Маленький стальной шарик диаметром 4,5 мм
Река разлилась. Причем не просто разлилась, а продолжала прибывать, дико бурля и пытаясь зацепить людей, что обосновались на крышах гаражей и имели неосторожность подойти к краю. Коричневая жижа разделяла, ставшие теперь уже далекими, берега небольшой городской речушки. По одной ее стороне был кооператив, по другой пустырь и высотки. Гаражи были построены каскадом из-за особенностей ландшафта – второй ряд выходил на крыши первого. Две металлические створки нашего убежища были распахнуты, я не могу объяснить почему, ведь уже в этот момент все понимали, что война – вот она. Угроза висела в воздухе, затрудняя дыхание, а отсутствие информации тисками сжимало головы людей, которые все еще надеялись. Но ручеек, в считанные часы превратившийся в неуправляемую водяную массу, и был тем индикатором, той лакмусовой бумажкой, глядя на которую каждый из нас осознавал необратимость ситуации. Плотина взорвана, а значит скоро придут за теми, кого не смыло. Где-то заплакала девушка и ее принялись успокаивать, я заставил жену лечь на землю, на плед, и проинструктировал перебираться внутрь гаража и закрыть ворота, в случае, если… Если что-то начнется. Сам я проверил пневматический пистолет, обойму, баллоны, потуже затянул все ремни на камуфляже и отправился осматривать крыши, чтобы хоть на мгновение отключиться от постоянной визуализации взрывов, смертей и рикошетов. У нас не было информации, не было оружия. Ничего. Только одетые в тряпки люди, которые просто хотели бы вернуть обратно свои жизни: детский сад, велосипед и шашлыки на даче после, пусть и не очень любимой, работы. Словно зомби я побродил среди подобных же и вернулся к нашему гаражу. Страха нет, есть какая-то гнетущая, гнусная тяжесть и безысходность. Мы отрезаны от внешнего мира и все что мне осталось защищать – моя дочь, сопящая в одеяле в погребе, жена, что решительно желает находиться рядом и бетонная коробка с железными воротами. Я посмотрел на свой пистолет – реплику знаменитого глок-17, он действительно хорош для пневматики, и абсолютно бесполезен против рядового бойца с автоматом. На горизонте ярко полыхнула вспышка. Все как рассказывали на уроках по ГО и ЧС. Применено ядерное оружие. Далеко. Немедленной угрозы нашим жизням нет, но зато теперь есть информация. Война здесь. Как-то одновременно повскакивали люди, началась суета. Мы с женой затащили весь наш нехитрый скарб и закрыли ворота гаража, сам я залег за приоткрытой калиткой, чтобы наблюдать за противоположным берегом и встретить врага стальной пулькой диаметром четыре с половиной миллиметра. Отовсюду слышался негромкий плач, внутренние струны в людях то и дело рвались от перенапряжения. Свою я попытался ослабить, глотнув из фляжки на груди.
Когда река немного поутихла, а солнце доползло к горизонту, в ворота ударила первая автоматная очередь.
- На пол, на пол и в угол! Ползи в угол! – я пытался перекричать звонкий грохот пуль, закрывая калитку. – Как станет тише – в погреб, они везде и их очень много!
Я подполз и накрыл своим телом трясущуюся жену. Она смотрела в мои пустые глаза холодом, но при этом ее била дрожь, в унисон пулям, что ударяли в створ. Выбрав момент затишья, я помог ей спуститься, а затем спрыгнул сам, прикрыв нас сверху небольшим деревянным лючком обернутым старым ватником.
- Андрей… - я обернулся на зов жены, она показывала на бетон стены, сочащийся водой, и на лужу на полу.
Так вот ты какая. В книгах, играх и кино все было по-другому. Да здравствует искаженное восприятие. Жаль, что гигантские машины пропаганды, способные влиять на огромные массы людей, не доносят до этих же людей, то, что они понимают сейчас в своих маленьких бетонных могилках.
У войны, должно быть есть цвет, но для меня она черно-белая. Она должна пахнуть порохом, но для меня - сыростью. И она холодная, точь в точь, как быстро прибывающая вода. Я достал пневматический глок, поцеловал жену и полез наверх, чтобы дать нам напоследок согреться.
Когда река немного поутихла, а солнце доползло к горизонту, в ворота ударила первая автоматная очередь.
- На пол, на пол и в угол! Ползи в угол! – я пытался перекричать звонкий грохот пуль, закрывая калитку. – Как станет тише – в погреб, они везде и их очень много!
Я подполз и накрыл своим телом трясущуюся жену. Она смотрела в мои пустые глаза холодом, но при этом ее била дрожь, в унисон пулям, что ударяли в створ. Выбрав момент затишья, я помог ей спуститься, а затем спрыгнул сам, прикрыв нас сверху небольшим деревянным лючком обернутым старым ватником.
- Андрей… - я обернулся на зов жены, она показывала на бетон стены, сочащийся водой, и на лужу на полу.
Так вот ты какая. В книгах, играх и кино все было по-другому. Да здравствует искаженное восприятие. Жаль, что гигантские машины пропаганды, способные влиять на огромные массы людей, не доносят до этих же людей, то, что они понимают сейчас в своих маленьких бетонных могилках.
У войны, должно быть есть цвет, но для меня она черно-белая. Она должна пахнуть порохом, но для меня - сыростью. И она холодная, точь в точь, как быстро прибывающая вода. Я достал пневматический глок, поцеловал жену и полез наверх, чтобы дать нам напоследок согреться.