а стремится распространяться все дальше, дальше и дальше.
Этой мыслью проникнуты все речи, все песни, все сказы того времени. Достаточно все это попробовать заново прослушать и перечитать. Так что Сталин был нацелен на войну, и задача заключалась только в том, в какой момент в эту войну вступить, на чьей стороне и какие цели определить.
Здесь Сталин, конечно, напортачил, выражаясь языком современной молодежи. Он совершенно неправильно оценил силу Гитлера и антигитлеровской коалиции. Он совершенно неверно оценил стратегию Гитлера, не поняв, что Гитлер не пойдет в Англию до тех пор, пока не разберется на Востоке. А ведь это была единственная, может быть, надежда Сталина, которая определяет все его странные поступки 1940 — 1941 годов. Единственная надежда, что Гитлер увязнет в Англии.
Но Гитлер оказался хитрее Сталина, Сталина перехитрил. Это хитрость, вообще говоря, больших лидеров. Это хитрость, которая стоит сотен тысяч и миллионов жизней. Без Сталина, без его политики, без его стратегических ошибок 22 июня вообще могло бы не быть.
