Обычаи войны XVI в.
С конца XV в. в Западной Европе начинают набирать силу кардинальные и комплексные изменения в системе военной, организации, результатом которых стало превращение армии в постоянно функционирующий государственный институт. Одним из основных элементов преобразований в военном деле явилось изменение системы комплектования войск; характерной чертой времени становится все более и более массовое применение контингентов наемных солдат, формировавшихся в первую очередь на мононациональной или региональной основе. Некоторые регионы превратились в своего рода поставщиков военных наемников для всех государств Европы. Основными контингентами наемников стало в первую очередь население из горных районов: швейцарцы, австрийцы, кастильцы, шотландцы и т.д. Для этих наемников характерным было особое отношение к войне как к тяжелому и опасному для жизни ремеслу, способу заработать себе на жизнь, что диктовало отличные от игровых, «куртуазных», рыцарских манеру ведения войны, психологию и поведенческий комплекс как в отношении своего противника, так и в отношении мирного населения.
Пионером в установлении новых правил войны стала появившаяся во время Бургундских войн швейцарская пехота, которая дала мощный импульс, под воздействием которого начала развиваться вся наемная пехота Западной Европы. При этом боевые качества отдельных бойцов могли быть минимальны: от них требовались не столько искусство владения оружием и храбрость сколько хладнокровие, дисциплинированность и согласованность действий. Обменявшись парой ударов с одним противником, ты через минуту оказываешься разделенным с ним и вступаешь в бой со следующим. Огнестрельное оружие только усилило этот эффект: смерть стала обезличенной и потому, что она приходит от противника, которого ты не видишь в лицо, и от твоих боевых качеств здесь вообще ничего не зависит.
С одной стороны, обезличивание противника приводит к менее агрессивному отношению к нему, поскольку с ним нет личной связи, привносящей ненависть к конкретному врагу, но с другой стороны, коллективная форма сражения рождает и коллективное чувство боевого единства, ответственности за собратьев по оружию. Особенности солдат разных наций очень занимали военных XVI в., учитывающих этот фактор в своего рода инструкциях, которые можно найти, например, в мемуарах и трактатах французских военных авторов той эпохи.
У авторов военных мемуаров XVI в. речь идет исключительно о чертах национального военного характера, проявляющихся на практике. Швейцарцы как солдаты вне конкуренции, их боевые качества никто даже не пытается оспаривать. Маршал Таванн пишет, что итальянские солдаты не бросаются в бой, если заранее знают, что им предстоит слишком опасное дело; французские и испанские солдаты выходят из боя, если он принимает неблагоприятный для них оборот, а швейцарцы настолько тупы, что раньше умрут все до одного, прежде чем поймут грозящую им опасность. Швейцарцев отличает также строгая дисциплина: они не грабят население, оплачивают все, что берут, живут достойной жизнью. Главное качество швейцарцев, которое, как считают наши авторы, серьезно препятствует их применению, это то, что они не терпят и малейшей задержки платы за свои услуги. Самое негативное мнение французы имели о немецких солдатах, прежде всего ландскнехтах. Они и склонны к мятежу, и беспощадны к мирному населению, они и рабы своего пьянства и обжорства.Впрочем, в гурманстве французы ничуть не отстают от немцев. У всех у них, как пишет Таванн, «желудок с молодости увеличен излишествами в еде».
Что касается собственных пороков, то французские военные здесь достаточно самокритичны. Это прежде всего отсутствие терпения, способности предпринимать длительные усилия, безрассудство и непредусмотрительность, а также желание непременно доказать свое превосходство как над противником, так и по отношению друг к другу, откуда склонность французов к внутренним раздорам, дракам и поединкам. Таванн дает вообще весьма интересную географию отдельных регионов разных стран, откуда выходят лучшие солдаты. Лучшими солдатами пехоты он называет кастильцев, миланцев, гасконцев, бургундцев, а также выходцев из Шампани и Лангедока. Худшими — португальцев, романцев, бретонцев, нормандцев и провансальцев. Лучшую кавалерию дают Бургундия, Шампань и Пикардия, лучших рейтар — Померания и Франкония — Таванн сам не знает почему.
Вопрос материального обеспечения, жалования оказывал большое, если не определяющее влияние на стереотип солдатского поведения. Надо учитывать полное отсутствие каких-либо мер социальной защиты по отношению к искалеченным, состарившимся, больным и потерявшим по иной причине свою «трудоспособность». Таких военных часто отказывались принимать из-за их дурной репутации и поведения госпитали и монастыри, со стороны населения отношение к ним было резко негативное. Но даже большинство здоровых и молодых солдат в мирное время с роспуском армии теряло средства к существованию. Отсюда и психология жизни одним днем и мщение заранее за будущие унижения и лишения, тем более что даже в войсках отсутствовало амбулаторное лечение и санитарная служба. Нашим современникам трудно представить, что раненому на поле боя не обеспечивался даже самый элементарный уход и лечение, после сражения обыкновением было добивать как раненых солдат противника, так, порой, и собственных тяжелораненых.
Уничтожение пленных солдат противника, как и сам отказ брать в плен, могли иметь разную мотивацию, но, по мнению самих авторов мемуаров, на первом месте стояла элементарная месть, которая могла сочетаться с материальным интересом и часто распространялась и на мирное население, особенно если речь идет о штурме города или крепости. Иногда командующий или капитан мог оказаться заложником собственных солдат, которые зверели от потери близких друзей в результате оказанного сопротивления. Этот мотив мести за погибших товарищей и месть за упорное сопротивление создавали в условиях войн XVI в. систему террора, в которой существовала собственная логика: между враждующими сторонами сложилась своего рода традиция кровной мести, где в качестве коллективного ответчика выступали, например, выходцы с одной территории или одной национальности, все солдаты, воевавшие под командованием одного капитана и т.д.
Настоящая война на уничтожение шла в Италии между швейцарцами и испанцами. Все началось с того, что маркиз де Гуаст осаждал городок Мондови, гарнизон которого состоял из швейцарцев, небольшого числа французов и итальянцев. Когда в городе кончились припасы, гарнизон капитулировал под честное слово сохранить им жизнь, свободу и оружие. Однако маркиз нарушил свое слово дворянина и приказал перебить гарнизон, в том числе и 1200 швейцарцев. С тех пор швейцарцы никогда и нигде не давали пощады испанским солдатам и дворянам, убивая всех, кто попал им в руки; тем, кто просил пощады, они говорили только одно слово: «Мондови».5 При этом перед убийством они не забывали донага раздеть солдат противника, чтобы затем воспользоваться их одеждой.
Другой стороной войны являются отношения военных и мирного населения. Здесь мы наблюдаем полное расхождение реальной практики и королевских ордонансов о военной дисциплине. Здесь нет ничего удивительного, война всегда воспринималась как средство обогащения за счет военной добычи. Однако в XVI в., с появлением массовых армий, военный грабеж обретает иной масштаб и принимает характер самообеспечения войск в условиях нехватки материальных ресурсов для ведения войны, своего рода «реквизицией». Для командиров, в том числе и дворян, дать солдатам право на захват имуществ мирного населения, было своего рода формой поощрения и стимулирования их храбрости в бою. Такой грабеж был узаконен военной традицией, существовало неписаное правило: если город не капитулировал, а брался штурмом, захватывался ночью или при помощи военной хитрости, то все жители и их имущество принадлежали победителям.
В условиях войн XVI в. ощущалась постоянная нехватка денежных средств у воюющих сторон. Особенно опасны были задержки в выплате жалования войскам, которые могли, взбунтовавшись, совершить все что угодно, от простого бунта, заканчивавшегося, как правило, убийством командиров и всеобщим грабежом, до отказа идти в бой, в результате чего срывались планы военных кампаний и сражений. Впрочем, могла наблюдаться и обратная картина: поскольку за сражение или штурм полагалась либо двойная плата, либо с этого момента начинался отсчет нового месяца, то солдаты могли, наоборот, заставлять своих командиров принять сражение.
Коренное отличие войн XVI в. от войн предыдущей эпохи состоит в том, что армия XVI в. — это массовая наемная армия, поэтому узаконенный военный грабеж приобретает характер формы снабжения армии и ее самофинансирования, не говоря уже об увеличении масштабов опустошения и уничтожения по сравнению с предыдущей эпохой. Эта модель рождена условиями, когда реальное финансирование войны заметно отстает от потребностей, и властям, которые не в силах заставить собственных солдат подчиняться ордонансам о военной дисциплине, не остается ничего другого, как признать де факто сложившиеся у военных представления о праве войны.
Полная версия статьи здесь http://annales.info/evrope/small/novoselov.htm