Любовь в Атлантиде
— Какую же из своих прошлых жизней вы бы хотели прожить снова? — совершенно серьезно спросил мужчина, не глядя на меня.
Увешанные японскими гравюрами стены просторной комнаты были обиты серой тканью. Странную атмосферу этого места дополняли курившиеся ароматические палочки. Большую часть комнаты занимали огромные кресла и черный бархатный диван. На полу лежал восточный ковер, расшитый шелком.
— Какую из прошлых жизней? Ту, где мне довелось испытать самую большую любовь, — ответил я. Затем добавил гораздо тише: — Если можно...
Мужчина обернулся. У него было круглое лицо и волосы, собранные в хвост. Судя по всему, Стефан Кавалан некогда имел определенный успех в закрытом для непосвященных мире рок-н-ролла. Теперь он обратился к эзотерике.
— Конечно, можно. Вы в этом сомневаетесь? Тогда зачем же вы сюда пришли?
Я продолжил рассматривать комнату. Резные статуэтки — изображения трех знаменитых обезьянок из китайской легенды. Одна обезьяна закрывает глаза, другая — уши, а третья — рот.
Не видеть. Не слышать. Не говорить.
— Ложитесь на диван, пожалуйста.
Я повиновался.
— Разуйтесь, вытяните ноги, расстегните ремень. Вы принесли кассету, как я просил?
Я отдал ему кассету, снял очки и положил их на край восточного комода. Растянулся на диване.
— Вы готовы к великому путешествию? Быть может, к величайшему из всех, совершенных вами за время вашего существования! Тогда закройте глаза, мы отправляемся.
Я услышал шум включившегося магнитофона. Голос Стефана Кавалана приказал мне дышать сначала все глубже и глубже, а затем — все медленнее и медленнее.
— Теперь вы чувствуете, как ваше тело становится легким, оно встает с дивана, поднимается выше...
Я прошел сквозь потолок и взлетел высоко над землей. Одной лишь силой сознания, представляя себя прозрачной оболочкой, состоящей из воздуха, я проходил сквозь материальные преграды и стремительно мчался сквозь небеса.
Я летел над облаками к ближайшему морскому берегу. На моем мысленном киноэкране тут же возникло изображение отвесных скал, над которыми тянулось хмурое небо, окрашенное в серые, фиолетовые, багровые тона с длинными желтыми полосами солнца. Это зрелище показалось мне удивительным.
Стефан Кавалан попросил в мельчайших подробностях описать место, где я находился, и мои ощущения.
У меня было такое чувство, будто я попал в пространство, заполненное кружащимися вихрями энергии. Я окунулся в резкие запахи йода, морских водорослей и соленой воды. Завывания ветра сменились оглушительным грохотом бури. Взбесившиеся волны вздымались как горные пики нефритового цвета с дымчато-радужными кружевами пены.
Стефан Кавалан находился возле "того меня, который оставался в Париже". Тихо, но настойчиво он попросил меня представить себе длинный мост из лиан, уходивший от крутого берега в сторону океана. Этот мост тут же появился перед моим взором. Противоположный его конец скрывался в густом тумане. Голос Стефана Кавалана предложил мне пойти вперед по этому воображаемому мосту.
И я увидел себя идущим по переплетенным лианам. Я шел до тех пор, пока не погрузился в туман. Голос гипнотизера звучал все тише, но продолжал направлять меня:
— На другом конце этого моста находится мир, в который вы решили вернуться. Вы обнаружите его и расскажете мне обо всем, что увидите там. В этом мире ваша душа познала свою самую большую любовь.
Я шагал по мосткам, чувствуя беспокойство и нетерпение. По мере продвижения вперед я различал слабое свечение вдалеке, за пеленой тумана.
Наконец туман стал рассеиваться, и я увидел море, солнце, а вскоре и берег. Пляж с одинокой фигурой, стоящей в воде.
— Что вы видите?
— Человека.
Стефан Кавалан попросил описать его.
— Он загорелый, почти совершенно лысый, с редкими седыми волосами на висках. На нем бежевая юбка с синим орнаментом и узорами из пришитых к ткани кусочков бирюзы.
— Кто этот человек?
— Э-э-э... Это я, — ответил я.
Я видел этого человека со стороны, но точно знал: видневшаяся вдалеке фигура — это я.
Теперь одновременно существовали три "я". Один находился в Париже и говорил, неподвижно лежа с закрытыми глазами. Другой прошел по мосту из лиан и, оставаясь невидимым, мог наблюдать за новым миром. А третий жил на острове и не догадывался о существовании своих двойников.
— Расскажите, что вас окружает.
— Пальмы, растительность, характерная для джунглей. Вдали виднеется очень высокая гора, она где-то очень далеко. Жарко. Вокруг парят чайки.
— Что делает человек на пляже?
— Бросает гальку так, чтобы камни отскакивали от поверхности воды.
Какое у него настроение?
Ответ на каждый новый вопрос возникал мгновенно.
— Он совершенно спокоен. Расслаблен. Беззаботен до такой степени, что... кружится голова.
— То есть?
— Психические травмы ему неведомы. Он никогда не сталкивался с неприятностями. Его ничто не раздражает. Его ничто не раздражало. Он не испытывает ни страха, ни страстей, ни сожалений, ни надежд. Он прекрасно чувствует себя здесь и сейчас. Он свободен от неврозов. Это поистине здоровый дух в здоровом теле.
— Вы можете выражаться точнее? Что вы о нем знаете?
— Его жизнь текла спокойно. Родители любили его. Его воспитали люди, которые делали все для то го, чтобы он мог лучше познать мир и получить новые знания. Этого человека всегда окружали доброжелательные, положительные личности, которые ценили его. Ему неведомы злость, разочарование жажда мести. Он полностью расслаблен. Даже крайняя степень этого термина не передает в полной мере его состояние.
— Как его зовут?
Я попытался найти ответ:
— Не знаю. Когда этот человек думает о себе, он не называет имени. Вот почему я не могу ответить. Зато мне удалось получить другие сведения о нем. Ему очень много лет. Гораздо больше, чем можно было бы дать на вид. На первый взгляд он выглядит самое большее на шестьдесят, но на самом деле ему далеко за сто лет, ему что-то около... — Я остановился, пораженный новым открытием, а затем сказал, сам удивляясь собственным словам: — Ему больше двухсот лет...
Стефан Кавалан, по-прежнему бесстрастный, попросил меня продолжать.
— Он в полном рассвете сил. Крепок, строен, гибок, ловок. Никакого жира. В его теле нет ни одного изъяна.
В то же самое время я осознавал контраст с жизнью в двадцать первом веке, когда в моем организме постоянно обнаруживаются какие-то неполадки: ревматизм, испорченный кариесом зуб, начинающийся насморк, аллергия, язвочка во рту, резь в желудке, конъюнктивит или боли в области барабанных перепонок.
Меня поразило полное отсутствие у него стрессов. Я даже не представлял, что можно быть настолько спокойным. Я не мог вообразить, что некогда существовал человек, который чувствовал себя до такой степени хорошо. Это было совершенно невероятное ощущение.
— Он прекратил бросать гальку, полюбовался на солнце, заходящее за горизонт, и двинулся по направлению к тому, что мне кажется городом. Его походка тоже поразила меня.
— А что такого с его походкой?
Она величественна. Этот человек держится исключительно прямо, от его осанки веет силой и уверенностью, как будто он ничего не боится. Не знаю, какому человеку доступно подобное состояние души. Это поразительно.
Стефан Кавалан дал мне насладиться зрелищем и спросил:
— Имени по-прежнему нет?
— Нет.
— Попытайтесь узнать больше об этом месте и времени.
— Я понимаю, вернее, чувствую: когда человек стоял на пляже и смотрел на море, он знал, что по ту сторону океана находится континент, на котором сейчас... Мексика.
— Это происходит в Мексике?
— Нет, мы напротив Мексики. Я думаю, что это какой-то остров, которого больше не существует. Большой остров напротив Мексики, между Мексикой и Африкой.
— Как он называется?
Это как с моим именем: мне же не приходит в голову произносить название страны, где я живу, или разглядывать географическую карту, на которой было бы написано "вы находитесь здесь", или брать календарь, где написана дата. Только фильмы и романы начинаются с указания места и времени действия, чтобы поместить рассказанную историю в соответствующий контекст. В той реальности, на которую смотрел мой персонаж, не было плаката "вас зовут X или Y". И глядя по утрам в зеркало, он не говорил себе "Привет", называя себя по имени и фамилии. Когда он думал о себе, то обходился простым "я".
— Не знаю. Я не знаю, что это за место. И не знаю, в каком времени нахожусь.
— Постарайтесь выяснить. Там должны быть какие-нибудь признаки.
Я сосредоточился и в конце концов произнес:
— Полагаю, эта земля и остров гораздо позже получат название Атлантида. Когда он думает о своем острове, то называет его Галь. Нет-нет, остров называется Ха-Мем-Пта, Галь — это город, в котором он живет.
Я радовался, что узнал сразу два названия.
— Что это за время? Вы можете понять, в какую эпоху это происходит?
Я снова начал искать и сказал:
— Двенадцать тысяч лет до нашей эры. Я чувствую, что нахожусь в Атлантиде за двенадцать тысяч лет до нашей эры, напротив земля, которая позже станет Мексикой. Мне двести восемьдесят восемь лет. И я абсолютно спокоен.
— Вы узнали все это, но по-прежнему не знаете, как вас зовут?
Гипнотизер начал раздражать меня. Мне надоела его настойчивость. Я ждал следующего вопроса.
— Чем занимается ваш атлант? Кто он? Мысленно я проследил за тем, как этот человек
идет к лесу, и почувствовал, что знаю ответ:
— Он врач. Но врач особенный. В то время они были совсем другими. Они не пользовались лекарствами.
Как же тогда он лечит?
— Руками. Диагностирует заболевание, переходя в режим "приема сигнала". А затем лечит в режиме "передачи сигнала".
Когда я произносил эти слова, в мое сознание буквально хлынули "его" воспоминания. Я увидел его глазами человека, распростертого на столе. Он-я водил руками над телом пациента и, закрыв глаза, мысленным взором видел какие-то линии, похожие на белые и красные нити под кожей.
И не только нити. Еще были тоненькие трубочки, по которым циркулировали белые и красн
Увешанные японскими гравюрами стены просторной комнаты были обиты серой тканью. Странную атмосферу этого места дополняли курившиеся ароматические палочки. Большую часть комнаты занимали огромные кресла и черный бархатный диван. На полу лежал восточный ковер, расшитый шелком.
— Какую из прошлых жизней? Ту, где мне довелось испытать самую большую любовь, — ответил я. Затем добавил гораздо тише: — Если можно...
Мужчина обернулся. У него было круглое лицо и волосы, собранные в хвост. Судя по всему, Стефан Кавалан некогда имел определенный успех в закрытом для непосвященных мире рок-н-ролла. Теперь он обратился к эзотерике.
— Конечно, можно. Вы в этом сомневаетесь? Тогда зачем же вы сюда пришли?
Я продолжил рассматривать комнату. Резные статуэтки — изображения трех знаменитых обезьянок из китайской легенды. Одна обезьяна закрывает глаза, другая — уши, а третья — рот.
Не видеть. Не слышать. Не говорить.
— Ложитесь на диван, пожалуйста.
Я повиновался.
— Разуйтесь, вытяните ноги, расстегните ремень. Вы принесли кассету, как я просил?
Я отдал ему кассету, снял очки и положил их на край восточного комода. Растянулся на диване.
— Вы готовы к великому путешествию? Быть может, к величайшему из всех, совершенных вами за время вашего существования! Тогда закройте глаза, мы отправляемся.
Я услышал шум включившегося магнитофона. Голос Стефана Кавалана приказал мне дышать сначала все глубже и глубже, а затем — все медленнее и медленнее.
— Теперь вы чувствуете, как ваше тело становится легким, оно встает с дивана, поднимается выше...
Я прошел сквозь потолок и взлетел высоко над землей. Одной лишь силой сознания, представляя себя прозрачной оболочкой, состоящей из воздуха, я проходил сквозь материальные преграды и стремительно мчался сквозь небеса.
Я летел над облаками к ближайшему морскому берегу. На моем мысленном киноэкране тут же возникло изображение отвесных скал, над которыми тянулось хмурое небо, окрашенное в серые, фиолетовые, багровые тона с длинными желтыми полосами солнца. Это зрелище показалось мне удивительным.
Стефан Кавалан попросил в мельчайших подробностях описать место, где я находился, и мои ощущения.
У меня было такое чувство, будто я попал в пространство, заполненное кружащимися вихрями энергии. Я окунулся в резкие запахи йода, морских водорослей и соленой воды. Завывания ветра сменились оглушительным грохотом бури. Взбесившиеся волны вздымались как горные пики нефритового цвета с дымчато-радужными кружевами пены.
Стефан Кавалан находился возле "того меня, который оставался в Париже". Тихо, но настойчиво он попросил меня представить себе длинный мост из лиан, уходивший от крутого берега в сторону океана. Этот мост тут же появился перед моим взором. Противоположный его конец скрывался в густом тумане. Голос Стефана Кавалана предложил мне пойти вперед по этому воображаемому мосту.
И я увидел себя идущим по переплетенным лианам. Я шел до тех пор, пока не погрузился в туман. Голос гипнотизера звучал все тише, но продолжал направлять меня:
— На другом конце этого моста находится мир, в который вы решили вернуться. Вы обнаружите его и расскажете мне обо всем, что увидите там. В этом мире ваша душа познала свою самую большую любовь.
Я шагал по мосткам, чувствуя беспокойство и нетерпение. По мере продвижения вперед я различал слабое свечение вдалеке, за пеленой тумана.
Наконец туман стал рассеиваться, и я увидел море, солнце, а вскоре и берег. Пляж с одинокой фигурой, стоящей в воде.
— Что вы видите?
— Человека.
Стефан Кавалан попросил описать его.
— Он загорелый, почти совершенно лысый, с редкими седыми волосами на висках. На нем бежевая юбка с синим орнаментом и узорами из пришитых к ткани кусочков бирюзы.
— Кто этот человек?
— Э-э-э... Это я, — ответил я.
Я видел этого человека со стороны, но точно знал: видневшаяся вдалеке фигура — это я.
Теперь одновременно существовали три "я". Один находился в Париже и говорил, неподвижно лежа с закрытыми глазами. Другой прошел по мосту из лиан и, оставаясь невидимым, мог наблюдать за новым миром. А третий жил на острове и не догадывался о существовании своих двойников.
— Расскажите, что вас окружает.
— Пальмы, растительность, характерная для джунглей. Вдали виднеется очень высокая гора, она где-то очень далеко. Жарко. Вокруг парят чайки.
— Что делает человек на пляже?
— Бросает гальку так, чтобы камни отскакивали от поверхности воды.
Какое у него настроение?
Ответ на каждый новый вопрос возникал мгновенно.
— Он совершенно спокоен. Расслаблен. Беззаботен до такой степени, что... кружится голова.
— То есть?
— Психические травмы ему неведомы. Он никогда не сталкивался с неприятностями. Его ничто не раздражает. Его ничто не раздражало. Он не испытывает ни страха, ни страстей, ни сожалений, ни надежд. Он прекрасно чувствует себя здесь и сейчас. Он свободен от неврозов. Это поистине здоровый дух в здоровом теле.
— Вы можете выражаться точнее? Что вы о нем знаете?
— Его жизнь текла спокойно. Родители любили его. Его воспитали люди, которые делали все для то го, чтобы он мог лучше познать мир и получить новые знания. Этого человека всегда окружали доброжелательные, положительные личности, которые ценили его. Ему неведомы злость, разочарование жажда мести. Он полностью расслаблен. Даже крайняя степень этого термина не передает в полной мере его состояние.
— Как его зовут?
Я попытался найти ответ:
— Не знаю. Когда этот человек думает о себе, он не называет имени. Вот почему я не могу ответить. Зато мне удалось получить другие сведения о нем. Ему очень много лет. Гораздо больше, чем можно было бы дать на вид. На первый взгляд он выглядит самое большее на шестьдесят, но на самом деле ему далеко за сто лет, ему что-то около... — Я остановился, пораженный новым открытием, а затем сказал, сам удивляясь собственным словам: — Ему больше двухсот лет...
Стефан Кавалан, по-прежнему бесстрастный, попросил меня продолжать.
— Он в полном рассвете сил. Крепок, строен, гибок, ловок. Никакого жира. В его теле нет ни одного изъяна.
В то же самое время я осознавал контраст с жизнью в двадцать первом веке, когда в моем организме постоянно обнаруживаются какие-то неполадки: ревматизм, испорченный кариесом зуб, начинающийся насморк, аллергия, язвочка во рту, резь в желудке, конъюнктивит или боли в области барабанных перепонок.
Меня поразило полное отсутствие у него стрессов. Я даже не представлял, что можно быть настолько спокойным. Я не мог вообразить, что некогда существовал человек, который чувствовал себя до такой степени хорошо. Это было совершенно невероятное ощущение.
— Он прекратил бросать гальку, полюбовался на солнце, заходящее за горизонт, и двинулся по направлению к тому, что мне кажется городом. Его походка тоже поразила меня.
— А что такого с его походкой?
Она величественна. Этот человек держится исключительно прямо, от его осанки веет силой и уверенностью, как будто он ничего не боится. Не знаю, какому человеку доступно подобное состояние души. Это поразительно.
Стефан Кавалан дал мне насладиться зрелищем и спросил:
— Имени по-прежнему нет?
— Нет.
— Попытайтесь узнать больше об этом месте и времени.
— Я понимаю, вернее, чувствую: когда человек стоял на пляже и смотрел на море, он знал, что по ту сторону океана находится континент, на котором сейчас... Мексика.
— Это происходит в Мексике?
— Нет, мы напротив Мексики. Я думаю, что это какой-то остров, которого больше не существует. Большой остров напротив Мексики, между Мексикой и Африкой.
— Как он называется?
Это как с моим именем: мне же не приходит в голову произносить название страны, где я живу, или разглядывать географическую карту, на которой было бы написано "вы находитесь здесь", или брать календарь, где написана дата. Только фильмы и романы начинаются с указания места и времени действия, чтобы поместить рассказанную историю в соответствующий контекст. В той реальности, на которую смотрел мой персонаж, не было плаката "вас зовут X или Y". И глядя по утрам в зеркало, он не говорил себе "Привет", называя себя по имени и фамилии. Когда он думал о себе, то обходился простым "я".
— Не знаю. Я не знаю, что это за место. И не знаю, в каком времени нахожусь.
— Постарайтесь выяснить. Там должны быть какие-нибудь признаки.
Я сосредоточился и в конце концов произнес:
— Полагаю, эта земля и остров гораздо позже получат название Атлантида. Когда он думает о своем острове, то называет его Галь. Нет-нет, остров называется Ха-Мем-Пта, Галь — это город, в котором он живет.
Я радовался, что узнал сразу два названия.
— Что это за время? Вы можете понять, в какую эпоху это происходит?
Я снова начал искать и сказал:
— Двенадцать тысяч лет до нашей эры. Я чувствую, что нахожусь в Атлантиде за двенадцать тысяч лет до нашей эры, напротив земля, которая позже станет Мексикой. Мне двести восемьдесят восемь лет. И я абсолютно спокоен.
— Вы узнали все это, но по-прежнему не знаете, как вас зовут?
Гипнотизер начал раздражать меня. Мне надоела его настойчивость. Я ждал следующего вопроса.
— Чем занимается ваш атлант? Кто он? Мысленно я проследил за тем, как этот человек
идет к лесу, и почувствовал, что знаю ответ:
— Он врач. Но врач особенный. В то время они были совсем другими. Они не пользовались лекарствами.
Как же тогда он лечит?
— Руками. Диагностирует заболевание, переходя в режим "приема сигнала". А затем лечит в режиме "передачи сигнала".
Когда я произносил эти слова, в мое сознание буквально хлынули "его" воспоминания. Я увидел его глазами человека, распростертого на столе. Он-я водил руками над телом пациента и, закрыв глаза, мысленным взором видел какие-то линии, похожие на белые и красные нити под кожей.
И не только нити. Еще были тоненькие трубочки, по которым циркулировали белые и красн