Наши маяки⁠⁠

Конец 60-х и начало 70-х годов прошлого века у тех, кто учился в институтах-университетах, ездил на картошку, в стройотряды или экспедиции, путешествовал по стране с компанией и палатками, прочно ассоциируется с гитарой.

І.

В те годы произошло возрождение гитары - этого ещё совсем недавно атрибута пошлости и цыганщины, символа малин и декаденствующих барышень. Произошла перезагрузка, как теперь бы сказали, поменялись аудитория и репертуар. Теперь этот довольно хрупкий инструмент вновь стал обладать в умелых руках удивительной магией притяжения внимания к звонким струнам, демократический звук которых везде – в комнате общежития, в вагоне, на берегу озера или в горах, всегда «осколком эха пронзит тугую высь», обяжет улыбнуться, помечтать, теснее прижаться к подруге.

"Перевесь подальше ключи,

Адрес поменяй, поменяй,

А теперь подольше молчи,

Это для меня".

Это она, гитара, заставит тряхнуть хмельной головой, вспомнить былое, прошлую жизнь, поле-ветер-огоньки; сдвинет брови подпевающих, когда речь о недавней войне и настоящих героях. Или утешала:

"Придут другие времена, мой друг –

Ты верь в дорогу!"

ІІ.

Когда я научился брать квадрат на семиструнке, потом освоил бой восьмёркой и стал осуществлять более-менее плавные переходы, я вырос в глазах своего факультета; теперь вход для меня в любую комнату университетской общаги стал открыт чуть ли не круглосуточно. Дни рождений сменяли государственные праздники, но даже в несытые те времена общая сковорода с жареной картошкой стояла на втором месте – после меня и моей гитары. Подсказывают, что популярность бардовской песни – так назвали жанр, росла ещё за счёт абсолютной простоты текстов, мастерства аккомпаниатора и голосов исполнителей.

Ещё за счёт некоторой неожиданной свободы - до сих пор помню тексты "Пилигримов" полузапрещённого И. Бродского и вот А.Галича:

""Покупал столичную лично я,

Чтоб совсем с ума не двинуться.

Истопник сказал, мол, столичная

Очень хороша от вируса!"

ІІІ.

Рядом с бардовской песней существовали Кристалинская и Лев Барашков, Мондрус и Магомаев со своим замечательным лирическим репертуаром. Однако гитара и живой звук были вне конкуренции. Я объясняю свою, например, востребованность, только отсутствием у моих ровесников аудионосителей, и, хотя и растущей популярности самодеятельных отечественных исполнителей, но всё же оставленных партией и правительством в тени. Пение авторских песен не запрещали. Но и не приветствовали, и, естественно, не тиражировали. Это я вспоминаю концерты кумиров тех лет, например, в университетском клубе на 500 мест, в котором стояли расплющенными 1500.

Ну, а чему может научить советскую молодёжь, скажем, такое:

"Опустите, пожалуйста, синие шторы.

Медсестра, всяких снадобий мне не готовь.

Вот стоят у постели моей кредиторы

Молчаливые: Вера, Надежда, Любовь".

Вот где здесь призыв ударно трудиться и настойчиво овладевать, где?

IV.

Только теперь я понимаю, что на меня и таких как я была возложена часть важной народно-хозяйственной и партийно-правительственной задачи – бескорыстно и безвозмездно донести до моих ровесников весь фантастический по размерам, романтический и яркий по содержанию, милый по смыслу, востребованный миллионами, но чуть не исчезнувший по дороге к коммунизму океан песен, написанных блестящими поэтами и выдающимися композиторами.

К чему это я?
Галичу - День рождения.