Рождественская пурга
Мы с Джеем и Герцогом затеяли киномарафон, посвященный Джеймсу Бонду. На четвертом фильме, в шестой раз за пять часов, позвонила моя мама. Я даже не стал проверять, от кого вызов, и так знал, что это она. Закатив глаза, Герцог поставила фильм на паузу:
— Она думает, ты куда-нибудь уйдешь? Там же метель.
Я пожал плечами и взял трубку.
— Все никак, — сказала мама.
Фоном кто-то громко рассказывал о том, насколько важно охранять свою базу.
— Мне жаль, мам. Отстойно.
— Это просто смешно! — закричала она. — Мы вообще никуда вылететь не можем, не то что домой.
Родители на три дня застряли в Бостоне. Медицинская конференция. Мама была на грани отчаяния из-за того, что Рождество светило праздновать там. Как будто в Бостоне война. Меня, честно говоря, от этого уже тошнило. Я в глубине души всегда любил непогоду и все, что с ней связано, причем, чем хуже, тем лучше.
— Да, фигово, — поддакнул я.
— К утру ветер уже должен утихнуть, но вообще все встало. Никто не гарантирует, что мы завтра сможем вернуться. Папа пытается взять машину напрокат, но за ними просто огромные очереди. Хотя даже если ехать всю ночь, мы будем дома только в восемь-девять утра! Но мы же не можем встретить Рождество не вместе!
— Да ладно, я к Герцогу пойду, — ответил я. — Ее родители согласны. Приду, открою подарки, расскажу, что моим родителям совершенно не до меня, и, может, Герцог растрогается из-за того, что мама меня не любит, и отдаст мне часть своих подарков. — Я бросаю на Герцога взгляд и вижу, что она ухмыляется.
— Тобин, — сказала мама недовольно.
Она у меня не особо смешливая. Для ее работы это хорошо — вы же не хотели бы, чтобы хирург, которому предстоит вырезать вам раковую опухоль, зашел в кабинет и выдал что-нибудь вроде: «Заходит один чувак в бар, бармен у него спрашивает: “Чего будете?”, а тот отвечает: “А чё у вас есть?” А бармен такой: “Чё у меня, я не в курсе, а вот у тебя меланома четвертой стадии”».
— Да я просто хотел сказать, что справлюсь. А вы в отель вернетесь?
— Наверное, если отцу не удастся машину взять. У него терпение просто ангельское.
— Ну, ладно. — Я бросил взгляд на Джея, и он проговорил одними губами: «Вешайтрубку».
Мне уже не терпелось снова усесться между ними на диване и вернуться к новому Джеймсу Бонду, убивающему людей направо и налево всевозможными умопомрачительными способами.
— У тебя там все хорошо? — поинтересовалась мама.
Боже ж ты мой!
— Ага. Ну, снег, конечно, идет. Но у меня Герцог и Джей. И они никуда не денутся, потому что при первой же попытке выйти из дома замерзнут насмерть. Смотрим кино про Бонда. И свет есть, и все дела.
— Если что-нибудь случится, звони. Хоть что-нибудь.
— Ага.
— Ладно, — вздохнула мама, — хорошо. Тобин, мне очень жаль. Я тебя люблю. Извини, что так вышло.
— Да ничего страшного, — заверил ее я, потому что так оно и было. Я остался в большом доме без взрослых, сижу на диване со своими лучшими друзьями. Я против родителей ничего не имею, они у меня отличные, но даже если они задержатся в Бостоне до Нового года, я не буду иметь ничего против.
— Позвоню из отеля, — добавила мама.
Джей, по всей видимости, ее слышал, и буркнул: «Уж не сомневаюсь», пока я прощался.
— Похоже, у нее какие-то проблемы в области личностных отношений, — заметил он, когда я положил телефон.
— Ну, Рождество же.
— А почему ты не ко мне идти собрался? — спросил Джей.
— У тебя кормят фигово, — ответил я и занял свою среднюю подушку на диване.
— Да ты расист! — воскликнул Джей.
— Это не расизм! — возразил я.
— Да ты только что назвал корейскую кухню фиговой, — напомнил он.
— Не говорил он такого, — вступилась Герцог и взяла пульт. — Он сказал, что твоя мама фигово готовит корейскую еду.
— Именно, — подтвердил я. — У Кеуна мне нравится.
— Говнюк ты, — сказал Джей, как всегда, когда ему нечего было ответить по существу. А это сам по себе хороший безответный ответ.
Герцог снова запустила кино, и тут Джей сказал:
— Можно позвать Кеуна.
Герцог снова нажала на паузу и подалась вперед, чтобы я не загораживал ей вид на Джея:
— Джей!
— Да.
— Я прошу тебя замолчать и дать мне спокойно насладиться возмутительно прекрасным телом Дэниела Крейга.
— Фу, ты что, педик? — засмеялся Джей.
— Я девчонка, — напомнила Герцог. — Так что когда мне нравятся мужчины — это нормально. Вот если бы я твое тело назвала соблазнительным, тогда меня бы можно было заподозрить в лесбийских наклонностях, ведь ты сложен, как девица.
— Ну, уела, — сказал я.
Герцог перевела взгляд на меня:
— Хотя Джей, блин, просто образчик мужественности по сравнению с тобой.
На это мне ответить было нечего.
— Кеун на работе — у него в рождественскую смену двойная оплата.
— А, точно, — вспомнил Джей. — Я и забыл, что «Вафельная» всегда открыта, как промежность у Линдсей Лохан.
Я рассмеялся. Герцог же просто скривила лицо и запустила фильм. Дэниел Крейг вышел из воды в обтягивающих трусах-шортах. Герцог удовлетворенно вздохнула, а Джей сидел с кислой миной. Через несколько минут я услышал тихий щелчок. Это Джей вскрыл упаковку с зубной нитью. Он на ней был просто помешан.
— Гадость, — высказался я.
Герцог остановила фильм и сердито посмотрела на меня. Не зло, просто сморщила свой нос-кнопку и поджала губы. Я всегда по глазам понимал, действительно ли довел ее, но сейчас девочка почти улыбалась.
— Что? — спросил Джей, между зубов у которого свисала зубная нитка.
— Чистить зубы на людях. Это так… Убери, пожалуйста.
Он неохотно подчинился, но ему надо было, чтобы последнее слово всегда осталось за ним.
— Мой стоматолог говорит, что более здоровых десен ни у кого не видел. Никогда.
Я закатил глаза. Герцог убрала за ухо выбившуюся кудряшку и снова запустила фильм. С минуту я смотрел на экран, а потом поймал себя на том, что перевел взгляд за окно — в свете далекого фонаря казалось, что снег сверкает тысячами падающих звезд в миниатюре. И хотя мне не хотелось причинять родителям огорчения или лишать их возможности провести Рождество дома, я мечтал о том, чтобы снега навалило еще больше.
— Она думает, ты куда-нибудь уйдешь? Там же метель.
Я пожал плечами и взял трубку.
— Все никак, — сказала мама.
Фоном кто-то громко рассказывал о том, насколько важно охранять свою базу.
— Мне жаль, мам. Отстойно.
— Это просто смешно! — закричала она. — Мы вообще никуда вылететь не можем, не то что домой.
Родители на три дня застряли в Бостоне. Медицинская конференция. Мама была на грани отчаяния из-за того, что Рождество светило праздновать там. Как будто в Бостоне война. Меня, честно говоря, от этого уже тошнило. Я в глубине души всегда любил непогоду и все, что с ней связано, причем, чем хуже, тем лучше.
— Да, фигово, — поддакнул я.
— К утру ветер уже должен утихнуть, но вообще все встало. Никто не гарантирует, что мы завтра сможем вернуться. Папа пытается взять машину напрокат, но за ними просто огромные очереди. Хотя даже если ехать всю ночь, мы будем дома только в восемь-девять утра! Но мы же не можем встретить Рождество не вместе!
— Да ладно, я к Герцогу пойду, — ответил я. — Ее родители согласны. Приду, открою подарки, расскажу, что моим родителям совершенно не до меня, и, может, Герцог растрогается из-за того, что мама меня не любит, и отдаст мне часть своих подарков. — Я бросаю на Герцога взгляд и вижу, что она ухмыляется.
— Тобин, — сказала мама недовольно.
Она у меня не особо смешливая. Для ее работы это хорошо — вы же не хотели бы, чтобы хирург, которому предстоит вырезать вам раковую опухоль, зашел в кабинет и выдал что-нибудь вроде: «Заходит один чувак в бар, бармен у него спрашивает: “Чего будете?”, а тот отвечает: “А чё у вас есть?” А бармен такой: “Чё у меня, я не в курсе, а вот у тебя меланома четвертой стадии”».
— Да я просто хотел сказать, что справлюсь. А вы в отель вернетесь?
— Наверное, если отцу не удастся машину взять. У него терпение просто ангельское.
— Ну, ладно. — Я бросил взгляд на Джея, и он проговорил одними губами: «Вешайтрубку».
Мне уже не терпелось снова усесться между ними на диване и вернуться к новому Джеймсу Бонду, убивающему людей направо и налево всевозможными умопомрачительными способами.
— У тебя там все хорошо? — поинтересовалась мама.
Боже ж ты мой!
— Ага. Ну, снег, конечно, идет. Но у меня Герцог и Джей. И они никуда не денутся, потому что при первой же попытке выйти из дома замерзнут насмерть. Смотрим кино про Бонда. И свет есть, и все дела.
— Если что-нибудь случится, звони. Хоть что-нибудь.
— Ага.
— Ладно, — вздохнула мама, — хорошо. Тобин, мне очень жаль. Я тебя люблю. Извини, что так вышло.
— Да ничего страшного, — заверил ее я, потому что так оно и было. Я остался в большом доме без взрослых, сижу на диване со своими лучшими друзьями. Я против родителей ничего не имею, они у меня отличные, но даже если они задержатся в Бостоне до Нового года, я не буду иметь ничего против.
— Позвоню из отеля, — добавила мама.
Джей, по всей видимости, ее слышал, и буркнул: «Уж не сомневаюсь», пока я прощался.
— Похоже, у нее какие-то проблемы в области личностных отношений, — заметил он, когда я положил телефон.
— Ну, Рождество же.
— А почему ты не ко мне идти собрался? — спросил Джей.
— У тебя кормят фигово, — ответил я и занял свою среднюю подушку на диване.
— Да ты расист! — воскликнул Джей.
— Это не расизм! — возразил я.
— Да ты только что назвал корейскую кухню фиговой, — напомнил он.
— Не говорил он такого, — вступилась Герцог и взяла пульт. — Он сказал, что твоя мама фигово готовит корейскую еду.
— Именно, — подтвердил я. — У Кеуна мне нравится.
— Говнюк ты, — сказал Джей, как всегда, когда ему нечего было ответить по существу. А это сам по себе хороший безответный ответ.
Герцог снова запустила кино, и тут Джей сказал:
— Можно позвать Кеуна.
Герцог снова нажала на паузу и подалась вперед, чтобы я не загораживал ей вид на Джея:
— Джей!
— Да.
— Я прошу тебя замолчать и дать мне спокойно насладиться возмутительно прекрасным телом Дэниела Крейга.
— Фу, ты что, педик? — засмеялся Джей.
— Я девчонка, — напомнила Герцог. — Так что когда мне нравятся мужчины — это нормально. Вот если бы я твое тело назвала соблазнительным, тогда меня бы можно было заподозрить в лесбийских наклонностях, ведь ты сложен, как девица.
— Ну, уела, — сказал я.
Герцог перевела взгляд на меня:
— Хотя Джей, блин, просто образчик мужественности по сравнению с тобой.
На это мне ответить было нечего.
— Кеун на работе — у него в рождественскую смену двойная оплата.
— А, точно, — вспомнил Джей. — Я и забыл, что «Вафельная» всегда открыта, как промежность у Линдсей Лохан.
Я рассмеялся. Герцог же просто скривила лицо и запустила фильм. Дэниел Крейг вышел из воды в обтягивающих трусах-шортах. Герцог удовлетворенно вздохнула, а Джей сидел с кислой миной. Через несколько минут я услышал тихий щелчок. Это Джей вскрыл упаковку с зубной нитью. Он на ней был просто помешан.
— Гадость, — высказался я.
Герцог остановила фильм и сердито посмотрела на меня. Не зло, просто сморщила свой нос-кнопку и поджала губы. Я всегда по глазам понимал, действительно ли довел ее, но сейчас девочка почти улыбалась.
— Что? — спросил Джей, между зубов у которого свисала зубная нитка.
— Чистить зубы на людях. Это так… Убери, пожалуйста.
Он неохотно подчинился, но ему надо было, чтобы последнее слово всегда осталось за ним.
— Мой стоматолог говорит, что более здоровых десен ни у кого не видел. Никогда.
Я закатил глаза. Герцог убрала за ухо выбившуюся кудряшку и снова запустила фильм. С минуту я смотрел на экран, а потом поймал себя на том, что перевел взгляд за окно — в свете далекого фонаря казалось, что снег сверкает тысячами падающих звезд в миниатюре. И хотя мне не хотелось причинять родителям огорчения или лишать их возможности провести Рождество дома, я мечтал о том, чтобы снега навалило еще больше.