«Никогда! Никогда!»
Тяжелый засов, мягкие ватные стены, режущий свет. Спеленутое смирительной рубашкой тело. Каштановые волосы тяжелыми прядями падают на глаза. Сидящая девушка мерно бьется головой о стену: «Никогда! Никогда!».
Лязг замка, в палату заходят санитары. Пациентка, скуля, забивается в угол.
Операционная, стол. Девушка бьется в руках медбратьев. Фиксируют руки, ноги, голову.
– Хвааатит!!! – бешено вращаются глаза. Подходит врач, в руках – плеер Sony с наушниками.
– Не нааадо!!!
– Надо, голубушка, надо… Мы с Вами прошли 73 процедуры, осталось… Секундочку, (смотрит в смартфон) 1 миллион, 789 тысяч 116 процедур! А нет, уже 1 789 117…
На пациентку надевают наушники, звучит лиричная мелодия и звучный баритон с литовским акцентом поет: «Никогда мы не будем братьями / Ни по Родине, ни по матери». Худенькое тельце сотрясают судороги отвращения.
– Проклятые москали, – устало цедит сквозь прокушенную губу цедит поэтесса.
Лязг замка, в палату заходят санитары. Пациентка, скуля, забивается в угол.
Операционная, стол. Девушка бьется в руках медбратьев. Фиксируют руки, ноги, голову.
– Хвааатит!!! – бешено вращаются глаза. Подходит врач, в руках – плеер Sony с наушниками.
– Не нааадо!!!
– Надо, голубушка, надо… Мы с Вами прошли 73 процедуры, осталось… Секундочку, (смотрит в смартфон) 1 миллион, 789 тысяч 116 процедур! А нет, уже 1 789 117…
На пациентку надевают наушники, звучит лиричная мелодия и звучный баритон с литовским акцентом поет: «Никогда мы не будем братьями / Ни по Родине, ни по матери». Худенькое тельце сотрясают судороги отвращения.
– Проклятые москали, – устало цедит сквозь прокушенную губу цедит поэтесса.