Отрывок из недавно написанной мною книги. Жду ответа от редакции в данный момент. Жанр рукописи - боевая фантастика, мрачное будущее.
Сначала небольшой синопсис:
Война всегда поглощает вас, когда приходит внезапно. Старый мир рушится, а новый приходится отстраивать прямо в процессе сражений на пепле и руинах, жертвуя всем, что дорого сердцу и душе, рассчитывая только на себя и твердое плечо друга, союзника, соратника в этом всеобъемлющем хаосе…
Но все выглядит абсолютно иначе, если нашествие врага превращается в многолетнюю блокаду. Сменяются поколения, и новые адепты цивилизации вырастают прямо в жарком пламени войны по обе стороны баррикад. Здесь и рождаются герои, в одиночку способные переломить ход затянувшегося сражения, трусы, из-за действий или бездействий которых проигрываются решающие битвы, но, в основном, самые обычные люди, для которых это ужасное побоище становится делом всей жизни.
Когда человеческое тело не выдерживает адского огня сражений, приходится искать новые пути. Тогда в дело вступает наука. И модифицированные солдаты шагают прямо в бой, защищая идеалы своей стороны.
Он родился во время войны и всегда считал себя идеальным винтиком сложного военного механизма. Как и все остальные, он не имел имени. Лишь порядковый номер и оперативный псевдоним. У него была своя правда и свой смысл жизни.
До того самого дня…
_____________________
Теперь непосредственно кусочек из рукописи:
_____________________
Служба на стороне Альянса вынуждала убивать. Или ты, или тебя. Третьего не дано. Я никогда не видел, чтобы солдаты Альянса брали пленных. Я всей своей душой ненавидел отнимать чьи-то жизни, хотя до того, пока не попал в эпицентр боевых действий, считал, что это так же просто, как рассказывали нам в учебке, и относился к смерти вполне равнодушно.
Но война оставила неизгладимый отпечаток. Ощущение гибели не покидало ни на миг, а старуха с косой словно дышала в затылок каждую секунду. Перед глазами так и мелькали тела повстанцев. Я не мог забыть тех ужасающих картин, когда они принимали в свою грудь максимальные по мощности заряды наших винтовок. Издалека не было видно, лопаются ли их глаза, однако волосы на голове сгорали очень быстро, из ушей валил дым, а тело, которое безостановочно билось в конвульсиях, падало на землю уже мертвым и выжженным изнутри насквозь. Ужасно противное, мерзкое зрелище, являющееся множеству парней в ночных кошмарах...
Но в случае со мной эти минуты не возникали в снах так же часто, как лицо первого убитого мною парня на той самой базе, куда меня перевели после.
*
Во сне я вижу все со стороны.
Ночь. Черное небо, разрываемое молниями. Ливень, который только дополняет эту общую картину мрака.
Во дворе базы, рядом с люком в подземный компьютерный терминал, стою я, далеко не тот равнодушный парень, который до войны считал себя хладнокровной машиной, способной выполнить любой приказ.
Плащ, предназначенный для защиты от влаги, уже давно отброшен в сторону, чтобы не прилипал к телу и лицу, сковывая движения. Поганая материя. Мокрые руки крепко сжимают выскальзывающую винтовку. На бедре висит тесак.
А по стене базы с ножом в зубах бесшумно лезет повстанец, скрытый от моих глаз. Понятия не имею даже, как этот паренек прошел через все системы защиты, но это уже и не так важно.
Он забирается на стену и окидывает взглядом двор. Я стою к нему спиной и ничего не подозреваю, потому что молчат и датчики проникновения через стену. Повстанец поудобнее берет нож в правую руку и прыгает на меня со спины. Но дождь делает свое дело – поскользнувшись на залитой водой стене, он, замахиваясь в прыжке клинком, промахивается на несколько сантиметров, и лезвие, нацеленное мне в затылок, попадает в плечо, начисто срезая кусок кожи вместе с мясом и мышцей, и застревает в кости.
Мучительная боль сковывает меня. Правую руку моментально сводит судорогой, винтовка падает на землю, плечо заливает кровью, а отрезанный кусок мяса с неприятным, отвратительным шлепающим звуком падает на асфальт...
Всех моих сил хватает только на один удар, стряхивающий нападавшего со спины. Правая рука отказывается сжиматься в кулак... Левой рукой, выхватывая тесак, я, разворачиваясь в воздухе в прыжке, наношу рубящий удар. И в тот самый момент, когда повстанец поднимается на ноги, прямо в его шею влетает острое лезвие, перерубая ее напрочь.
Изо рта парня хлынула кровь в тот же миг, когда я, действуя абсолютно автоматически, кручусь на правой пятке и сильнейшим ударом левой ногой с разворота впечатываю свой тяжелый армейский ботинок в лицо уже мертвому парню...
Голова, теперь державшаяся примерно на двухсантиметровом куске мяса и кожи, отрывается от шеи окончательно, с хлюпающим звуком открывая очередной тошнотворный фонтан крови, и устремляется в полет по двору базы.
Тело парня падает в лужу на земле одновременно со мной. Кровь хлещет и из его шеи, и из моего плеча. Голову мутит, наружу просится ужин. Из последних сил я включаю в ухе коммутатор:
- Это 13-47! – хриплю я, надеясь, что мой искаженный болью голос разберут за грохотом дождевых капель. – Проникновение на базу! Нужна помощь… - и я теряю сознание от потери крови.
Война всегда поглощает вас, когда приходит внезапно. Старый мир рушится, а новый приходится отстраивать прямо в процессе сражений на пепле и руинах, жертвуя всем, что дорого сердцу и душе, рассчитывая только на себя и твердое плечо друга, союзника, соратника в этом всеобъемлющем хаосе…
Но все выглядит абсолютно иначе, если нашествие врага превращается в многолетнюю блокаду. Сменяются поколения, и новые адепты цивилизации вырастают прямо в жарком пламени войны по обе стороны баррикад. Здесь и рождаются герои, в одиночку способные переломить ход затянувшегося сражения, трусы, из-за действий или бездействий которых проигрываются решающие битвы, но, в основном, самые обычные люди, для которых это ужасное побоище становится делом всей жизни.
Когда человеческое тело не выдерживает адского огня сражений, приходится искать новые пути. Тогда в дело вступает наука. И модифицированные солдаты шагают прямо в бой, защищая идеалы своей стороны.
Он родился во время войны и всегда считал себя идеальным винтиком сложного военного механизма. Как и все остальные, он не имел имени. Лишь порядковый номер и оперативный псевдоним. У него была своя правда и свой смысл жизни.
До того самого дня…
_____________________
Теперь непосредственно кусочек из рукописи:
_____________________
Служба на стороне Альянса вынуждала убивать. Или ты, или тебя. Третьего не дано. Я никогда не видел, чтобы солдаты Альянса брали пленных. Я всей своей душой ненавидел отнимать чьи-то жизни, хотя до того, пока не попал в эпицентр боевых действий, считал, что это так же просто, как рассказывали нам в учебке, и относился к смерти вполне равнодушно.
Но война оставила неизгладимый отпечаток. Ощущение гибели не покидало ни на миг, а старуха с косой словно дышала в затылок каждую секунду. Перед глазами так и мелькали тела повстанцев. Я не мог забыть тех ужасающих картин, когда они принимали в свою грудь максимальные по мощности заряды наших винтовок. Издалека не было видно, лопаются ли их глаза, однако волосы на голове сгорали очень быстро, из ушей валил дым, а тело, которое безостановочно билось в конвульсиях, падало на землю уже мертвым и выжженным изнутри насквозь. Ужасно противное, мерзкое зрелище, являющееся множеству парней в ночных кошмарах...
Но в случае со мной эти минуты не возникали в снах так же часто, как лицо первого убитого мною парня на той самой базе, куда меня перевели после.
*
Во сне я вижу все со стороны.
Ночь. Черное небо, разрываемое молниями. Ливень, который только дополняет эту общую картину мрака.
Во дворе базы, рядом с люком в подземный компьютерный терминал, стою я, далеко не тот равнодушный парень, который до войны считал себя хладнокровной машиной, способной выполнить любой приказ.
Плащ, предназначенный для защиты от влаги, уже давно отброшен в сторону, чтобы не прилипал к телу и лицу, сковывая движения. Поганая материя. Мокрые руки крепко сжимают выскальзывающую винтовку. На бедре висит тесак.
А по стене базы с ножом в зубах бесшумно лезет повстанец, скрытый от моих глаз. Понятия не имею даже, как этот паренек прошел через все системы защиты, но это уже и не так важно.
Он забирается на стену и окидывает взглядом двор. Я стою к нему спиной и ничего не подозреваю, потому что молчат и датчики проникновения через стену. Повстанец поудобнее берет нож в правую руку и прыгает на меня со спины. Но дождь делает свое дело – поскользнувшись на залитой водой стене, он, замахиваясь в прыжке клинком, промахивается на несколько сантиметров, и лезвие, нацеленное мне в затылок, попадает в плечо, начисто срезая кусок кожи вместе с мясом и мышцей, и застревает в кости.
Мучительная боль сковывает меня. Правую руку моментально сводит судорогой, винтовка падает на землю, плечо заливает кровью, а отрезанный кусок мяса с неприятным, отвратительным шлепающим звуком падает на асфальт...
Всех моих сил хватает только на один удар, стряхивающий нападавшего со спины. Правая рука отказывается сжиматься в кулак... Левой рукой, выхватывая тесак, я, разворачиваясь в воздухе в прыжке, наношу рубящий удар. И в тот самый момент, когда повстанец поднимается на ноги, прямо в его шею влетает острое лезвие, перерубая ее напрочь.
Изо рта парня хлынула кровь в тот же миг, когда я, действуя абсолютно автоматически, кручусь на правой пятке и сильнейшим ударом левой ногой с разворота впечатываю свой тяжелый армейский ботинок в лицо уже мертвому парню...
Голова, теперь державшаяся примерно на двухсантиметровом куске мяса и кожи, отрывается от шеи окончательно, с хлюпающим звуком открывая очередной тошнотворный фонтан крови, и устремляется в полет по двору базы.
Тело парня падает в лужу на земле одновременно со мной. Кровь хлещет и из его шеи, и из моего плеча. Голову мутит, наружу просится ужин. Из последних сил я включаю в ухе коммутатор:
- Это 13-47! – хриплю я, надеясь, что мой искаженный болью голос разберут за грохотом дождевых капель. – Проникновение на базу! Нужна помощь… - и я теряю сознание от потери крови.